вздохнула. - Одно - чувствую это! - я должна сделать: посвятить тебя,
Энкиду, Гильгамешу.
посвящены друг другу - кто этого не знает?
Энкиду. - Могучий, не мною рожденный, подойди сюда. Не бойся, разве так
страшна названная матушка?
решимости зажегся в глазах жрицы.
дворе. Прислушайся, они славят тебя, посвященный Гильгамешу!
Гильгамешем, отводи от него грозу - тогда мое благословение пребудет с
тобою. А еще носи талисман, пусть он бережет твою грудь.
через шею Энкиду.
талисман. Пронизанные серебристой нитью, переменною чередою шли кусочки
горного хрусталя и яхонты. Тяжелое, оно сверкало на солнце так, что Энкиду
был виден издалека. По этой причине он ни разу не участвовал в охоте. На
предложения Гильгамеша снять ожерелье и спрятать в походном мешке, степной
человек отвечал неизменным отказом:
смысл, нельзя забывать об этом.
подобрал одинаковые по размеру камни и расположил их в бесконечный
хоровод.
говорил Большой. - Даже бормоталы в обмен на такое сокровище дадут тебе
еды на множество дней.
многое значит поворот. - Он так и сяк вертел ожерелье вокруг шеи. - Жалко,
что я не догадался оставить его в том же положении, как дала мне его
Нинсун.
каждое утро он задавал направление, а в полдень сверялся по солнцу и
уверенно говорил, сколько им еще идти. Урукцы же только тем и занимались,
что глазели по сторонам. Их интересовало все: от буйных трав,
захлестывавших местами прибитые сухими ветрами к земле деревья, до
неожиданных выпуклостей холмов и ржаво-песочных боков степных пантер,
которые, протяжно мяукая, подолгу сопровождали людей.
свои боевые барабаны Энлиль, слепящие огненные стрелы вонзались в землю
вокруг людей. Одна молния ударила так близко, что урукцам показалось,
будто они увидели гигантское блистающее дерево, раздвинувшее небо и землю.
Тонкие, словно паутина, ветви расходились во все стороны от ствола;
пересекаясь, они расцвечивались странными огненными цветами. Огненные
птицы словно мячики скакали между ветвей. Пылающий змей струился вверх по
стволу. Миг - и все исчезло. Оглушенные молотом Энлиля, урукцы долго терли
глаза, прогоняя из них черноту, принесенную блистающим древом.
носы да глаза торчали над травой, - и огненные стрелы стали обходить
людей. Урукцы сидели так до тех пор, пока первые полновесные капли не
ударили о почву. Тогда Энкиду поднял путешественников и заставил идти
вперед. По привычке горожан Гильгамеш и служители Кулаба оглядывались по
сторонам в поисках укрытия.
что на ходу - вымокнем мы одинаково.
идут, а проламываются сквозь сотканную из плотных шнуров завесу небесной
влаги. Где-то сзади громыхал стремительно удаляющийся Энлиль, а вокруг
начинали шуметь все более крупные потоки. Когда дождь стал тише, они
взобрались на один из холмов и наблюдали, как несутся по степи из ниоткуда
взявшиеся реки. Вода влекла за собой пучки травы, вырывала из земли
уродливые, клешнеобразные корни деревьев, ломала кустарник. Кое-где под
очищенной влагой почвой были видны россыпи камней, напоминавшие о
недолговечности степного цветения.
пожухла, потускнела. С каждым днем воздух становился все суше, пыльнее.
Урукцы достали тонкие полотна, прихваченные из города, и обматывали ими
головы, изобразив нечто вроде прикрывающих нижнюю часть лица бурнусов. От
Евфрата знакомо пахнуло речной, илистой влагой. Однако урукцы не узнали
своей реки. Евфрат здесь казался полноводнее, течение его было
стремительным, а берега крутыми, мощными. Особенно высоко поднялся
западный берег, с которого они смотрели на любимое детище Энки.
Евфрата, где река оказывается ближе всего от Хуррумских гор.
просыпаясь от дремы, навеянной ожерельем. Его лицо приняло озабоченное
выражение. - Скоро увидим верхушки кедров. Нужно бы помолиться богам.
омыл лицо, перепоясался белоснежным поясом и стал совершать перед солнцем
священный обряд. Он, широко и твердо ставя ноги, обходил вокруг палатки,
двенадцать раз останавливаясь во время каждого круга и отбивая поклоны на
все стороны света. Затем он встал так, чтобы лучи солнца падали прямо ему
на грудь. Из плоской глиняной чаши Большой кропил сладкую воду на землю
перед своими ногами, совершал жертвоприношения мукой и медовыми лепешками,
сопровождая все это бормотанием молитв. Когда обряд завершился, Гильгамеш
забрался в узкий шалаш, повертелся, устраиваясь там удобнее, но смог
забыться дремой лишь сидя, склонив голову на колено.
разбрелись по окрестностям. Некоторые спустились к Евфрату и плескались в
нем, другие, выбрав тенистые места, последовали примеру своего вождя.
Жаркий неторопливый день незаметно пришел к концу. Высоко воздев главу,
Уту завершил свой путь по небесам, плавно опустившись в бездны, укрытые
западным горизонтом. Когда на небе начали появляться первые звезды и
потянуло ночным холодком, урукцы собрались перед Энкиду.
и хорошо, что он спит!
людей, и их, доселе не боявшихся ни львов, ни туров, ни пантер, охватила
паника. Как овцы они сбились около спящего пастуха-Гильгамеша. Энкиду
какое-то время пребывал в нерешительности, однако общее чувство неуюта,
беззащитности в конце концов охватило и его.
ночь, мы ждем тебя. Вот так.
Энкиду повернулся к урукцам.
проснется. Может, принести холодной воды?..
веточки, он упал к ногам служителей Кулаба. Огромный, темный в сгущающихся
сумерках, из остатков шалаша поднялся Гильгамеш.
бодр.
Посмотри-ка, сколько ты спишь. Люди беспокоятся, да и я начал
волноваться... Ну, что тебе поведал Уту?
мне приснился сон. Странно, я чувствую себя отдохнувшим, выспавшимся, хотя
сон был из таких, что вызывают желание весь день маяться в постели.
его никто не подслушает, Гильгамеш положил руку на плечо Энкиду и,
склонившись к мохнатому, заговорил - торопливо, теряясь иногда в поисках
нужного слова.
матушки: она знала, как обходиться со снами. Но, быть может, ты подскажешь
что-нибудь: больше ни с кем здесь я поделиться не смогу. Услышав мой сон,
они перепугаются и побегут домой...
никогда настоящих снов не снится, все больше какие-то краски, запахи,
бегущие газели. Зато в настоящих человеческих снах разбираться интересно.
Когда Шамхат рассказывала мне, я видел все словно вживе.
цветущая. Мы стояли посередине ее, тебя я не видел, зато чувствовал рукой
руку, плечом плечо. Мы ждали кого-то, но в какую сторону ни оборачивались,
видели только пустую цветущую степь. А потом небеса возопили, словно
мириады рожающих женщин. Мне показалось, будто кто-то вонзил в мои уши
кривые серпы и поворачивал их, размалывая все внутри черепа. Вторя
Лукьяненко Сергей
Громыко Ольга
Мороз Александра
Соломатина Татьяна
Роллинс Джеймс
Афанасьев Роман