множество мелких групп, пешие и конные антигоновцы напали на огромную,
четырехугольную массу слонов, одетых в разноцветные дорожные попоны.
Где-то в середине ее был скрыт обоз индийского сатрапа.
пепельно-серые животные казались несокрушимыми. Однако Калхас видел, как
обманчиво это впечатление. Тучи метательного оружия обрушивались на
погонщиков: многие из них были ранены, некоторые слоны хоботами
поддерживали бездыханные тела своих хозяев. Животные тяжко трубили, и,
чтобы помешать им рассыпаться, преследуя наседающих врагов, оставшимся в
живых индийцам приходилось затрачивать немало сил.
будет конец. Те только и ждали всплеска безудержной звериной ярости.
Калхас заметил среди неприятеля воинов с тяжелыми, широкими
серпами-мечами, похожими на чудовищно разросшиеся ножи, коими скопят
жеребцов. Такими мечами подсекали сухожилия на задних ногах, приводя их в
беспомощное состояние. Были среди антигоновцев и воины, вооруженные
длинными ясеневыми копьями с наконечником тонким, как шило. Эти копья
использовали для нанесения ударов в глаза, хобот и нежные губы животного,
вызывая потоки крови и быструю слабость.
бессильно. Сдерживал стадо вожак - могучий и старый самец по кличке
Гифасис. Его шкуру покрывали шрамы, оставленные и людским оружием, и
бивнями соперников. Краснолицый индиец-погонщик, восседавший на его спине
в льняном доспехе, отражал огромным щитом стрелы антигоновцев и при помощи
коротких восклицаний управлял слоном. В руках индийца не было обычного
шипа на длинном, изогнутом древке. Умное животное слушалось голоса;
отмахиваясь хоботом от уколов многочисленных стрел, оно не позволяло
остальным слонам вырваться из стада и возглавляло короткие резкие атаки,
которые вынуждали солдат Фригийца подаваться назад. Эти атаки постепенно
приближали слонов к лагерю. Но медленно, слишком медленно, без помощи
оттуда они были бы обречены.
выпустили попоны. Всадники прибавили ход, обогнали их, а потом свернули
вправо от дороги. Теперь они охватывали нападавших, в то время как
легковооруженные прорывались к слонам напрямую.
появление нового врага. Зато погонщики сразу поняли, что к чему. Они
принялись размахивать руками, словно призывая: "Быстрее! Быстрее!" Вовсю
трубили слоны - однако теперь уже не тяжко, а яростно-воинственно.
оборачиваться в их сторону, они испустили свой непереносимый воинский
клич. Визг был такого высокого тона, такой выворачивающей душу
интенсивности, что мнилось, будто он не вырывается из человеческих глоток,
а обрушивается с небес. Вслед за этим, не снижая хода, варвары пустили
облако стрел, и, хотя стреляли они не прицельно, многие из них нашли
жертву.
оказались под угрозой оказаться между яростно атакующими варварами и
разгневанными множеством мелких ран животными. Будучи опытными воинами,
они недолго пребывали в растерянности. Часть устремилась еще дальше вправо
- чтобы избежать охвата, пока ловушка не захлопнулась. Другие - те, кто
все равно не успел бы совершить этот маневр - бросились навстречу
сакаскинам, стремясь набрать как можно больший ход перед столкновением.
тарентинцев - всадников на больших италийских конях, с легкими, но
длинными копьями, прямыми как вертел мечами и круглыми щитами. Пастух
успел еще уловить воинственный напев, доносившийся из их уст, прежде чем
тарентинцы врезались в сакаскинов.
Блеск ненависти в безумных глазах, удар - и лошади яростно храпя месили
копытами бездыханные тела своих же хозяев. Выплеснувшаяся в первом
столкновении энергия, убив передних, спасла тех, кто скакал следом.
