Чтение 5–й страницы книги ~Достойное градоописание~

за дублем, гнали кошке под хвост сотни, тысячи метров уникальной
ежопольской ни во что не обратимой загубленной пленки и гляделись царями,
да что там царями - каждый был Саваоф, вседержитель.

А кругом, как в бесовском вертепе, шастали киномальчики и кинодевочки
от двадцати до шестидесяти, неудачливые святоши и головотяпы, разные там
помрежики и ассистентики, и просто черт-те кто, народ загадочный,
крикливый, сварливый, лютый и, может, самый выдающийся в среде кино: к ним
приглядеться - они, они, юлы любых калибров, и составляют монолит, который
держит на себе, пестует, холит монтажно-производственный, поточно-плановый
разряд увеселений, в простонародье именуемый кино, а здесь - искусством
века.

И что для них все мэтры с именами, мэтры - тьфу! Не мэтр главенствует
- они!

Здесь что ни делали, то все - шедевр. И каждый в гениях ходил.

А какая фигура - сценарист!.. Заклинатель мод, блаженненький,
литературный початок. Душа у него на штрипках, и вид такой, что будто
увидал он в музее собственное чучело и обомлел. Вернее, сомлел. Лирический
лихописец, привходящий мессия, вещный муж!

Да, бармалешник всюду, форменная карусель.

Ежопольская студия была находкой для любителей чудес.

Этот клан пархатых снобов и ампирных хлыщей поначалу ужасал.

Но потом, как тугая пружина, перед любопытным взором начинали
раскручиваться доблести и красоты студийных пространств, где, стуча
колесами, мчались самолеты, где изысканность манер не признавала
прогресса, где хороший тон - апофеоз вранья, где прелюбодеяние было не
токмо разврат, но и преступная трата сил, положенных природою на
укрепление отчизны, и оттого, для конспирации, все предавались блуду,
слава богу, зная, что фиговые листки здесь никогда не превратят в
бряцающие доспехи, ибо каждому известно: скромность дана человеку лишь
затем, чтобы прикрывать его бесстыдство.

И любитель чудес, раз побывав на студии, уже не мог ее забыть до
самой смерти.

А в нижнем холле, на стене, висела огромнейшая даровитая картина в
золоченой раме, под названием: "Баран смекалистый", и все кругом
благоговели перед оригинальностью и смелостью ее создателя, однажды
кинувшего в студийные массы клич: "Робяты, превратим екран в скульптуру!",
и потому все деловые разговоры и объяснения велись всегда и исключительно
на пуфиках у треугольного стола как раз под этою картиной.

Она будила мысль.

Она звала к иным свершеньям.

И не было им числа.

Ибо знания - это сила, а силе знания не нужны.

Важен вал.

Ну, а точнее, в год на студии производилось сорок девять
полнометражных художественных фильмов, все с быто-романтическим уклоном,
все грандиозно-эпохальные, радостно-правдивые и скучные до тошноты.

Так, впрочем, склонны были полагать лишь недруги Ежополя и личные
враги творцов его культуры - сами же творцы располагали массой документов,
неопровержимо говоривших, что студия издревле и навечно, по уши погрязла в
творческих успехах, каковых не видел мир.

А мир и впрямь их не видал, потому что все фильмы дальше Ежополя не
шли, и глупо было объяснять сей скорбный факт одними кознями проката.

По видимости, этот феномен имел другое объяснение, но о нем мудро
помалкивали, делая вид, что его просто нет. Дескать, загадка века!..

А покуда, в отместку другим организациям, фильмы соседних киностудий
на городские экраны тоже не пускали - шли только местные картины, однако
люди необразованные смотреть их не желали - натурально зажрались, им бы
все импортные подавай, с сюжетною клубничкой, с ракурсною клюквой, а
фрукт-то нынче дорогой на рынке, особливо не в сезон! - в то время как
люди кинообразованные и со вкусом, естественно, смотрели их еще на студии,
в процессе выделки, как говорится, на корню, и в результате кинотеатр
пустовал.

И перед уличными экранами царило все то же каракумское безлюдье.

Можно было бы, конечно, образованных на студию и не пускать, чтоб
как-то эдакую ересь оправдать, но тогда бы пришлось напрочь сократить
студийный штат, разрушить павильоны и свернуть все фильмопроизводство.

Ежополь, будучи городом крупным и передовитым, на эдакую авантюру
права не имел.

В конце концов нашли выход из положения: зрителей начали по билетам
за тройную цену пускать прямо на съемки, причем - и это важно! - съемки
фильмов исключительно многосерийных (тут уж отцам города пришлось срочно,
в интересах резкого подъема массовой культуры и повышения культурного
народного досуга, пересмотреть на годы вперед планы ежопольского
кинодела), и в результате такие мелочи, как монтаж, озвучивание, худсоветы
и прокат, сами собой отпали.

