Чтение 19–й страницы книги ~Волколав~

Усталость и неизбежную сонливость как рукой сняло. Волкодав подобрался, готовясь к немедленным действиям. Больше всего ему хотелось подхватить кнесинку на руки, закрывая собой. Нет, нельзя...

- ...На шеях его колесничных коней пребывает сила, грохот и страх врагам, - спокойно и складно переводил между тем толмач, и шо-ситайнец поглядывал на него с благодарностью. Волкодав живо представил себе хохот и улюлюканье горожан, возмущение кнесинки, и полную неповинность сегвана, второпях купившего хорошие сапоги и, вот незадача, не успевшего переменить кисточки. Волкодав еще раз обшарил его взглядом, но не приметил никакого оружия.

Почему же в потемках души продолжало звучать тревожное било, ни дать ни взять зовущее на пожар?..

- Позволь же, государыня, из рук в руки передать тебе три сокровища наших благословенных степей, трех белых, как молоко, скакунов, никогда не слышавших ни грубого окрика, ни посвиста плети...

Купец отступил чуть в сторону, обернулся и махнул рукой слугам выводить косящихся, прижимающих уши красавцев, - жеребца и двух кобылиц.

Послышался восхищенный ропот: кони оказались действительно превыше всяких похвал. И, кажется, Волкодав был единственным, кто на них не смотрел. Он смотрел только на толмача. Тот, как и купец, тоже подался в сторону, только в противоположную, чего настоящий толмач не сделал бы никогда. А потом, продолжая улыбаться, вдруг сунул обе руки в рукава, а взгляд стал очень холодным. В эту долю мгновения Волкодав успел понять, что уже видел его раньше, и догадаться, почему убийца вырядился именно сегваном. Ради этих вот широких рукавов, не утесненных завязками...

***

Дальше все происходило одновременно. Кнесинка Елень не успела испугаться. Ее отшвырнуло прочь вместе с креслом - прямо на боярина Лучезара, - а пригнувшийся Волкодав, как спущенная пружина, с места прыгнул на толмача, стоявшего в четырех шагах от него. Уже в полете его догнал крик кнесинки. Ему почудилось прикосновение: что-то прошло по его груди и по левому боку, почти не причинив боли. Значит, он все-таки не ошибся. Как всегда в таких случаях, время замедлило для него свой бег, и он увидел, как досада от испорченного броска сменилась на лице убийцы страхом и осознанием гибели. Потом искаженное лицо и руки со второй парой ножей, уже изготовленных для метания, подплыли вплотную. Ножи так и не ударили. Ударил Волкодав. Кулаком. Под подбородок. И услышал короткий хруст, какой раздается, когда переламывают позвоночник.

Он свалился в пыль рядом с обмякшим телом убийцы, и время снова потекло, как всегда.

Первой его мыслью было: оградить госпожу. Однако дружина обо всем уже позаботилась. Кнесинку подхватили, укрыв за необъятными, надежными спинами. Волкодав слышал ее голос, испуганный, недоумевающий. Поднялся и Лучезар, которого сшибло тяжелое кресло. Вот уж кто был вне себя от ярости. Он указывал пальцем на Волкодава и кричал:

- Вор!..

К счастью для венна, народ посчитал, что боярин указывал на убитого.

Перепуганные кони громко ржали и порывались лягаться. Слуги повисали на уздечках, с трудом удерживая могучих зверей. Шо-ситайнскому купцу уже заломили за спину руки, а над толпой, распространяясь, точно волна от упавшего камня, витал клич: "Бей сегванов!"

- Это не сегван! - тщетно разыскивая взглядом боярина Крута, во всю мочь закричал Волкодав.

Правый не отозвался, и венн понял, что надо что-то предпринимать самому. Однажды, очень далеко отсюда, он видел, как изгоняли из большого города каких-то иноплеменников, иноверцев, на которых свалили пропажу золототканого покрывала из местного храма. Это было страшно. Волкодав мигом представил себе, как добрые галирадцы камнями и палками гонят за ворота Фителу, Авдику, Аптахара, громят и без того бедную мастерскую старого хромого Вароха... Да как сами станут жить после такого?..

