пока, до осени. Ибо щедрое использование резервов имеет один недостаток:
наступит облегчение, а что после? Снова недостача оружия, недохватка
продовольствия и одежды, страх гибели следующего урожая? И ведь тогда
резервные склады будут пусты, аварийная помощь уже не обеспечена запасами.
Единственный выход: значительно умножить производство! Мы решаем это так.
В армию направляем сразу все резервное оружие, а труженики тыла товары из
госрезерва получают лишь за ту продукцию, что произведена сверх
установленных норм. Товары из госрезерва будут продаваться в специальных
магазинах и на новые деньги, старые останутся для прежних магазинов. Мы
вводим в Латании денежную единицу лат: золотые монеты в пять, десять и
двадцать латов и банкноты, обмениваемые на золото. Лат содержит в себе
один кор золота - по стоимости. Кто захочет высококачественных товаров в
новых магазинах, тот должен постараться. Наработаешь - получишь. И не
иначе!
продукция слишком возрастет? Никаких "слишком"! Чем больше, тем лучше! И
товаров, и золота хватит. И второй: не начнут ли снижать расценки за
повышаемую продукцию? Так было до сих пор, так больше не будет.
Существующие ныне нормы замораживаются до конца войны. Продукция в
границах нормы оплачивается в калонах. Все, произведенное сверх нормы,
латами - золотом и банкнотами.
момент тоже делали передышку. Он говорил с напряжением, но и слушали его с
таким же напряжением. Он должен был остановиться, ибо переходил к самому
неклассическому в своей неклассической концепции войны.
существует великая несправедливость в положении воина на фронте и
труженика в тылу. И она теперь не ослабеет, а усилится. Молодой воин
ежеминутно рискует своей жизнью. Их, не живших, не насладившихся ни
любовью, ни семьей, ни успехами в работе, гонят на вероятную смерть, но
еще вероятней - на ранение и уродство. Вы, слушающие меня сейчас в тылу,
вам трудно, а им стократ трудней. И завтра за дополнительное напряжение в
труде вы получите золото, приобретете редкостные товары, а они? Станет
легче сражаться, но и сражения умножатся, а злая старуха смерть не
скроется, она еще грозней замахнется косой в усилившемся громе
электроорудий, в дьявольском шипении резонаторов, в свисте синих молний
импульсаторов. Отцы и матери, это ведь дети ваши! Женщины, это ведь ваши
мужья и возлюбленные! Чем же мы искупим свою великую вину перед нашими
парнями? Так неравны их судьба и наша, а мы теперь еще усилим это
трагическое неравенство судеб!
стереовизорами каменела исступленная горячечная тишина. Губы Елены
дрожали, в глазах стояли слезы. Гамов снова заговорил:
деньгами. Мы роздали захваченные деньги нашим воинам. Не распределили
среди безликой массы, а строго оценили каждый подвиг в бою, выдали
денежную награду по подвигу, а не по званию. Так доныне не воевали, ордена
государству стоят дешевле денег, солдат отмечали лишь честью. Мы будем
воевать по-другому. Для нас нет ничего дороже наших родных
парней-храбрецов. Так почему отказывать им в богатстве, накопленном всем
народом? Способ, примененный в дивизиях "Стальной таран" и "Золотые
крылья", мы отныне распространяем на всю армию. Размеры наград за каждый
выдающийся успех разрабатываются - о результатах вам сообщит комиссия
военных и финансистов.
стране. Ненависть и негодование пропитывали каждое его слово. Я опасался,
что он на экране стереовизора впадет в приступ ярости. Но он не допустил
себя до бешенства. Только изменившийся голос показывал, что жестокие слова
отвечают буре в душе.
ситуации! - страстно настаивал он. - Враг на фронте идет на нас по
приказу, а не по собственному желанию, а мы убиваем его, превращаем в
калеку, хоть в сущности он вовсе не враг нам, а такой же человек, как и
мы, только попавший в беду повиновения. Но ведь тот, кто нападает на наших
улицах на женщин, на стариков, на детей, тот не враг по приказу свыше,
враг по собственному желанию - десятикратно худший враг! И на фронте враги
идут с оружием на оружие, не только стреляют в чужую грудь, но и свою
подставляют под удар - схватка отвратительна, но честна. А в тылу?
Вооруженный нападает на безоружного, стаей на одиночку, взрослый мужчина
на беззащитного старика, на беспомощную женщину. Бандит - враг, как и тот,
на фронте, но многократно мерзостней. И карать его надо в меру его
гнусности - гораздо, гораздо строже военного врага, идущего с оружием в
руках под ответный удар нашего оружия! Это же чудовищная несправедливость:
бандит с нами поступает тысячекратно подлей противника, а мы с ним
тысячекратно милостивей, чем с тем. На фронте нападающего убивают. В тылу
нападающего сажают в тюрьму, одевают, кормят, лечат, дают вволю спать,
тешат передачами по стерео! А они еще возмущаются, что плохая еда, еще
грозят - выйдем на волю, покажем! И показывают, чуть переступают порог
тюрьмы, - снова за ножи, снова охота за беззащитными людьми. Безмерная
аморальность, к тому же двойная - и с их стороны, ибо они подрывают
изнутри нашу безопасность во время тяжелейшей войны, и с нашей, ибо платим
за их предательство заботой о них! А когда война кончится, выпустим на
волю, и они нагло посмеются над нами: ваши парни погибали, возвращались
калеками, а мы нате вам- здоровые. Сколько же мы умней тех, кто безропотно
шел на фронт, от которого мы бежали!
