усиливались.
людей, шелест крыльев ангелов, охи драконов и злой визг пегасов. Огромное,
ожесточенное, ненавидящее молчание простиралось позади - мы презирали
врагов молчанием, молчанием восставали против них.
а легче, мы втягивались в движение...
Мэри. Она хрипло дышала, глаза ее запали. Она прошептала:
нести Астра, но тот не разрешил Трубу даже поддерживать себя.
бессильно опустился рядом с Мэри.
почернели, щеки ввалились. Астр переоценивал свои силы. Я строго сказал:
подчиняться моим приказам.
разговоров, даже мыслями не обменивались.
в тот раз мрачная пышность заката нас потрясла.
забушевали краски. По небу, как цвета побежалости по раскаленному металлу,
пронеслись все мыслимые тона. Небо из золотого стало слепяще оранжевым -
звезда сама пропала на созданном ею фоне, - затем красным, темно-красным,
зеленым и голубым, а под конец все поглотила сумрачная фиолетовость.
гаснувшем небе! Оно становилось черным, только черным, ни малейшая искорка
не нарушила зловещей черноты.
мы возбужденно обменивались мыслями и словами.
Вселенной! - воскликнул не то голосом, не то мыслью Ромеро. - Даже в
древних преисподних было больше проходов в мир.
из пространства, - донеслась удивленная мысль Камагина.
своими глазами не убедился в отсутствии звезд.
превращается вот в атакую "вещь в себе"? А ведь что-то происходит. Как
по-вашему, адмирал?
сконцентрировались на том, чтоб не сбиться с шага, я один не вмешался в
обмен мнениями. - Будем живы - узнаем.
освещали планету - цепочка сумрачных огней, то медленно усиливающихся, то
тускнеющих, то повелительно вспыхивающих. Временами изменения яркости
наступали сразу у многих - будто ветер раздувал и гасил факелы.
ряду, и мы подкрепились.
холодным небом, освещенные, как раздуваемыми ветром факелами, неровным
светом перископов, и нас подгонял яростный, как удар бича, окрик:
"Скорей!"
время двигались, озаряемые призрачным сиянием перископов.
голубым и зеленым, краски на восходе менялись так же пышно, как на закате,
а когда выкатилось небольшое, с апельсин, злое светило, все вверху снова
стало однотонно золотым, все вокруг - до боли металлическим.
открыл глаза, попытался встать, но не сумел и опять закрыл глаза. Он
посинел весь, уже не одним лицом, а грудью, руками, шеей... Он прошептал,
и я скорее угадал, чем услышал:
отказался от еды, он не хотел есть, а если бы и захотел, то не смог бы
жевать.
спокойный.
мужественно шла за мной, я не слышал от нее ни слова жалобы, ни стона,
теперь же, при свете встающей жестокой звезды, видел, во что обошлась ей
ночь. Если Астр весь посинел, то она вся была черная.
Мы победили болезни, нас опекают могущественные машины. Но лишенные
механических помощников, мы беспомощны. В древности люди росли более
цепкими к жизни. Вы один среди нас знаете древность. Вспомните
какой-нибудь старинный рецепт спасения! Их было так много,
восстанавливающих жизнь рецептов - массажи, переливание крови,
гипнотические внушения, какие-то штуки, называвшиеся лекарствами.
знать мое искреннее мнение, есть лишь один способ спасти Астра - и
осуществление зависит от вас...
единственным, не подвластным моей воле:
такой поспешностью гонят, зачем, для чего... Поверьте моей интуиции,
дорогой друг, только это...
Труб взял Астра, мальчик покоился на одном крыле, другим ангел прикрывал
его от палящей звезды.
за меня, к нему вернулось понимание. Он слабо улыбнулся.
сил нести твоего сына.
задеваешь крыльями грунт. Его надо положить на авиетку.
Орлан разрешил, но поместить ее среди людей отказался: машины должны
следовать позади колонны пленников. Труб и Осима уговаривали меня не
отдавать Астра в полную власть зловредов. Труб схватил Астра и показал,
что нести мальчика ему не трудно.
хотелось оставаться одной среди врагов.
пегас. Очень сильный. Не беспокойся. Донесем.
вокруг, Лусин. Нигде нет места, даже чтоб вырыть могилу - золото и свинец,
свинец и золото! Нигде, Лусин, нигде!
пылающего светила, ни людей, ни зловредов. Я был в своем собственном
мирке, так глухо отгороженном от внешнего, как Оранжевая отгородила себя
от всей Вселенной.
а под давлением раздирающих душу мук. Всеми мыслями, всеми ощущениями,
страданием тела, пытками души я призывал того неведомого друга или друзей,
что внушали пророческие сновидения. Я не знал, существуют ли они реально,
не бред ли самая мысль об их существовании, но звал их, молил явиться,