Волкодав поднялся, и тут Боги пришли ему на выручку: из людской круговерти вынырнул стражник - тот самый белоголовый крепыш, с которым он когда-то мерился силами за корчемным столом.

Волкодав мертвой хваткой взял его за плечо:

- Это не сегван, парень! Слышишь?.. Скажи Бравлину...

- Он тебя ранил, - присмотрелся стражник. По рубахе венна, по груди и по левому боку, в самом деле расплывались два темных пятна. Волкодав отмахнулся:

- Скажи всем, что этот убийца - никакой не сегван! Понял? Давай!

Белоголовый оказался понятливым. Он кивнул и напролом пошел сквозь толпу, точно вепрь сквозь камыши. Мало-помалу стражников в толчее сделалось больше, и вспыхнувшие кое-где драки прекратились сами собой, а выкрики стали реже и тише.

Зато к Волкодаву подошли сразу четверо витязей во главе с Крутом.

Одним из четверых был Лучезар.

- Вор! - прямо глядя на венна, немедленно обвинил его Левый. Теперь уже не могло быть сомнений, на кого он указывал. Волкодав промолчал.

- Иди, Лучезар, проследи, чтобы купца отвели в кром, но никаких обид не чинили, пока не разберемся, - хмуро проговорил Правый. - И так еще кабы вину заглаживать не пришлось. А ты, парень...

- Сговорился, вор! - повторил Лучезар. - Сам разбойник и разбойника нанял! Отличиться надумал!.. Да и шею дружку сломал, чтобы остаток доплачивать не пришлось...

- Что скажешь, парень? - спросил Крут. Волкодав ответил:

- Госпожу не зашибло?

- Не зашибло, - сказал Крут. - Так ты слыхал, что боярин говорит? Чем докажешь, что чист?

В это время к ним подошел еще один витязь.

- Вот они, ножички, - сказал он, показывая на ладони два широких, как ложки, клинка без рукоятей. - Один в донце кресла застрял, еле вынули, другой... еще чуть - не в пряжку бы ремня, так бы в живот мне и угодил.

Боярин Крут осмотрел сияющее лезвие и опять повернулся к Волкодаву:

- Чем докажешь, что чист?

Тот вдруг ощерился, точно цепной пес, надумавший сбросить ошейник:

- А вот этим мечом!.. У нас за клевету виры не спрашивают!..

Нет, не зря государь Глузд со спокойной душой оставлял дочери город.

Юная кнесинка заставила расступиться дружину и во второй раз за одно утро бесстрашно развела готовых к убийству мужчин.

- Вы!.. - властно прозвучал ее голос. - Лекаря сюда! Где Иллад?

- Вели, госпожа, чтобы не обижали сегванов, - сказал Волкодав. - Это не сегван на тебя покушался.

- А кто же? - спросил Крут.

- Никто, - сказал Волкодав. - Они называют себя "никто". Осмотри тело, и где-нибудь в потаенном месте, я думаю, увидишь помету... Знак Огня, только наизнанку.

- Тьфу, - плюнул Левый. - Нечего было ему шею ломать. Уж мы бы порасспросили... Волкодав не ответил.

- Боярин дело говорит, - сказал Крут.

Волкодав усмехнулся одним углом рта, неприятно и зло:

- Счастлива земля, где не знают этих убийц...

- Сам-то ты откуда знаток выискался?

- Вот именно, сам, - сказал Лучезар. Волкодав пропустил это замечание мимо ушей, а Кругу ответил:

- Ты меня уже тридцать три раза висельником назвал. Кому же, как не мне, с убийцами знаться...

- Хватит! - притопнула вырезным башмачком кнесинка Елень. - Ступай, Лучезар. Купца обиходь, но, смотри, пальцем не трогай... Эй, где Иллад?