Обломками копий, мечами тарентинцы принялись прокладывать путь сквозь
сакаскинов. Варвары, привыкшие к стрельбе из лука, к лихости и быстрым
налетам, не могли противостоять им в правильной схватке и уступали.
Неожиданно Калхас обнаружил, что он с Филиппом и несколькими сакаскинами
сам оказался окружен неприятелем. Не успев почувствовать свирепость боя,
пастух уже крутил над головой меч, парируя удары и выжидая случая, чтобы
ударить самому.
норовили сокрушить противника сразу, одним выпадом. Калхас извивался как
змея, опасаясь, что сражавшийся позади него Филипп падет и италийское
железо вонзится ему в спину меж пластин латной куртки. Но Филипп держался,
а тяжелый меч пастуха с легкостью отбрасывал тонкие жала тарентинцев.
до локтя. - На! - он переломил оружие второго и заставил антигоновцев
податься назад. Воинственное безумие наконец охватило его.
онемела. Зато Калхас вонзил меч прямо в подбрюшье ближайшего из
неприятелей. Затем схватил его за шиворот и, чувствуя в себе неописуемую
силу, швырнул на остальных.
нос к носу с тарентинцами.
нырнул влево, почти скрывшись за крупом коня. А едва противники
отклонились назад, устремился за ними - и его меч опять окатила кровь.
священном ужасе перед Аресовым безумием. Но не тарентинцы. Они собрались,
стали хладнокровнее и решительнее.
сакаскинов, ни Филиппа. Только италийцы, чье оружие уже рассекало его
латную куртку.
божества тарентинцы, опустив мечи, стали разворачивать лошадей. Конь
пастуха ни с того, ни с сего встал на дыбы и прыгнул в сторону. Тут же
что-то громадное, как гора и бесформенное, как штормовой вал, пронеслось
мимо него.
под ногами слона людей заставили Калхаса замереть без движения. Он увидел,
как Гифасис обхватил хоботом тарентинца, поднял его к небесам и шмякнул о
землю, словно муху. Погонщик по-царски восседал на его необъятной спине,
восторженно хохотал и махал Калхасу рукой. Мимо аркадянина, осторожно
обходя своих, потекли остальные слоны. Когда их стадо кончилось, пастух
обнаружил, что по пути сюда животные Эвдима растоптали не менее полусотни
антигоновцев.
Филипп. - Как я тебя потерял их виду?!
покрытый обильной, густеющей на глазах кровью.
потрепали нас изрядно... К счастью, здесь был всего один их отряд.
собравшись в лаву, преследует тех, кто сумел уйти из-под удара слонов.
Дотиму! Кажется, он тоже управился.
мелко тряслись, и он не мог понять, от усталости это или от облегчения.
отрядов Филиппа и Дотима прибыли в лагерь. Славословия, которыми встретили
их появление, были таковы, словно между слонами шел закованный в цепи
Фригиец. Не слушая вождей, солдаты сбились гигантской толпой перед
палаткой стратега и долго возглашали ему здравницы, связывая сегодняшний
успех с предусмотрительностью Эвмена. Тому не сразу удалось умерить
восторженный пыл своей армии.
Антигон может попытаться воспользоваться нашей радостью. Сегодня мы удвоим
караулы. А завтра начнем укреплять лагерь рвом и валом!
Действительно, этой ночью никто не пил, а на следующий день тысячи людей,
сменяя каждую стражу друг друга, копали ров. Работали без воодушевления -
но работали-таки! Никогда авторитет стратега еще не стоял так высоко, как
после схватки за слонов.
заботы. Антигоновцы выбили едва ли не половину погонщиков. Эвдим срочно
подбирал им замену среди своих индийцев, но на привыкание слона к
погонщику уходят месяцы, если не годы, а битва могла произойти уже завтра.
Стратег жаловался:
сравнялся с нами. Боюсь, новые погонщики не создадут ничего, кроме
сумятицы.
стратега. Даже Иероним преисполнился воинственным духом:
историк.