врат кишского храма Энлиля. Ага ходил за славой на север, вдоль непокорных
вод стремительного Тигра, ходил на восход, в горы восточных бормотал, в
страну Аншан. Он привозил в Киш добычу, приводил красивых пленниц,
благословение богов и молву, превозносившую его достоинства. Героев,
составлявших дружину Аги, знали чуть ли не по именам; ни в одном граде
черноголовых не было такого количества искусных бойцов. Ага холил их, ни в
чем не отказывал, воспитывая в сердцах дружинников убеждение, что они люди
высшей крови. Ага прекрасно знал, какова доля заслуг этих безрассудных
людей в его славе. Однако и сам он был великим героем, безрассудным
бойцом, боявшимся только ревнивых шумерских богов.
Урука. Среди правителей веселой юго-западной земли были большие герои -
Энмеркара, Лугальбанда, но теперь там сидел молодой, глупый Гильгамеш,
тискающий в своем храме женщин, и от такого нельзя было ожидать чего-то
серьезного.
встревоженным приближенным Ага. - Юность часто строит грандиозные планы,
вот только ей быстро надоедает напряженно трудиться.
вестники и однажды в господине Киша вспыхнула ревность. Кто он такой, этот
Гильгамеш, чтобы у него хватило силы и характера на подобный труд! Как
смел он довести дело до конца! Как решился заявить своими стенами о том,
что у Аги, чья рука могуча над всем Шумером, есть соперник - сильный,
упорный! Ревность подстегивалась любопытством: Аге, герою по натуре
непоседливому, ужасно хотелось увидеть пресловутые урукские стены, стены,
о которых говорили, что выше и мощнее их нет ни в одной земле
черноголовых. Им владело горделивое желание повстречать все, что есть в
человеческом мире большого, выделяющегося и сравнить себя с ним, измерить
его величие через свое величие.
ему старый советник, служивший еще отцу, Эн-Менбарагеси. - А сейчас
Гильгамеш возомнит о себе невесть что, запрет ворота, укроется в городе -
и как тогда ты сразишься с ним?
хвастливо отвечал ему Ага. - Я одолею и стены, за которыми прячется
урукский щенок. Ха! Да он побежит ко мне из ворот, преклонит колени,
прахом осыплет свою голову. Кто же посмеет сопротивляться моим героям!
том состоянии яростного возбуждения, когда здравые речи не находят пути к
его сердцу. Поход на Урук был решен, вопрос стоял лишь о том, когда он
начнется. Согласно традиции, вначале отправлялись послы, лишь по
возвращении которых герой собирал своих слуг, свою дружину в поход за
славой. Послы были отправлены и на этот раз - Ага наказал, чтобы они
требовали земли, воды, поклона людей Урука перед людьми Киша. Вдобавок ко
всему послы имели задачей говорить о десяти мерах бирюзы, которые Урук,
якобы, должен был еще Эн-Менбарагеси.
уже через несколько дней он приказал собирать своих удальцов-героев.
вернемся обратно! - объяснял он советникам. - Что дожидаться возвращения
послов? Находясь друг от друга за тридевять земель, разговаривать глупо!
подходящее время для похода. Вода начинала прибывать: пришло время, когда
поднимался уровень рек, когда влага переполняла колодцы, и крестьяне
разбирали плотинки, пуская ее на поля. "Бежать" по дорогам будет очень
нелегко, ибо в это время года их пересекает множество потоков, и с каждым
днем количество потоков все больше.
погрузимся в лодки, удары шестов, весеннее течение погонят нас вниз, на
юг. Канал, Евфрат - и мы у цели!
посольства. Он вовремя достроил стены, вовремя справил празднества, на
которых город буквально плескался в морях браги, мяса, женской ласки.
Словно награждая за расторопность, боги пустили северные воды. На время
город опустел - крестьяне регулировали потоки влаги, превращавшие их поля
в заводи, веерообразно рассеченные дамбами. Когда паводок поднялся до
максимального уровня, узкие ворота, через которые поля сообщались с
каналами, забили глиной и теперь не одну седьмицу текучая с полуночных гор
вода будет унавоживать, оплодотворять землю. Удовлетворенные, люди
возвратились в город, предавшись долгожданному безделию. Их разговоры
стали вальяжно-величественны, а лики горды - теперь они имели возможность
осмыслить, увидеть то, ради чего столько дней гнули спины.