А ты, Волкодав, сказывай толком. Какие такие убийцы?

- У них своя вера, госпожа, - сказал венн. - Они поклоняются Моране Смерти и думают, что совершают благодеяние, убивая за деньги. Он ничего не сказал бы на допросе, только славил бы свою Богиню за муки и смерть...

Кнесинка, не дослушав, оглянулась:

- Иллад! Где Иллад?..

Сделалось ясно, что все это время она мало что замечала, кроме пятен на его рубахе.

- Ты ранен!

Волкодав пожал плечами:

- Это не те раны, которые помешали бы мне служить, госпожа.

Из-за меня, было написано у нее на лице. Из-за меня все. В меня летели ножи! А если бы я не белела тебе оставить дома кольчугу...

Как выяснилось, Иллад успел сладко задремать на своем кожаном ящике.

Он благополучно проспал и покушение, и всеобщую суматоху, и переполошенно подхватился только тогда, когда кто-то из воинов взял его за плечи и хорошенько встряхнул. Он неуклюже подбежал к кнесинке, переваливаясь с ноги на ногу и отдуваясь:

- Что с тобой, государыня?..

- Не со мной! - отмахнулась она. - Мой телохранитель ранен, перевяжи его!

***

Волкодав не был тяжело ранен. Ножи, предназначенные кнесинке, лишь резанули его, оставив две глубокие борозды. Порезы, конечно, болели и кровоточили, но ни о какой опасности не было речи. Если бы Волкодава спросили, он бы сказал, что вполне достаточно пока перетянуть их какой-нибудь тряпкой почище, а потом, в крепости или дома, промыть и, может, зашить. Однако никто его мнения не спрашивал. Кнесинка считала, что он пострадал за нее и к тому же по ее вине, и тем было сказано все.

Торговец пряностями, чья палатка находилась неподалеку, провел их с Илладом под матерчатый кров и оставил наедине.

Палатка благоухала перцем, корицей и еще тысячей всевозможных приправ. Иллад раскрыл свой ящик и принялся перебирать коробочки и склянки, стараясь не поворачиваться к Волкодаву спиной. Его движения показались венну не слишком уверенными. Еще бы, подумал телохранитель.

Домашний лекарь, привыкший состоять при здоровых, в общем-то, людях, которых приходилось врачевать разве от нечастой простуды да последствий непривычной еды... И вдруг его, мягкотелого, кидают на горячую сковородку: спросонья тащат зашивать раны, да кому! Свирепому венну с неведомым прошлым, может быть, даже и темным!..

Волкодав сложил на пол ремень и ножны и стащил рубашку, оставшись голым по пояс. Рубашку пришлось отдирать от тела в тех местах, где ее успела приклеить кровь. По счастью, ножи были отточены на совесть и разрезали ее, как бритвы, ровно и чисто. Если осторожно отстирать и зашить, она еще послужит...

Иллад наконец нашел что искал и повернулся к терпеливо ожидавшему Волкодаву, держа в руке малюсенькую чашечку и стеклянный пузырек.

Присмотрелся - да и застыл, тараща глаза. Волкодав не очень понял, что такого особенного увидел в нем лекарь. А халисунец вдруг кинулся вон из палатки со всей скоростью, на которую были способны его короткие ноги.

- Госпожа!.. - беспрепятственно долетел сквозь тонкую просвечивающую стену его испуганный голос. - Именем Лунного Неба заклинаю: скорее удали от себя этого человека!..

- О чем ты, Иллад? - удивилась кнесинка.

- Он опасен, госпожа! - захлебывался лекарь. - Он может причинить тебе зло!

Волкодав начал кое о чем догадываться. Нагнувшись, он вытянул из кожаного короба полосу белого шелка и решил сам сделать повязку, потому что кровь стекала по животу и левому боку, грозя испортить хорошие кожаные штаны.

- Говори толком! - досадливо зарычал снаружи боярин Крут.

