встал. - Сейчас мы с тобой поднимемся наверх, под купол, и будем
обозревать пустую церковь с высоты. Тебе нравится высота?
взобрались, казался враждебным, как разверстая хищная пасть. Дзанни подвел
меня к самому краю площадки. Я закричал и вцепился в него. Господи,
неужели он хочет сбросить меня вниз?!
почувствовал, в какой стихии тебе придется жить.
лучше что угодно, хоть униформистом!
знаменитостью, согласен жить среди презираемых тобою людей и пресмыкаться
перед ними за их дрянные аплодисменты. Ты согласен жить, требуя какой-то
свободы, а на самом деле бояться ее, как проказы. Ну что ж, желания твои
сбудутся: ты станешь добропорядочным народным артистом, о котором после
смерти никто не вспомнит. Ты пошляк, мио каро, и ты трус, мелкий и
ничтожный.
обхватил голову руками.
меня за плечи, подтолкнул к краю площадки.
спасательный круг, я ухватился за протянутую флейту.
играл и играл, пока Дзанни не шепнул мне:
ареной к далекому узенькому оконцу. Я опустил флейту. Луч не исчез, но
задрожал. Я заиграл вновь - он замер.
снов покинула меня - я выпал из-под ее крыла, родившись во второй раз под
хриплые страшные заклинания Дзанни и веселую скороговорку флейты!
лицедейством, я ловлю себя на том, что даже тайные мои мысли поверяю не
себе самому, а каким-то неведомым зрителям. Что ж, да будет так.
Переделать себя я не могу. Мой Пигмалион хорошо постарался. Итак-с,
почтеннейшая публика, малиново-золотой занавес временно опускается. В
антракте оркестр сыграет вам что-нибудь лирическое. Или нет, пусть выйдут
слуги просцениума: две одинаковые маски, два Пьеро. Они появятся, щелкая
семечки и продолжая начатый за сценой диалог.
понимаешь?
естественным? В таком случае, он хочет невозможного.
и записал мысли на бумагу, отнес бы в популярный журнал...
Во-первых, это дремучий лжеромантический бред, во-вторых, гнусный поклеп.
У нас нету безработных! А насчет "слуги народа" - вообще свинство.
не обижаюсь.
Ну, пошел на комиссию. Там такая комиссия есть - отбирает, кого пустить за
границу не стыдно.
даже начальное образование незаконченное!
тебе доложу, среди всех "слуг народа" - самый что ни на есть слуга!
Прицепился он ко мне: зачем тебе в Париж да зачем, разве в любезном нашем
отечестве уже смотреть нечего? Я бы ни за что не раскололся, да этот дед
манерами меня взял, я с детства уважаю интеллигентное общество, а он мне
руку подал и курить разрешил. Я и не сдержался. "Как, - говорю, - разве вы
не знаете, зачем в Париж ездиют? А по всяким таким домам походить!" И
подмигиваю дедуле.
отечество.
секрету признался: не хватает валюты. Один наш дорвался до одного
парижского домика, а расплатиться - не хватило. Ну и скандал. Так что я на
"слуг народа" не обижаюсь. У них работа адская.
высвистывать...
Жизни. Химера, рожденная моим воображением.
со мной, кем-то предрешено, записано на бумаге и вложено в папку с
надписью "Дело". Мысль эта лишала иллюзии свободы выбора. Но по юношескому
легкомыслию я все же верил в расположение ко мне Судьбы.
Чезаре, я сделался Флейтистом под куполом цирка, восьмым чудом света, о
котором никто так и не узнал.
ходить в воздухе - удел избранных. Он Черный Моцарт, этот Дзанни, он
гений-эгоист! А весь секрет заключается в том, чтобы уметь сделать первый
шаг над бездной. Всего лишь один шаг!
маленькая деталь, которая разрушит иллюзию ваших беспредельных
человеческих возможностей. Учтите - первый шаг в пустоте может стать
последним. И я уверен, это охладит желание следовать за мной.
ли вы явить собою зрелище божественной красоты, как это с блеском удается
птицам, бабочкам и фантастическим существам - эльфам? Не слышу ответа,
сеньоры! Смелее! Я уступаю вам свое место. Вот мой кафтан, шитый серебром.
Вот седой парик с черной лентой. Вот, наконец, флейта. Вперед! Честь
безумцу, который навеет человечеству сон золотой!
нежный звук пронзает воздух и возвращается к вам невидимой лунной
дорожкой. Вы ступаете на нее и идете вперед над тьмой зала, над землей.
Вот он, воздушный корабль, - это вы сами. А звук флейты - парус. Дальше -
Вселенная...
конечно, я слукавил, говоря о доступности моего ремесла. Я все время спорю
с Дзанни. Я - строптивый ученик. И даже когда он прав, мне хочется
опровергнуть его.
гений, безумец? Ты, не боявшийся смерти, так жалок, униженно хитер,
почтителен с людьми, волею непонятной судьбы поставленный вершить суд над
нами. Страстная лапа "ОВУХа" чудится мне в этой расстановке сил. Аппарат
Судьбы меньше всего учитывает, кто гений, а кто ничтожество. У него иные
критерии. Сидит там, в недрах канцелярии, какой-нибудь заспанный тупой
клерк в нарукавниках и царапает тупим пером но бумаге, пишет наши жизни, а
за спиной его уходят в бесконечность полки с "Делами".
друг с другом, к примеру, две папки - генерала Аракчеева и камер-юнкера
Пушкина А.С. Доложу вам, сеньоры, дело господина Аракчеева куда весомее!
Сразу виден серьезный организатор, принесший очевидную пользу Отечеству. А
Пушкин? Две даты - рождения и смерти. Что между ними? Прочерк. Что делал,
неизвестно. Порхал мотыльком... Мой дядя самых честных правил... Ну и что?
А у дяди этого, между прочим, бумажек в "Деле" побольше, чем у
племянничка.
уместились и хождения по различным инстанциям с просьбами, заявлениями,
мольбами разрешить показать уникальный номер, и подхалимские заискивания,
и тонкие интриги с тою же целью, ложь во спасение и, наконец, пятьдесят
два худсовета, окончившихся одинаково бесславно. Я все подсчитал: каждый
худсовет состоял не менее, чем из десяти человек, то есть пятьсот двадцать
лиц, нет, морд лицезрели Флейтиста. В ночных кошмарах они сливались в одну
исполинскую харю. Она обрушивалась мне на грудь, и я просыпался задыхаясь.
может быть свершений. Мы еще увидим небо в алмазах!
монтером.
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Курылев Олег
Конан-Дойль Артур
Лукин Евгений
Конан-Дойль Артур