за мной не было. Это Зумхарар захотел сделать меня человеком, чей удел -
грех и смерть. Пусть его ловушки останутся пустыми, Уту! Пусть он
отправится в степь вместо меня. Я хочу, чтобы он скитался там как призрак;
без пристанища, без друга, гонимый зверьми, языка которых он не разумеет.
а тогда смеялась, проклятая! Я умираю, блудница, но чем больше моей крови
утекает в Кур, тем страшнее сила моих слов. Вспомни, как ты приманила меня
и легла там, у границы степей. Я был глупый, чистый, не знал, что каждый
твой поцелуй подобен ядовитому укусу! Пока я не ведал женщину, Намтар не
был властен надо мной. А ты раскинула ноги лишь для того, чтобы потом
пожрать! Смотри, веселись, я умираю! Инанна, которая поедает своих мужей -
вот кто ты! Да не будет покоя блуднице, Уту! - Энкиду закатил глаза, лицо
его стало страшно. - Я вижу, как блудницу гонят отовсюду. Никто не даст ей
денег, пусть отсохнут руки того, кто в холод накинет ей на плечи плащ! Да
надругается над блудницей каждый встречный! Нет у нее своего дома и не
будет никогда; жить станет она на перекрестках, там, где устраивают свои
гульбища ночные демоны. Отныне ты забудешь, что такое - наслаждение.
Страх, тоска, все проклятья, что рвут сейчас мое сердце, прогонят тебя из
города на верную смерть. Тебя растерзает волк, задерет медведь, разорвет
лев!.. - рот Энкиду свело судорогой.
брата, стал хлопать его по щекам. Жизнь вернулась к Энкиду, но голос его
стал совсем слабым.
блудница лежала на руках у лекарей. - Она не слышит меня, - дрожащим
голосом сказал мохнатый Гильгамешу.
не Инанна, это Шамхат, твоя жена. Опомнись, брат, оставшись в степях, ты
так и склонялся бы с неразумной тварью, страдая от сухости и голода,
вымокая под дождями, празднуя собачьи свадьбы вместе с дикими ослами.
Подумай, за что ты ее проклинаешь, за ласку? За человеческую пищу? За
славу, которую мы с тобой приобрели? Она научила тебя всему лучшему, что
есть у черноголовых. Вспомни, она носит твоего ребенка.
она простила меня. Намтар владел мной. Намтар и умершие сердца.
Присыпанные пеплом завидуют всему живому, это они проклинали моими устами.
Намтар вожделеет смерти и плача, но не я! Уту, услышь, я отказываюсь от
проклятий. Пусть она родит мальчика, а Гильгамеш расскажет ему обо мне.
Найди ей другого мужа, братец. Или нет! - Из последних сил Энкиду поднял
руку. - Когда она родит, сам стань ей мужем, только тогда моя тень в доме
праха будет спокойна! Большой, обещаешь ли мне это?
словно крылья бабочки, почти не колыхали воздух. - За ней присмотрит
правитель... Подарит ей золотые серьги, кованые в Сиппаре... Блудница рада
каждому подарку. Нет, Шамхат уже не блудница. Она станет улыбаться тебе -
как улыбалась мне... Ты тоже смертен, Гильгамеш, я буду ждать тебя и
Шамхат. Я первым из крылатых, бесплотных выйду вам навстречу...
видел кого-то.
чтобы она пришла в себя и передайте ей слова Энкиду! Уходите все! Я
встречусь с Ним один!
только сейчас заметил его наступление. Большой ждал Того, Кто Войдет. Едва
слышно дышащий Энкиду не закрывал глаз. Узкие, как иглы, обжигающе черные,
зрачки были направлены в потолок. Гильгамеш знал, что брат видит Намтара,
но мог только гадать, где посол смерти, насколько он приблизился к Кулабу.
слабостью. Несколько раз он обнажал кинжал и прокалывал кожу на ладонях. А
потом высасывал кровь, раздражая зубами ранку и отгоняя сон, младший брат
смерти.
окна. Слишком узкие для человека, демона они задержать не могли. Гильгамеш
представил, как из всех их разом появляется нечто и между лопатками
пробежала дрожь. Прогоняя ее, владыка Урука начал размахивать топором.