- Этот венн - клейменый каторжник, госпожа, - заторопился халисунец.

- Он бывал в руках палача, его страшно пытали! Он преступник! Он...

- Иллад, - перебила кнесинка.

- Госпожа, я...

- Вернись и помоги ему, Иллад, - сказала кнесинка, и Волкодав подумал, что серебряный колокольчик, оказывается, умел звучать как стальной. - Ты слышишь, Иллад?

Волкодаву показалось, будто несчастный лекарь всхлипнул.

Вновь зашевелилась дверная завеса. Вернувшийся Иллад натолкнулся на враждебный взгляд серо-зеленых глаз и, видно, тут только сообразил, что телохранитель отчетливо слышал каждое его слово. Руки у него задрожали.

Клейменый преступник явно собирался зарезать его. А кнесинка, та самая кнесинка, которая когда-то в пеленках лежала у него на коленях...

Кнесинка Елень решительно откинула входное полотнище и шагнула внутрь.

- Этот человек спас мне жизнь, Иллад! - сказала она резко. - Делай что надлежит!

Следом за нею, второпях чуть не своротив плечом опорный столбик, в палатку влез Крут. Покинуть "дочку" на съедение лютому венну он определенно не мог.

- Вели, госпожа, чтобы не обижали сегванов, - повторил Волкодав.

Она нетерпеливо кивнула:

- Я велю.

- Сделай это сейчас, пока лекарь меня лечит, - глядя ей в глаза, сказал Волкодав. - Беды не нажить бы.

- Тебя-то не спрашивали, - проворчал Крут. Кнесинка дернула плечиком, повернулась и вышла. Боярин остался в палатке, и Волкодав опять забеспокоился, не случилось бы чего с госпожой, но тут же увидел на колеблемой ветром стене тени витязей, окруживших девушку, и тревога улеглась. От боярина не укрылся его взгляд.

Между тем на бедного Иллада жалко было смотреть. Он вытащил из короба еще один пузырек - насколько можно было унюхать в пропитанной запахами палатке, в первой склянке помещался сок тысячелистника, запирающий кровь, а во втором - жгучая, с желчью, настойка на крепком вине. Такой прижигают мелкие царапины да синяки, чтоб быстрей проходили, а открытые раны - только смазывают вокруг.

- За что на каторге был, венн? - спросил Крут. Волкодаву не хотелось об этом распространяться. Он повернул голову, собираясь проворчать "Ни за что", но тут лекарь, доведенный до совершенного душевного смущения, перепутал бутылочки и полил ему едким, только узор на клинках травить, настоем прямо на рану.

Волкодав зашипел от неожиданности и шарахнулся прочь. Борозду на груди охватил жидкий огонь, от которого побелели глаза и на несколько мгновений все тело перестало слушаться. Иллад тоже отпрянул, не понимая, в чем дело. Потом посмотрел внимательнее на скляночку у себя в руке - и схватился за голову.

- Вот что, иди-ка отсюда, пока до греха не дошло... - Боярин Крут взял лекаря за пухлое плечо и слегка подтолкнул, направляя в сторону выхода. - Сам все сделаю! А ты, венн, повернись. Подними руку...

Отдышавшийся Волкодав вскоре понял, что старый витязь, как и положено воину, в ранах разбирался отменно.

- Как ты догадался, что это не толмач, а убийца? - ворчливо спросил Крут, продевая изогнутую полумесяцем иголку и ловко затягивая узелок.

Было зверски больно, но Волкодаву случалось терпеть и не такое. Он пояснил про сапоги и рубашку и добавил:

- А когда он полез в рукава, я его просто узнал. Он пытался убить того парня, которого я увел у жрецов. Кто-то платит ему, а купец, я думаю, и не знал ничего...

Правый завязал еще узел и спросил чуть ли не с обидой:

- Почему же ты все увидел? И поспел девочку оборонить? А мы, дружина...

Волкодав подумал и сказал:

- Вы, дружина, к открытому бою привычны. А я четыре года только и делал, что таких вот лиходеев заугольных высматривал.

Боярин, свел вместе края второй раны, велел ему придерживать и принялся на чем свет стоит костерить Иллада, обзывая лекаря, самое мягкое, коновалом.

- Ну, меня он пока еще не положил, - усмехнулся Волкодав. Он поразмыслил еще и сказал Кругу:

- Кто-то хочет, чтобы госпожа умерла. Я не могу быть при ней круглые сутки, воевода. Надо, чтобы было по крайней мере еще два человека. Хорошо бы ты их подобрал, ты после кнеса всем здесь отец. А я их научу всему, что умею...

- Умелец хренов!.. - запыхтел боярин. - Скажи лучше, почему кольчугу, лапоть, не вздел?.. Волкодав сказал:

- Не подумал.

Когда он вышел наружу, кутая полуголое тело в заимствованный у боярина плащ, ему помстились с другой стороны палатки какие-то невнятные звуки. Волкодав нашел глазами кнесинку, удостоверился, что она под надежным присмотром, и пошел проверить, в чем дело.

Он не особенно удивился, найдя за палаткой халисунца. Толстый Иллад горько плакал, укрывшись от людских глаз под свесом шатра. Венн подошел бесшумно, и лекарь его не заметил. Некоторое время Волкодав стоял неподвижно, хмуро глядя на халисунца. А ведь добрый лекарь, наверное, Очень добрый. Тоже небось книги читал и про Зелхата Мельсинского слышал.

Поди, семьдесят семь болезней по глазам узнает и еще тридцать три - по ладони. За что его так? Какие-то покушения, убийства... телохранители хуже всяких убийц... Тут не то что с испугу скляночки перепутаешь - самого себя забудешь как звали. Что ж его теперь казнить за оплошность...

Волкодав опустился рядом на корточки и тронул лекаря за колено. Иллад увидел его и заслонился руками. Венн раздвинул полы плаща:

- Посмотри, все ли он правильно сделал. Иллад торопливо высморкался и стал смотреть.

- Я сжег тебе рану, телохранитель... рубец будет... Волкодав пожал плечами. Одним больше.

- Ты вот что, - сказал он халисунцу. - Кто-то хочет погубить госпожу.

Сегодня нож бросили, завтра не вздумали бы отравить...

- Ножи!.. - всплеснул руками Иллад. - А вдруг они тоже отравлены?

- Был бы на них яд, - сказал Волкодав, - я бы здесь не сидел.

Больше всего питомцы Смерти любили мгновенное зелье, которому было достаточно попасть хотя бы на кожу. Человек умирал прежде, чем лекарь успевал поднести противоядие. Надежное оружие против правителей, чем-то не угодивших Моране.

Иллад подхватился с земли и убежал, забыв отряхнуться от пыли.

Волкодав подумал о том, что у каждого убийцы водились свои привычки.

Этот, может быть, славился как непревзойденный мастер ножей. И вовсе никогда не связывался с ядом. Эвриха он, во всяком случае, пырнул удивительно ловко. И чистым ножом. Но мало ли что. Да и яды бывают разные. А вдруг кровь уже разносит по телу тайную смерть?.. Глубоко в животе возник тяжелый ледяной ком. Что ж, если Иллад найдет отраву и распознает ее, будет еще можно надеяться...

Волкодав поправил наплечный ремень, подошел к кнесинке и молча встал у нее за спиной.

На обратном пути в кром Волкодав ехал по-прежнему справа от госпожи, держась чуть позади. Никто уже не оспаривал у него этого места.

Город успел прослышать о покушении. Народ покинул дома и ремесленные мастерские, чтобы толпами встать вдоль улиц. Каждый хотел убедиться собственными глазами, что любимая государыня жива и здорова.

