только мир, все остальное, как бы оно ни было важно, неудача.
не один я. Я посмотрел на Пустовойта. Он имел право возгласить милосердие.
Он молчал, ни на кого не глядя. Гамов закрыл заседание.
слишком тягостным, даже Исиро не захотел передавать его в эфир, лишь
объявил о казни и о том, что некоторые из казненных наговорили на пленку
свои прощальные слова миру. Только высылку Исиро показал - толпу понурых
людей, еще недавно знаменитых деятелей, под крики конвойных усаживали в
зарешеченные машины. Там были и женщины, но Жанны Торкин, скрывшейся под
псевдонимом Жанны Гармиш, я не увидел, ее казнили. В тот же день улетел и
неудачливый эмиссар Аментолы. Я увидел его по стерео, за одну ночь он
постарел на десяток лет.
известная эстрадная певица Радон Торкин, застрелила своего мужа.
летел через океан, а в Кортезии уже бушевали. Торкина обвинили в
дипломатической бездарности и даже в том, что он намеренно сорвал
переговоры с нами, так как среди осужденных были его личные соперники. А
жених Жанны Ричард Гармиш заявил, что оплакивает смерть своей возлюбленной
и горд, что перед смертью она приняла его фамилию.
ничего, что бы могло спасти ее дочь, и потому больше не заслуживал жизни.
И еще сказала эта решительная особа, что в гибели ее дочери президент
Аментола виноват больше ее мужа. И потому, если ее оставят на свободе, она
прикончит и Аментолу. Многие газеты выступили в ее защиту - не в части
угроз Аментоле, а как страдающей матери. Появился комитет, требующий ее
судебного оправдания.
кортезов. Не меньше трети населения Кортезии усаживается перед
стереовизорами, когда Исиро объявляет выход в эфир военнопленных.
преступников, за смерть которых Черный суд обещал награду в сто тысяч
диданов. Журналисты поинтересовались у Радон, не желает ли она затребовать
гонорар за убийство - сумма все же побольше ее артистических гонораров.
Она ответила, что не думала об этом, но если истребует черный гонорар, то
это будет самым ценным подарком от мужа за всю их супружескую жизнь. Две
адвокатские конторы предложили услуги для переговоров с Акционерной
компанией Террора. Теперь о поездке первой делегации женщин Кортезии в
лагеря военнопленных. Бар поставил условие - раньше продукты, потом
делегации. Продукты для пленных уже пришли. На этой неделе и женщины
прибудут в Адан. Готовьте пламенную речь, диктатор.
Возможно, я излишне много надежд возлагаю на этих женщин, но поскорей бы
покончить с войной...
и не подумал бы идти на встречу с делегатками Администрации Помощи. Скажу
о ней несколько слов. Она не только была создана поразительно быстро, но и
в считанные дни свезла в порты массу продовольствия, Аментола не осмелился
запретить помощь своим пленным воинам, хотя в Сенате признал грабежом
колоссальные изъятия из продовольствия, которые планирует Бар, на что со
скамей оппозиции ему возразили: в войне бывают потери и покрупней, чем
часть посылок: даже если одна десятая дойдет до голодающих парней, то и на
это надо соглашаться, ибо без этой десятой они наверняка погибнут.
Исиро из лагерей военнопленных, я всю ночь просидел перед стереовизором.
Стереосеансы стали частью не только психологической, но и экономической
борьбы: многие кортезы пренебрегали даже службой, если появлялась надежда
увидеть среди пленных сына, мужа или брата. Я посмотрел три северных
лагеря, из самых режимных: бревенчатые бараки, длинные столы, исхудавшие,
ослабевшие люди, мало похожие на тех бравых солдат и офицеров, что еще
недавно сдавались нам в плен, жадно хлебали варево. Один за другим пленные
возникали на экране и что-нибудь - в пределах одной минуты, дабы
высказалось побольше людей - говорили в эфир, надеясь, что их в эту минуту
видят близкие.
время думаю о ней, она мне часто снится.
есть. Надеюсь, вы не забыли, что у вас есть несчастный брат и что он вас
помнит и любит?
когда-нибудь увидеть меня, раскошельтесь, пока я не погиб, как голодная
собака. Здесь не райский уголок.