любого места города. По вечерам мягкая их тень закрывала западные
кварталы, а потом медленно наползала на весь Урук. Они присутствовали при
любой встрече, любом разговоре, случавшемся на улицах города. Непривычная
ровная линия, опоясавшая Урук, сделала горизонт уже - к этому нужно было
привыкнуть, но даже до появления привычки без удивления наблюдать, ощущать
краем глаза белеющие на солнце зубцы стены, урукцы всем сердцем прониклись
чувством уважения к самим себе и уверенностью в грядущем спокойствии.
пущенный в неподвижное, уснувшее на безветрии озерцо. Город узнал об их
прибытии быстро и вскорости сбежался к храму Э-Аны, месту, где, по
традиции, владыки Урука принимали вестников от соседних владык.
Догадываясь, о чем идет речь, горожане чесали затылки, оглядывались на
стены и недоумевали, отчего так долго разговаривает с посланниками их
Большой.
Старшими города. Главы кварталов, старшие посвященные храмов, собравшиеся,
дабы послушать ишские речи, пришли в смятение от угроз Аги.
народ заставим. Лишь бы ты поклонился. Что бирюза! На будущий год купцы с
востока привезут нам гораздо больше. Не сразим мы оружием Киша, люди Аги
непобедимы, неудержимы. Даже вместе с Энкиду вы не устоите перед ними!..
Энкиду за спиной сидящего на возвышении Гильгамеша. Глаза Большого метали
молнии, он почти охрип, пытаясь перекричать Старших Урука. Потерявшись
после первых возражений, вначале он пытался мягко убедить их, но,
сообразив, что эти люди привыкли слышать от него другое, возвысил голос.
Однако все было напрасно. После смерти Лугальбанды прошло двадцать два
года, и город отвык от соревнования за славу. Взращивая, воспитывая нового
Большого, город с легким сердцем относился к возвышению других земель и не
испытывал никакого унижения от того, что время от времени приходилось
оказывать знаки внимания надменному Кишу. Мысль о том, что спустя короткое
время близ ворот появится могучий Ага, приводила старцев в трепет.
Чего проще! Пусть он сидит в своем Кише и ищет славу на севере!
броситься в самую гущу трусливых старцев. Они мешали, как же они мешали
ему! Закусив зубами суставы больших пальцев, он с мучительным напряжением
сдерживал звериный вой, рвущийся из груди. Как ни страшен был Ага Старшим,
такого Гильгамеша они не видели никогда и то один, то другой,
поперхнувшись, останавливались на полуслове - стоило по их лицам
скользнуть жгучему синему огню его глаз. Однако старцев собралось много,
заткнуть взглядом глотки всем Большой не мог. Он застонал, вцепившись в
свои волосы и чувствуя, что сейчас бросится убивать. Однако на его плечо
легла большая, теплая, волосатая ладонь и негромкий, старательно
выговаривающий слова голос Энкиду произнес: "Выйди к народу!". Гильгамеш
встрепенулся.
направился к выходу из храма. Старшие города нестройной, встревоженной
толпой устремились за ним. В дверях возникла давка и, когда, пыхтя,
пихаясь локтями, последние вышли на площадку, с которой была видна
прилегающая к храму площадь, Гильгамеш уже держал речь перед народом.
колени, стать рабами. Словно мы - бормоталы, живущие в деревнях без оград
и не знающие оружия. Всю жизнь ходя в земли дикого люда, испугав славой
соседей, он думает, что все черноголовые растянутся перед ним ликом ниц.
Он забыл про отца моего Лугальбанду, забыл про деда Энмеркара, раньше всех
ходившего в восточные земли. Он словно бы не слышал про наши стены. Нам ли
бояться его! - Остановившимися, потемневшими от напряжения глазами
Гильгамеш обвел урукцев. Кричал он нараспев, бессознательно и удачно
подражая речитативу, которым в храмах славили богов. - Урук, Кулаб -
божьих рук работа! Храм Э-Ана, с которого я говорю вам, спустился с небес
- оставят ли нас боги? Уту, Инанна, Ану - всем им Урук угоден, к ним
каждый день поднимаются с жертвенников жирные дымы. Наши стены касаются
облаков и туч, Ага с них будет казаться меньше муравья - куда тягаться
Кишу с Уруком! Да и много ли войск у Аги? Его "храбрецы" ни разу не
сражались с настоящими храбрецами, они пьют и едят вволю, леность и
наглость делают их ряды слабыми. Если мы будем согласно дышать ради защиты
города, то сразим Киш оружием. Во имя Ана, Уту, Инанны обагрим наши топоры
кровью, а стены увенчаем славой!
вырвался из уст урукцев, так ладно взметнулись вверх руки со сжатыми
кулаками, что слова застряли в глотках, дыхание перехватило, а уши