каждое с особым значением, для работы и для отдыха, - теперь все они сияли
одинаково, круглые сутки стоял день, планета не знала отдыха. Нет, этот
грохочущий, неистовый Плутон, не знающий сна и отдыха, нравился мне больше
моего прежнего, степенно работающего, степенно отдыхающего... Там была
размеренная деятельность, здесь - вдохновение. Все мы мечтали о
вдохновении!
откатывались назад и рушились на горизонт. Я мог бы и побеситься в
воздухе, как любил на Земле, - теперь меня опекала Охранительница. Но
после метаний в неэвклидовых сетях Персея я потерял вкус к проказам. К
тому же я еще не оправился от ран.
искусственном ветру. Я размышлял не о Плутоне, а о Земле. Я уже не
страшился встречи с Землей после того, что увидел здесь.
весь наполнился гулом планеты. Я слушал старинную музыку, любил перед сном
отдаться индивидуальным, под настроение, мелодиям, терпеливо снес
"Гармонию звездных сфер" Андре.
мастерской, я еще не испытывал. Наконец-то я изведал настоящую гармонию
звездных сфер! Она будоражила и вздыбливала, мне хотелось в ответ тяжкому,
как мир, грохоту совершить самому что-либо достойное его - огромное,
пронзительно-светлое...
вдохновенный гул...
что встреча будет торжественной. Я поспешил возвратиться раньше своих
товарищей и поплатился за это: если и не весь предназначенный нам общий
почет, то значительная его часть досталась мне одному.
эскорта. Я не буду описывать сцену на космодроме, ее передавали на все
планеты Солнечной системы. Три часа я кланялся, пожимал руки, улыбался и
взмахивал шляпой - и очень устал.
друзей, я вздохнул с облегчением.
Знал бы, ни за что не прилетел один.
приветствовали не только как члена экипажа, но и особо. Должна тебя
порадовать. Твой проект переоборудования Земли в главное ухо, голос и глаз
Вселенной принят.
мыслями.
улыбаясь. - Разве тебе не говорили, что на Плутоне смонтирована
Государственная машина? Ты прогуливался над планетой, а Охранительница
фиксировала твои мысли. Они оказались настолько важными, что она
немедленно передала их на Землю, а Большая, тоже незамедлительно, - довела
их до сведения каждого. Ты лишь усаживался на Плутоне в звездолет, а люди
уже спорили, прав ты или неправ. Завтра ты приглашен в Большой Совет -
будешь обосновывать свою идею.
вопросы к тебе будут. И перед тем, как будем осуществлять его, тебе
придется подлечиться - здоровье твое внушает опасение Медицинской машине.
известие о принятии проекта были мне лучше любого лекарства. Большая
комната Веры едва вместила всех собравшихся.
в аэробус, он знал уже, что за этими машинами ангелам не угнаться. Зато он
наотрез отказался от лифта и объявил, что самостоятельно взлетит на
семьдесят девятый этаж. Признаться, я не поверил: в Трубе килограммов сто,
а высота все же около трехсот метров. Но он взлетел. Он отдыхал сперва на
каждом двадцатом этаже в садах, потом на верандах каждого пятого, но
одолел высоту. Он вспотел и был горд необыкновенно.
свою особую колею. Лусин в нем души не чает. Ради Труба Лусин забросил
идею птицеголового бога.
ангелов. Труб и сам понимал, что летать здесь немыслимо, и старался не
давать воли чувству. Но даже когда он делал шаг или просто поводил
крыльями, обязательно что-нибудь со стены или столика летело на пол.
Жанна придет попозже.
живой, с умными глазами, очень похожий на своего отца, - мне показалось,
что я вижу маленького Андре.
про себя слова, какие скажу, думал, какое у меня должно быть выражение
лица. Я все забыл - и слова, и мины. Она положила голову мне на плечо,
тихо плакала, я молча обнимал ее.
волю, я смог его вынести.
мою комнату. Жанна села из диван, я пододвинул кресло. Я с волнением
вглядывался в нее.
хорошенькой, довольно легкомысленной женщины, какую я знал. Со мной
разговаривал серьезный, глубоко чувствующий, еще не перестрадавший свое
горе человек. И этот человек полностью понимал, как мне самому нелегко.
голос - его прощание со мной и Олегом перед тем нападением головоглазов...
И я знаю, что вы сделали все возможное, чтоб вызволить его или хотя бы
отыскать его следы. Я знаю даже, что он кричал "Эли!", а не "Жанна!" перед
гибелью.
а не тебя, - он попал в беду, но смерть ему не грозила, он и не собирался
в тот миг прощаться с жизнью.
жив. С другими я мог не считаться, но ее должен был убедить.
- Ромеро, очевидно, говорил тебе, что мы слышали его призывы, не видя уже
его?
они убили бы сразу, а не боролись с ним, чтоб взять живьем. Он
единственный представитель их новых, самых могущественных в их истории
врагов, - да они трястись должны над ним, а не уничтожать его! Что им даст
уничтожение одного человека? Я уверен, за здоровьем его следят
внимательнее, чем ты сама следила бы за ним на Земле.
них.
самоуверенны, они бы не подвергли единственного своего пленника
превратностям боя. Они могли рассчитывать на победу, но не на то, что не
будет потерь. И они, разумеется, упрятали Андре в спокойное местечко,
подальше от сражения.
считать, что наши враги глупее меня.
хотела расставаться с ней и страшилась, что надежда напрасна.
Ты меня понимаешь, Эли? Ромеро считает, что враги могли выпытать от него
все тайны, но наших тайн они так и не узнали, - это ведь правда?
ей в глаза.
Жанна! Как же ты смеешь так говорить о нем? Неужели ты так слепа, что
собственного мужа не разглядела? Ромеро должен услышать от тебя, каков
Андре, а не ты прислушиваться к Ромеро!
не хотел ее утешать: это было бы подтверждением того, _ч_т_о_ она думала
об Андре. Мне самому хотелось заплакать. Я ловил себя на том же, скрытом в
глубине души, чувстве страха за слабость Андре. Я не знал, насколько мы,
его друзья, способны на муки, но что он меньше всех нас способен на них, я
знал.
с таким несчастьем. Я ведь серьезно думала, стоит ли мне самой жить, когда
узнала о смерти Андре.
Сапковский Анджей
Березин Федор
Суворов Виктор
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий