Чтение 45–й страницы книги ~Волколав~

Венн ждал его, стоя возле черты. Он не был ранен и даже не слишком запыхался, но сквозь повязки на руке и груди проступила свежая кровь.

Боль наверняка его мучила, но он ничем этого не показывал. Меч Лучезара свистнул низом, коварно метя ему по ногам. Пусть-ка попрыгает. Волкодав, не отвечая, легко взвился на полтора аршина вверх. Бешеный замах пропал впустую, Лучезара развернуло боком, и венн еще в прыжке успел крепко достать его ногой. Боярин потерял равновесие, но опытного воина смутить было трудно: он мягко перекатился через плечо и сразу вскочил. Кто-то из его сторонников зашумел, возмущенный действиями Волкодава. Они могли шуметь сколько душе угодно. В Божий Суд не смеет вмешиваться никто.

Священный круг не принадлежит этому миру. В нем живут лишь поединщики и два их меча. И Правда Богов.

Когда Лучезар, униженный и утративший терпение, в очередной раз метнулся вперед, Волкодав... внезапно положил свой меч наземь. Люди ахнули. Многим показалось, будто он просто шагнул вперед, под удар. Вряд ли кто, кроме Эртан, видел, что он сделал на самом деле. Точно так он поступил на плоту, когда в самый первый раз попросил ударить его. Он словно проплыл по воздуху вбок, уходя от опускавшегося меча. Он оказался справа от Лучезара, плечо в плечо. Разворот на левой ноге... Пальцы, годившиеся завязывать узлом гвозди, обхватили кисть Лучезара вместе с рукоятью меча. Шаг в сторону и назад. Боярина подхватила и повлекла вкруговую сила, порожденная его собственным яростным размахом. Шаг вперед, плавное движение кисти...

Было слышно, как у Лучезара затрещало запястье, мгновенно ослабевшие пальцы безвольно обмякли, и самоцветная рукоять перешла в ладонь Волкодава, Давать Лучезару еще какие-то возможности?.. Венн и так уже совершил подвиг милосердия, вовсе ему не присущего. Неужели старая жрица, случись она здесь, попыталась бы что-то объяснять человеку, с такой легкостью топтавшему жизни других?..

Глубоко в сердце Волкодав знал: попыталась бы. А ему еще попеняла бы - не пожалел Лучезара, не вразумил, не отвел от серой отравы!..

Волкодаву до таких духовных высот было далеко.

Все произошло в доли мгновения, без задержек и раздумий, одним непрерывным движением. Рукоять нарлакского меча переменила владельца, но клинок всего лишь дочертил дугу, затеянную самим Лучезаром. Тяжелая отточенная сталь разорвала боярину горло и рассекла шейные позвонки.

Тело, еще не понявшее собственной смерти, жутко забилось, поливая кровью дубовые шестиугольники. Волкодав остался стоять, держа в руке меч Лучезара. Справедливый меч всегда карает не правого. В том числе и собственного хозяина.

При виде смерти толпа ахнула, задышала, качнулась назад, потом снова вперед. Раздались крики. Волкодав слышал их смутно. У него гудело в ушах, перед глазами расплывались бесформенные багровые пятна. В груди жгло. Он безразлично подумал, что этак недолго и помереть. Вот некстати пришлось бы. Он знал свою правоту и не мог проиграть бой. Он знал и то, что победа должна была дорого ему обойтись. Потому что даром в этом мире не дается вообще ничего, кроме родительской любви.

Волкодав слегка удивился тому, что еще стоял на ногах, и здраво подумал, что это, не иначе, сказывалось возбуждение поединка. Он забрал свой меч, перешагнул угольную черту, до которой уже добрались струйки растекшейся крови, и пошел навстречу Эртан. Ему казалось, будто он шел необыкновенно прямо и ровно, но люди видели, что он шатался, как пьяный.

Эртан бросилась навстречу, забыв уронить никому не нужный щит. Ей оставалось каких-то два шага, когда Волкодав неуклюже повалился на колени, и кашель, рвущий нутро, пригвоздил его к мостовой.

"Что в когтях, несешь ты, друг симуран?

Что за чудо из неведомых стран

На забаву любопытным птенцам?

Расскажи мне, если ведаешь сам!"

"Я в диковинную даль не летал,

У порога твоего подобрал.

Прямо здесь, в краю метелей и вьюг...

Не большая это редкость, мой друг".

"Что же это? Удивительный зверь?"

"Нет, мой друг. Не угадал и тегирь".

"Может, птица с бирюзовым хвостом?"

"Ошибаешься: невольник простой.

Он бежал, но не удался побег.

Одеялом стал нетронутый снег.

Торный ветер колыбельную спел...

Этот парень был. отчаянно смел".

"Так спустись скорее, друг симуран!

Мы согреем, мы излечим от ран!

Не для смертных - в поднебесье полет.

Пусть еще среди людей поживет'"

"Нет, мой друг, тому уже не бывать.

Вы отца его сгубили и мать,

Самого не выпускали из тьмы...

Хватит мучиться ему меж людьми.

Он довольно натерпелся от вас,

И никто не оглянулся, не спас.

Ни один не протянул ему рук...

Слишком поздно ты хватился, мой друг".

Глава 16

ПОСЛЕДНЯЯ СТРАНИЦА

Это было ощущение, пришедшее из далекого детства и много лет служившее для него едва ли не окончательным воплощением счастья: теплое меховое одеяло по обнаженному телу. Волкодав лежал на широкой лавке в доме Вароха, вдыхал мирные запахи выделанных кож и стряпни, вполуха слушал приглушенные голоса домочадцев, и открывать глаза ему совсем не хотелось. Жалеть было не о чем. Мечтать, в общем, тоже. Поэтому не очень хотелось и думать. Наверняка у него еще оставались дела на этой земле, раз уж Боги с таким упорством выводили его живым изо всех передряг. Но об этом он тоже поразмыслит как-нибудь после. Пока он просто наслаждался покоем, как раненое животное, которое надеется выздороветь, если дадут отлежаться. А достанется умереть, оно и не заметит, что умерло. Просто впереди вдруг зашумит гостеприимная крона Вечного Древа, а в небе сделается возможно разглядеть Солнечную Колесницу. И наконец из густой травы навстречу поднимется Старый Зверь и затеет беседу, велит держать ответ за прожитую жизнь...

***

Ладонь, прикоснувшаяся ко лбу, вернула Волкодава к действительности.

Его принесли в дом в таком состоянии, что он даже не смог воспротивиться, когда Ниилит принялась лечить его волшебством. Наука Тилорна, верно, пошла ей впрок. Сияние, исходившее от ее рук, в этот раз заметили уже все. Тем не менее девушка страшно боялась, как бы у него не началась лихорадка, и без конца подходила потрогать лоб.

Это мешало заснуть, но Волкодав не возражал. До убийства Людоеда он запрещал себе даже думать о женщинах. Теперь у него была мечта, и он надеялся, что она когда-нибудь осуществится. Он открыл глаза и улыбнулся Ниилит. Она обрадованно спросила:

- Есть хочешь?

У нее дома признаком красоты считали дородство. Волкодав, и без того жилистый, вернулся с границ Велимора осунувшимся так, что жалко было смотреть.

- Если только с ложечки кормить не начнешь, - проворчал он и потянул к себе штаны, чтобы надеть их под одеялом. Он вообще редко отказывался поесть, а уж пренебрегать стряпней Ниилит было бы совершенным грехом.

- Ты бы полежал, - сказала она.

Волкодав хмыкнул, окончательно стряхивая дрему.

- Нашла больного. Ты лучше скажи, можете вы с Тилорном вылечить, если человек от раны ослеп? Один глаз ему выбили, второй потом воспалился...

В его правом плече покалывали, как будто зашивая что-то, горячие иголочки. Наверное, это срастались кости. В былые времена он о сломанных костях забывал уже через месяц.

- Там, на берегу, был один сольвенн, - сказала Ниилит. - Его вели под руки. Такой плечистый, красивый... светловолосый... Ты о нем?

Синие стеклянные бусы блестели у нее на груди.

- О нем, - кивнул Волкодав. - Поможете? У ж больно парень хороший.

С некоторых пор ему нравилось заводить с ней разговоры о лекарском деле и наблюдать, как на прекрасном лице проявлялось достоинство сосредоточения, а между бровями возникала складочка, говорившая о напряженной работе ума. В такие мгновения она напоминала ему жрицу, беседующую с Божеством. Он видел подобное выражение у Матери Кендарат.

Наверное, подумалось ему, две женщины, старая и юная, прекрасно поладили бы. И Тилорн...

Волкодав спустил ноги на пол и задумался, стоило ли обуваться.

Босиком было холодновато: к вечеру выпал снег, снаружи зябко сквозило.

Но попробуй потянуться за поршнями, и Ниилит бросится помогать. А наклоняться самому было больно.

Он выбрал меньшее из трех зол и поднялся с лавки, решившись идти на кухню босиком. Он втихомолку надеялся, что там, при печке, будет теплее.

В это время снаружи в ворота грохнула кулаком тяжелая и нетерпеливая мужская рука.

Щенок, успевший вырасти в толкового молодого пса, с лаем полетел через двор. Ниилит очнулась от мысленных поисков Декши, испуганно оглянулась на Волкодава и увидела у него в руке меч, вдетый в ножны.

Стукнула входная дверь дома: к воротам побежал Эврих. Было слышно, как он спрашивал, кого еще нелегкая принесла среди ночи. Волкодав вышел вслед за аррантом и встал в темноте у крыльца. В такой глухой час по гостям обычно не ходят, Разве только за повитухой для роженицы. С другой стороны, воры редко стучат кулаками в ворота. Пальцы венна привычно обняли рукоять. Случись что, первого, вскочившего во двор, он уж как-нибудь да уложит.

- Открывай, Эврих, свои! - долетел голос Авдики, и Волкодав исполнился самых черных подозрений. Эврих поднял брус и вытащил его из ушек, ворота раскрылись, и внутрь, ведя в поводу коней, вошли пять человек. Волкодав обратил внимание, что коней было больше. В маленьком дворике сразу стало не повернуться.

Потом венн увидел подле Авдики знакомцев: Аптахара с Атталиком.

Другие двое были совсем чужими, но немедленной беды ждать, похоже, не приходилось.

- Чем обязаны, благородный сын кунса? - вежливо кланяясь, обратился Эврих к юному заложнику. Тот вместо ответа спросил:

- Где Волкодав?

- Я здесь, - негромко отозвался венн, появляясь из темноты. - Здравствуй, Атталик. И вы, прежние соратники.

- Милостью Храмна, - старательно глядя мимо Волкодава, пробормотал Авдика. Его отец только угрюмо кивнул. Он тоже смотрел в сторону.

Лошади пофыркивали, принюхиваясь в темноте. Из дому выпорхнул Мыш и полетел знакомиться. Атталик ткнул пальцем вслед пронесшемуся зверьку:

- Здесь у нас кони... Забирай своих домашних, Волкодав, и уезжай из города прямо сейчас.

- А то что? - спросил Эврих.

- А то вам еще до утра красного петуха пустят!.. - скаля зубы, прорычал Авдика. - Лучезаровы отроки сговорились!

- Это слышала девочка-чернавка, - сказал Атталик. - Я однажды прогнал Канаона, когда тот... Словом, она не стала бы меня обманывать. Их там порядочно, и они очень злы.

Никто в доме Вароха еще не ложился спать. Старый мастер уже стоял в дверях, опираясь на плечо внучка. Тилорн стоял рядом. Он заметно окреп, волосы у него отросли и больше не выглядели неприлично короткими.

До всех постепенно доходило, что им предлагали бросить выстраданный, трудами и кровью заработанный домашний уют и бежать неизвестно куда. В ночь, в предзимнюю тьму. Унося с собой сколько руки захватят...

- На воротах сейчас Бравлин с ребятами, - по-прежнему не глядя в глаза Волкодаву, буркнул Аптахар. - Выпустят.

- Соседи... - кашлянув, невнятным от внезапно навалившегося несчастья голосом проговорил Варох. - Кликнуть... Сполох бить... Люди помогут...

Да и вы, стража...

- Мы, стража!.. - плюнув, передразнил Авдика. - Полгорода за ножички схватится, нам это надо? Волкодав задумчиво произнес:

- Если им нужен один я...