также и для того, чтобы раздавить внутреннего врага. Объявляю Священный
Террор против всех убийц и грабителей. Мы сделаем подлость самой
невыгодной операцией, самым самоубийственным актом, самым унизительным для
подлеца поступком! Бывали власти твердые, суровые, даже жестокие, даже
беспощадные. Нам этого мало. Мы будем властью свирепой. В тюрьмах сегодня
тысячи многократных убийц. Я приказал всех расстрелять с опубликованием
фамилий и вины. И единственная им поблажка - разрешаю казнь без унижения.
А других заключенных вывезти на тяжелейшие северные работы или в штрафные
батальоны. Тюрем больше не будет, тюрьмы слишком большая роскошь во время
войны. Мера жестокая, скажете вы? Да, жестокая! Но необходимая и полезная.
Беру на себя всю ответственность за нее. После войны вмените мне в вину и
казнь преступников - не отрекусь от этого моего решения.
воле, молодые, здоровые люди, сбились в бандитские шайки и терроризируют
страну. Объявляю Священный Террор против их злодейского террора! Наказания
и унижения продолжающим войну против общества, о каких еще не слыхали.
Слушайте меня, честные мои соотечественники, слушайте меня, убийцы и
грабители, таящиеся в лесах и подвалах! Всем, кто добровольной явкой не
испросит прощения, - унижение и гибель! Главарей шаек живых утопят в
дерьме, стерео покажет, как они в нем барахтаются, как глотают его, прежде
чем утонуть. И это не все. Родители преступников за то, что воспитали
негодяев, примут на себя часть вины. Родители отвечают за детей, таков наш
новый военный закон. Их выведут на казнь их детей, потом самих сошлют на
тяжелые работы до окончания войны, а имущество конфискуют. И если будет
доказано, что кто-либо попользовался хоть одним калоном из награбленного
бандитами, у тех тоже будет конфисковано имущество, а сами они сосланы на
принудительные работы. И еще одно. Некоторые полицейские за взятки тайно
покрывают преступников. За старые провины мы не преследуем, если в них
покаялись. Но кары за продолжающиеся поблажки бандитам объявляю такие:
виновного полицейского повесят у дверей его участка, имущество конфискуют,
а семью вышлют. Объявляю всем, кто тайно способствует преступлениям:
трепещите, иду на вас!
побледнел, голос стал глухим. И я вдруг ощутил то, чего не чувствовал в
личном общении, - как нелегко, как изнуряюще нелегко даются ему решения!
Он спорил с нами, видел наши лица, все снова повторял аргументы, если
замечал, что мы не убеждены, что не все наши сомнения развеяны - мастерски
подбирал для каждого особые доказательства. А сейчас он обращался к
миллионоликому существу, не видел его, не слышал ответного голоса этого
загадочного существа - народа. Он мог и приказать народу, захват власти
давал возможность приказывать. Он понял раньше всех нас, что приказывать
народу будет не победой, а крахом. Только одна возможность была для
власти, какой он жаждал, - убедить всех, покорить все умы, завоевать все
души.
вижу, не видя вас, с каким ужасом слушаете меня. Но поставьте себя на мое
место, придумайте за меня эффективное истребление злодейства. Об одном из
императоров прошлого говорили, что он варварскими методами истреблял
варварство. Утопление в грязи, высылка близких, конфискация имущества -
да, это варварство, это тоже преступление, всякая иная оценка - ложь. Но
убийство на войне в тысячу раз горшее преступление, ибо твой противник не
сделал тебе лично вреда, а ты его убиваешь. Почему же совершаются такие
преступления? Потому что они выгодны и эффективны. Государству выгодно
победить соседа-недруга, а самый эффективный способ победы - преступление,
называемое войной. Преступнику выгодно пользоваться чужим добром, и самый
эффективный способ - напасть, ограбить, убить. Но все применяемые до сих
пор методы борьбы с преступлениями неэффективны - и войны вспыхивают все
снова, и бандит, отсидев срок, снова идет на преступление, а если не сам,
то его подросшая смена. А я применю кары, столь несоразмерные вине, чтобы
преступление стало чудовищно невыгодным. Подлость должна стать самой
убыточной в мире операцией - таков мой план. И грош мне самому цена, если
меня постигнет неудача!
Елманов Валерий
Распопов Дмитрий
Пехов Алексей
Смит Кордвейнер
Нортон Андрэ
Василенко Иван