Плохих картин, действительно, не стало.

А чтобы гости Ежополя не роптали на девственную и пыльную пустоту
экранов, газеты каждый день писали (а обязательные очевидцы подтверждали),
что, де-мол, вышел фильм такой-то, но, по причине всевозможнейших
достоинств и несравненного своеобразия, отправлен сразу в Канны, на
кинофестиваль, где, увы, и потерялся. Как только найдут, непременно дадут
премию, вернут в Ежополь и всем покажут.

Пока еще такого не случалось. Международные жулики работали цепко.

Творцов кино сложившаяся ситуация устраивала - дальше некуда. В конце
концов именно они и стали виновниками всей этой кутерьмы.

Мировые знаменитости, вроде режиссеров Бабалеу, Парашметова,
Физрукера, сценаристов Чужаков-Безродных, Плешоедова, Турухана и
соавторов, операторов Котуха, Куксопсурц-Житопера, Пчелкинда, сестер Гракх
и Китовраса, помрежей Тхакакова и Тхайцукова и Завертайло, художника
Кустанаки, осветителя Потяги, который, кроме того, что он Потяга, ничего
другого о себе сказать не мог, а также актеров Беложбана, Яйцеватого,
Эсмеральды Блудной, Векторины Сеник, Членских-Взносова и других, - так
вот, все эти мировые знаменитости, дошлые до всяких козней Голливуда,
чинимых им Ежопольской кинофикацией, безумно были рады и данное
нововведение праздновали третий год подряд - творческими взлетами и лихими
бардаками.

А кто-то даже предложил при киностудии организовать Острог
благородных девиц, где юных романтических актрис отучали бы от разврата и
привлекали к усвоению хороших манер, должных этот разврат, на равных,
заменить - ну, словом, наподобие столичного киноинститута.

Затея, правда, провалилась.

От засилья деликатности и такта кинодело стало быстро вырождаться и
хиреть.

Экранному (а теперь уж - и публичному) искусству натурально претили
дерзания творчески воспитанных натур.

Когда же прикинули, что сталось бы, открой при студии всеобуч, то
непотребный ужас всех объял, и лавочку пришлось по-быстрому свернуть.

И снова кинодело пышно зацвело, так что, найдись свой ежопольский
Жорж Садуль, говорил бы он о нем любовно и до бесконечности.

Но не было в Ежополе Садуля!..

В центре Ежополя, неподалеку от дома Горсовета, дабы от столицы и от
времени не отставать, но при том и потрясать воображение туристов
(особливо инородных, коим искони у нас привет и ласка), недалече от
девятого вокзала и Помойницы Христа Спасителя, в самый распрекрасный
всенародный праздник был воздвигнут Царь-компьютер.

Следуя идущей из веков традиции, размеры ему придали громадные и, все
по той же вековой традиции, как столичные колокол и пушку, долго отливали
из непривозного чугуна.

И более всего экскурсоводы, подводя к очередной жемчужине Ежополя
балдеющих туристов, напирали на невероятный вес компьютера - две тысячи
одиннадцать пудов.

Эдакой махины не было в мире нигде.

Понятно, наподобие других великих исстари чудес, этот компьютер тоже
не работал, хотя раз, еще вначале, что-то в нем и брякнуло отменно.

Говорят, большой кусок чугунной памяти от напряженья треснул.

Это, говорят опять же, сталось в тот момент, когда компьютер взялся
рассчитать бюджет Ежополя на новые сто лет.

Но - не об том сейчас рассказ. Продолжим. Сотворила Царь-компьютер в
честь мирного лыжного пробега Брест-Гаваи-Диксон-Тринидад-Ежополь
передовая по пытливости исконной мысли ремонтная Вышнеторчковская
мастерская, каковая в несравненное свое творение вложила все возможные
(непривозные, снова подчеркнем!) новинки прогрессивной кибернетики - от
деревянных счетов до гремучих арифмометров с четырнадцатью ручками
вращательного управления и тридцатью окошками для разных, исключительно
синхронных вычислений.

И все это - в лучших традициях славных мастеров, - в чугуне.

Как Царь-компьютер волокли в Ежополь - просто так словами не опишешь.

Четырнадцать лет и два дня его перли в несравненный город, и бедовое
событие это прозвали в последствии гордо и ласково: "Волоком века".

Много мелких городов и деревень пришлось стереть с лица земли, но -
ничего, зато и карта, обновившись, вдруг похорошела: Подъежополье в натуре
словно раздалось...

Сам Царь-компьютер был исконных форм - шатрово-купольный,
золотоглавый, с барельефами Вучетича и разными хорошими словами по бокам -
все больше из наследия Индиры Ганди, протопопа Аввакума и речей ретивых
отцов города.

Говорят, даже Илюшка Глазунов приехал раз, несмело, весь в слезах,
подполз в потемках к Царь-компьютеру и, треснувшись головкой об него,