Описывающее круги, полукружия, восьмерки лезвие отбрасывало зеленоватые
блики. Разорванный широким острием воздух шипел как пальмовое масло,
пролитое на угли. Язычки пламени в светильниках трепетали, комната
наполнилась сумбурными тенями, и Большой начал сражаться с ними, словно
это были настоящие враги.
удар, поворот, вдох. Тени взмахивали призрачными крыльями, в панике
прятались по углам, но Гильгамеш доставал их и там. "Вж-жик!" - лезвие
топора проскальзывало на расстоянии мизинца от стены, и располосованная
тень растворялась в зеленоватом блеске.
Кровь колотилась в висках, на руках вздулись жилы, а ноги легонько
подрагивали - они сами собой норовили продолжить воинскую пляску.
Очищенные от дремоты глаза видели все ясно и четко. "Вот теперь я готов, -
бодро подумал Гильгамеш. - Теперь тебе не уйти от поединка со мной!" Его
глаза не отрываясь смотрели на тьму за окнами.
находился где-то на уровне макушки Большого. Оттуда струилась прохладная
ночная темнота; даже обильное количество светильников не могло рассеять
тень, скопившуюся у потолка.
движений. - "И попадет прямо на меня!" - Большой поднял топор перед
глазами. Он стоял между окнами и Энкиду, широко расставив ноги. "Ну, давай
же, иди! Или тебя нужно упрашивать, как Хуваву?"
пожирать масло, оно сверкало, как золото на солнце, но не могло развеять
туманный полумрак, поднимающийся от пола. Ногам Гильгамеша стало зябко, он
принялся перебирать ими, перекладывая топор то влево, то вправо.
Хочешь испугать холодом? Ничего не выйдет! Даже горе Хуррум не удалось
это!.. Ну, где твоя преисподняя храбрость? Или там все наоборот? В гонцах
у Кура не самый храбрый, а самый трусливый?
от долгого стояния с задранной головой, а поднимавшийся от пола туман
делал очертания предметов студенисто-неустойчивыми. "Он уже входит! -
тяжелое предчувствие сжало сердце Гильгамеша. - Но почему я не вижу его?..
Намтар крылат, но значит ли это, что ему нужно окно, дабы проникнуть в
комнату?" Опуская топор, владыка Урука обернулся.
сумерками провал, из глубин которого в комнату поднималось существо,
похожее на гигантскую летучую мышь. Порывистые, бесплотные как две
огромные тени, взлетали за спиной крылья, но существо двигалось плавно,
будто не они поднимали его, а сила, источник которой находился в этой
комнате. Оно всплывало, как всплывает на свет Луны утопленник со дна
Евфрата.
Большой обошел ложе, чтобы оказаться между существом и Энкиду. Обошел
вовремя: едва он сделал это, существо ступило через порог.
пришельца напоминали о них. Тело существа покрывали перья, пестрые, как у
степной кукушки. Пальцы на руках отсутствовали, вместо них торчали четыре
кривых когтя. Перья четко обрисовывали линию головы пришельца, но его лицо
было закрыто тенью, из которой торчал клюв, напоминавший старую,
почерневшую от времени мотыгу. Существо слепо вытянуло вперед лапы и,
словно не замечая Гильгамеша, стоявшего на пути с воздетым топором,
сделало несколько шагов к Энкиду.
обрушил на пришельца оружие.
отбросили посланца Кура к дверям. Лезвие не задело существо, но, нисколько
не обескураженный этим, Гильгамеш снова поднял оружие над плечом.
резко, так, что на мгновение Гильгамешу захотелось зажать уши. - Уходи с
дороги!
свое имя!
вижу, ты - Гильгамеш. - Посланник преисподней поднял перед грудью руки, и
все восемь его когтей оказались направлены в сторону владыки Урука. -
Прочь! В сторону, несчастный! Мне ты не повредишь - только себе.
Ну, давай, попробуем, кому из нас станет хуже!
ход, оружие само бросило хозяина на демона. Пронзительно закричав, Намтар
взмыл в воздух. Крылья подкинули его к потолку, и прежде, чем Гильгамеш
успел увернуться, быстрый как мысль демон обрушился на него сверху. Острые
когти вонзились в плечи Владыки Урука, боль была такой резкой, что тот
выронил топор. Перед глазами человека мелькнула мотыга-клюв, пахнуло злом
и затхлостью. Большой закричал. Перехватив покрытые перьями лапы, он
рванулся в сторону. Его плечи свело почти непереносимым спазмом боли, но
он вывернулся, вырвался.