Кони выступали медленным шагом, кнесинка Елень махала горожанам рукой. Волкодав знал, как чувствует себя человек, которого только что пытались убить. Наверняка девчонке за каждым углом мерещился новый метатель ножей и хотелось только одного - поскорее добраться домой, забиться под одеяло и три дня носа наружу не казать. Может, именно так она и поступит. Оставалось только удивляться выдержке юной правительницы, которая одолевала страх, позволяя народу на себя насмотреться...

По дороге случилась только одна неожиданность. Когда проезжали близ мастерской Вароха, Волкодав, озирая толпу, вдруг увидел свое "семейство", выбегавшее из переулка. Все были здесь: и Тилорн, и Эврих, и Ниилит, и Зуйко. Даже старый мастер ковылял во всю прыть, сноровисто работая костылем. Лица у них были полоумные: ни дать ни взять потеряли самого близкого человека. Волкодав видел, как они заметили его... и остановились, точно налетев на невидимую препону. Потом Ниилит бросилась на шею Тилорну и, кажется, разрыдалась, а Эврих ухватил дедова внучка и с неожиданной силой подкинул его чуть не выше заборов. Волкодав хотел помахать им рукой, но передумал и только кивнул. Вечером, вернувшись домой, он узнал, как в мастерскую Вароха прибежали соседи-сольвенны. Они принесли весть о покушении и собрались защищать дом от разграбления, ибо уже распространился слух о неминуемом изгнании сегванов. Потом ко взрослые добавилась ребятня - уличанские приятели Зуйко, - и слухи начали разрастаться подобно снежному кому. Люди передавали, что на торговой площади состоялась целая битва, а телохранитель-венн закрыл собой кнесинку и, конечно, погиб. Предсмертные слова, которые он якобы при этом произнес, уже гуляли по городу в нескольких вариантах. Кое-кто утверждал, будто, испуская дух, он то ли говорил Елень Глуздовне о любви, то ли сознавался в страшных грехах. Другие божились, будто он завещал оставить свое тело у Туманной Скалы. Третьи намекали на какие-то пророчества чуть не о конце света, сделанные умирающим...

***

Волкодав приехал на добром коне и в новенькой рубашке, которую, гордясь оказанной честью, подарил ему один из купцов на торгу. По пятам за ним бежала стайка мальчишек. Иные спрашивали, не видел ли он венна, погибшего за кнесинку. Они, наверное, нечасто видели у себя в городе веннов. А потому и не распознали его кос, заплетенных, как полагалось убийце.

Волкодав совсем не собирался рассказывать дома про свои раны, да и раны, по его мнению, не стоили особого разговора. Не тут-то было. Тилорн с Ниилит немедленно обо всем догадались и, когда разошлись по домам успокоенные соседи, затеяли лечить его волшебством. Волкодава это не слишком обрадовало, но пришлось уступить.

- Лекарь искал на ножах яд... - на всякий случай сказал он Тилорну.

Ладонь ученого мгновенно оказалась у его груди. Тилорн помедлил, сосредоточенно хмуря брови и словно к чему-то прислушиваясь. И уверенно ответил:

- Никакого яда нет.

Потом за него взялась Ниилит и принялась водить руками, поднося к швам кончики пальцев. Тилорн внимательно следил за ее действиями, что-то подсказывал, но большей частью одобрительно кивал головой. Волкодаву казалось, будто под повязкой копошились крохотные горячие искры.

- Теперь я не смогу все время быть дома, - сказал он Эвриху, который сидел здесь же и заинтересованно наблюдал. - Надо тебе научиться защищаться как следует Мало ли...

- Ну, я тоже могу за себя постоять, - сказал вдруг Тилорн.

Оно и видать, подумал Волкодав. А вслух потребовал:

- Покажи.

- Эврих, встань, пожалуйста, у двери... - начал было мудрец.

Волкодав решительно поднял руку:

- На мне.

- Ты же ранен!

- Ничего.

- Тогда, - сказал ему Тилорн, - попробуй подойти ко мне от двери.