выговаривал всей своей стране - вероятно, не было родственников, на
которых мог бы излить злость:
политики. Я требую, чтобы тех, кто виноват в нашем поражении, отдали под
суд. Вы готовите нам жалкие подачки, мы знаем об этом. Но подачками не
загладить государственных преступлений. Мы требуем возмездия, а не
милостыни.
ночь, когда я смотрел передачи из лагерей. Большинство извещало о своем
здоровье, просило их не забывать. В общем все передачи, как и
задумывалось, возбуждали волнение у родных, призывали к действиям для
мира, а не для войны. Эту психологическую атаку Гамов мог считать
победной. А я, отправляясь на встречу с первой делегацией из Администрации
Помощи, уже представлял себе, что они знают о наших лагерях, чего сами
ждут от нас и чего мы можем ждать от них.
явились раньше Гамова. Женщины встали, когда мы вошли в зал, но я попросил
их сесть: мы здесь только зрители и слушатели. Они сидели в молчании, пока
из своего бокового помещения не показался Гамов. Женщины снова дружно
встали и приветствовали его - вероятно, заранее репетировали сцену
свидания с диктатором Латании.
вы родственницы тех, от которых мы недавно отбивались с оружием в руках.
Но сейчас ваши родные в нашем плену, они для нас уже не враги, просто
несчастные жертвы преступной войны. И вы для нас не посланцы враждебной
державы, а страдающие женщины - и горю, и заботам вашим мы сочувствуем.
Теперь я слушаю вас. Кто будет говорить?
один из возвещенных им спектаклей - и сюжетом спектакля станет милосердие.
Но ни один из нас не догадывался, как он поведет действие. Гамов умел быть
непредсказуемым, а в данном случае непредсказуемость планировалась. Что до
меня, то, не затрудняясь предугадыванием беседы Гамова, я только
рассматривал деятельниц Администрации Помощи. И в очередной раз я
убедился, что не физиономист. Женщины были как женщины, немного
различались возрастом, ни старух, ни девчонок не было - что-то между
тридцатью и пятьюдесятью годами, так я определил. Если бы меня заставили
описать характеры этих женщин по их внешности, я сразу бы спасовал: только
такие яркие, как Людмила Милошевская, Анна Курсай или моя жена могут при
одном взгляде на них поведать что-то важное о себе. Вероятно, предвидя их
безликость, Гамов и потребовал подробных сведений о каждой - задумал
сразиться с каждой индивидуально, а не воздействовать на безликую массу. В
трех местах по залу Исиро разместил стереопередатчики, они высвечивали
каждое лицо, выносили в эфир каждое слово. Спектакль был срежиссирован
опытной рукой, мы только не знали, как он реализуется.
представилась - Норма Фриз, профессор математики, автор двух учебников,
член совета Администрации Помощи, мать Армана Фриза, студента, ныне
военнопленного. Она с радостью пользуется случаем, чтобы воздать хвалу
диктатору Латании за его великодушное разрешение помогать солдатам и
офицерам, попавшим в плен. От имени всех женщин, чьи дети и мужья
находятся сегодня в плену, она благодарит диктатора - всей своей женской
душой, всем своим материнским сердцем признательна, бесконечно
признательна!
читала лекции своим студентам, Норма Фриз поклонилась и села. И сразу
вскочила ее соседка и повторила, только похуже, те же благодарности, а за
ней третья и четвертая одинаково уверяли в признательности диктатору
Латании. Гамов хмурился, напускная ласковость быстро исчезла, в глазах
появился холодный блеск - верный знак сгущавшегося гнева. Гнева у Гамова я
никак не ожидал. Для гнева не было причин, он обычно появлялся, когда
Гамов наталкивался на сопротивление, сейчас даже намека на противодействие
не возникло: унижение, лесть, боязнь рассердить всемогущего властителя -
только это слышали мои уши и видели мои глаза, - отнюдь не причина для
ярости. Воистину Гамов был непредсказуем!
Гамов совещался и спорил сидя, произносить речи он мог лишь стоя. Сейчас
Орловский Гай Юлий
Пехов Алексей
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Майер Стефани
Самойлова Елена