- Уж ты-то заткнись! - И Аптахар прибавил крепкое ругательство, впервые обратившись прямо к нему. - С кем венн ни поведется, одна беда от него, а прибытку - вши да блохи! Нужен ты им!.. Может, и нужен - начать чтоб было с кого! Я-то их поболе тебя знаю!.. Своего ума нет, хоть послушай, что умные люди советуют! Сказано, уносите задницы подобру-поздорову!..

Голос его сорвался. Аптахар вдруг стремительно повернулся спиной и яростно высморкался в два пальца.

Соседи у Вароха вправду были надежные. Не дали ведь пропасть, когда они с внучком остались сиротами, утратив семью. И даже когда прибыло с голубем знаменитое письмо Лучезара и по городу пополз слушок, будто пригретый мастером бродяга-венн продавал разбойникам госпожу, - уличанские не поверили. И не допустили к дому возможных обидчиков.

Благодарить их усобицей? Боем с дружинными?..

***

Волкодав не стал спрашивать, куда смотрит кнес и почему боярин Крут не пресечет непотребства. На кнеса нынче свалилось слишком много всякого горя. Не диво, если затворился вдвоем с мехом вина и не велел близко подходить к двери. Крут?.. Почем знать седобородому витязю, если из крома вправду изник десяток-другой Лучезаровых головорезов. А то и вовсе в крепости не ночевали. Не по носам же он их там пересчитывает. Теперь, когда больше нет Лучезара, Крут, несомненно, управится с его молодцами.

Но и это - дело не на один день. Пока же... Вставать силой на силу?

Пожалуй.

У Волкодава больно защемило сердце, когда Ниилит начала бестолково метаться по дому, на глазах превращаясь из полной кроткого достоинства юной хозяйки в насмерть перепуганную девчонку. Она хваталась то за одно, то за другое, не понимая, что брать с собой в дорогу, чего не брать.

Самым необходимым предметом ей показалась та самая ложка, покрытая блестящим металлом. Ниилит подхватила ее на кухне и не выпускала из рук.

Эврих, которому, видно, не раз приходилось откуда-то удирать, деловито сворачивал теплую одежду и одеяло. Он, оказывается, успел купить себе добротную кожаную сумку. И самым первым, что он сунул в нее, была связка пухлых, кое-где измаранных бурыми пятнами книг. Волкодав обратил внимание, что несчастье, казалось, придавило его не так жестоко, как остальных. Эврих словно бы собирался, покинув гостеприимный дом, перебраться под другой кров, не менее щедрый и теплый.

Старый Варох трясущимися руками перекладывал в мастерской недоделанные колчаны и ножны и никак не мог сообразить, что же с ними делать. Притихший Зуйко ходил за дедом по пятам, а пес вертелся у всех под ногами и жалобно скулил.

Самому Волкодаву собирать было особенно нечего. Полупустой заплечный мешок, приехавший с ним на плоту, так и лежал еще не разобранным. Только одеться и...

- Я тебе кольчугу привез, - сказал Атталик. Волкодав чуть не заметил в ответ, что за три месяца тот стал мужчиной. Но воздержался. С мужчиной надо разговаривать и поступать так, как это достойно его мужества. И все.

Он кое-как просунул больную руку в кольчужный рукав и уже поверх брони притянул ее к телу. Кольчуга была сегванская, совсем не такая, какие ему нравились. Однако дареному коню, как известно, в зубы не смотрят. Волкодав пристегнул за спину меч и стал думать, куда же им податься, если Бравлин в самом деле выпустит их за ворота. И еще о том, кто, кроме него, сумеет совладать с его луком. Вот если бы был самострел...

Люди Атталика привели с собой двух коней. Ниилит устроилась за спиной у Тилорна, Зуйко сел к деду. Дом, родной дом непоправимо уходил в прошлое, словно пристань, покинутая кораблем.

Еще вечером Ниилит обещала сводить Волкодава в погреб, показать ему, как деревянные полочки, которые он выглаживал летом, заполнились горшками и кадочками с припасами на зиму...

***

Авдика пробежал по соседям, разбудил спавших и объяснил, что к чему.

Сперва соседи возмущенно сулились встать на Лучезаровичей всем миром.

Потом - спрятать у себя Вароха и остальных, пока все не уляжется. И наконец - присмотреть за мастерской, оставшейся без хозяина. По мере того как они осознавали, что дело иметь пришлось бы с дружинными, каждый из которых голыми руками играючи расшвырял бы десяток простых горожан с топорами и вилами, их решимость таяла, как снег у костра. Это тебе не с такими же уличанскими разбираться. Эти сожрут и косточек не оставят.

Волкодав молча слушал растрепанных полусонных мужчин и думал о том, что сам на их месте, наверное, вел бы себя иначе. Вероятно, он лег бы костьми, но злодеи сумели бы выжить достойных людей из города только через его труп. Потому что уступить злу - значит преумножить в мире не правду и еще больше отвратить от него Светлых Богов. Для чего вообще жить, если позволяешь, чтобы рядом с тобой обижали соседа?..

Всякий человек склонен с легкостью рассуждать, что бы он предпринял на месте других. Волкодав это вполне понимал. Справедливость справедливостью, только много ли за нее навоюешь, если у тебя жена, пяток детей и старенькие родители... Не говоря уже про дом и хозяйство, дедами-прадедами нажитое... Тут подумаешь, прежде чем всерьез заступаться. Да еще за чужих, в общем, людей. Представить себя в подобном положении Волкодав просто не брался. Ведя Серка в поводу, он подошел к Вароху и сказал:

- Один убыток тебе от меня, мастер.

Он бы не удивился и не обиделся, если бы тот разразился отчаянной бранью, а то вовсе слезами или попробовал огреть его костылем. Но старый сегван только выпрямился в седле.

- Я о том сожалею, что два славных меча не в моих ножнах живут, - ответил он Волкодаву. - Тот, которым кунс Винитар из Жадобы двоих сделал. И второй, которым ты Лучезару голову снял.

Волкодав улыбнулся:

- Устроимся где-нибудь, сразу попрошу тебя к нему новые сделать.

Оба не имели ни малейшего представления, где доведется ночевать в следующий раз.

***

У ворот в самом деле стоял со своими парнями старшина Бравлин.

Кое-кого из молодцов Волкодав помнил еще по лету. Бравлин был уже предупрежден. Он не стал ни о чем расспрашивать ни беглецов, ни пятерых провожатых. Бравлин кивнул своим - дюжие стражники подняли из массивных ушек тяжелый, мокрый от выпавшего снега брус и приоткрыли створку ворот.

Бравлин всего один раз, и то мельком, посмотрел в глаза Волкодаву.

Наверное, ему было стыдно.

- Счастливо, Бравлин, - проезжая ворота, сказал венн.

- Лучезаровичи если поедут, мы их ужо помурыжим, - пообещал старшина.

- А вынудят пропустить, уж как-нибудь не ту дорогу покажем...

Волкодав остановил Серка, посмотрел на большак, и сердце у него упало. Может, Бравлин и сумеет подзадержать погоню, но вот со следа сбить ее не удастся. Вокруг лежал свежевыпавший снег. Внутри города, где на него отовсюду дышало теплом и месили ноги прохожих, почти все успело растаять. Здесь, на воле, во все стороны простиралась ровная пушистая пелена. Вот по такому снегу и загоняют охотники дичь, поднятую из логова.

Волкодав оглянулся на ставший чужим город. Аптахар не сводил с него глаз, и глаза у старого воина подозрительно блестели. Авдика мрачно смотрел в землю.

- Легких дорог тебе, Аптахар, - попрощался Волкодав. - И тебе, Авдика.

Атталику он по-сегвански отсалютовал мечом, выдернув его из ножен и поднеся ко лбу рукоять. Юноша встрепенулся и торопливо ответил тем же.

- Еще встретимся, венн! - сказал Авдика. Волкодаву некогда было раздумывать, что именно вкладывал молодой сегван в эти слова. То ли доброе пожелание, то ли угрозу. Ворота начали закрываться.

Волкодав нимало не сомневался, что отыскивать дорогу к спасению предоставят ему. Но, как только сомкнулись половинки ворот, Эврих решительно тронул коня:

- Поехали! Я знаю куда.

Волкодав, у которого на такие вещи память срабатывала мгновенно, сразу спросил:

- Ты летом, кажется, говорил, будто знаешь верное место...

Молодой аррант уверенно кивнул.