отпускают только на постоянное жительство на планете. Мы же летели в
командировку, а не на поселение - и вот она погибает, а я, вытащивший ее
на гибель, спокойно живу, буду и дальше жить. Нет, какая чудовищная
несправедливость!.. Анна до последнего часа жизни сохраняла сознание, она
понимала мое горе, она улыбнулась мне такой ласковой, такой горькой
улыбкой, слабеющим движением протянула руку. Я сжал, крепко сжал ее
пылающие жаром пальцы, я мучительно силился передать ей хоть крупицу, хоть
каплю своей жизни, но не передал, это пока еще неисполнимо - обмениваться
жизнями. Наша командировка кончалась, мы оба, если бы она не заболела, уже
мчались бы на Землю... И, вглядываясь в нее, такую бесконечно исхудавшую,
я уже знал, что не улечу, что у меня теперь одна цель в жизни - отомстить
тем зловещим, тем загадочным силам, что отнимают у меня жену. Анна умерла.
Я остался, чтобы побороться с проклятой планетой, чтобы навек истребить
угрозу гибели, которой здесь встречали всякого пришельца леса и воды,
воздух и почва. Эринния настигнет Эриннию, мщение покарает мстительницу,
так я постоянно твердил себе каждый день в течение десяти лет жестокой
схватки с тлетворным испарением планеты. Кто сейчас вспоминает на Эриннии
о страшных днях, когда люди бледнели и задерживали дыхание, ступая на
космодром, когда иные даже в герметически защищенной от местного воздуха
гостинице не снимали скафандров, укладываясь спать? Не райское местечко,
нет, но и не хуже других планет, вполне пригодна для жилья - рая в
космосе, к сожалению, пока не нашли. Да, такая она сегодня, эта недавно
столь грозная Эринния. Я отомстил ее зловещим силам - навсегда уничтожил
их!
назад полная здоровья и жизнерадостности женщина, и эта женщина - не жена,
даже не душевный друг - так же дорога мне, как и та, первая, моя жена. И я
так же неизбывно виновен перед ней, второй, как и десять лет назад был
виновен перед первой, - и эта, Ирина, послана мной на гибель. Нет, мне не
предъявят формального обвинения, но совесть не знает формальных
оправданий, совесть твердит: отказал бы ей в полете на Ниобею, и была бы
жива, ты знал, какой риск стоит за твоим разрешением, но пренебрег риском.
Собой ты вправе рисковать, но ты рисковал другим человеком, это
непрощаемо! За Анну ты отомстил, благородно отомстил, все это признают,
сам это о себе признаешь. Будешь ли мстить за Ирину? И кому мстить?
Несчастным нибам? А чем они виноваты? Единственно виноватый - ты. Какой же
местью покараешь себя?
мрачней.
понимал, как важно прибыть на Базу поскорей, потом он говорил, что гнал на
пределе. Но только на другой день мы опустились на космодроме.
закрытыми глазами. Она дышала, но так слабо, что я не ощущал ее дыхания,
лишь приборы регистрировали кислород, поглощаемый легкими. Я несколько раз
дотрагивался до ее руки: рука, чуть теплая, еще жила, но жизнью,
подошедшей к потусторонности. Однажды, не вынеся неподвижности Ирины, я
спросил врача, нельзя ли привести ее в сознание? Он ответил:
Результатом будет последующее ухудшение. Случаи такого рода часты.
короткий срок в сознание, близкие видят в этом чуть ли не шаг к
выздоровлению, а врачи, наоборот, - приближение агонии.
кроме двух врачей, местного и с Ниобеи, села Агнесса Плавицкая. Перед этим
она подошла ко мне. Лицо ее кривилось, она еле удерживалась от слез.
женщина! Что будет с нашим другом Джозефом? Он так любил свою жену. Мы все
ее любили, господин Штилике, она того заслуживала.
Аристогитона, еще и трети не исследовано, это теперь главная работа
Джозефа. Я послала радиограмму о несчастье с женой, он скоро прибудет.
присутствие. Такой ужас, господин Штилике, такой ужас!
появилась вражда.
как получил сообщение от Мальгрема о вашем чудовищном приказе. Как вам
могло прийти в голову такое возмутительное решение? Мы будет
протестовать!..
ее, - Когда он вернется?
шагнула к машине.
повторили все ту же формулу, которую я слышал весь полет: "Пока изменений
нет". Я больше не мог терпеливо выслушивать это и потребовал точного
растолкования. Врач Базы был категоричней ниобейского врача.
означает, что угасание жизни продолжается неотвратимо.
и методы...
"изменений нет" стоит все могущество современной медицины. Не требуйте от
нас чудес. Вы хотите к Миядзимо? Идемте вместе.
Ирина по-прежнему лежала на спине, бледная, с закрытыми глазами, с
выпростанными поверх одеяла руками. "Третий день на спине, ни единого
движения, ни единого взгляда, - думал я. - Третий день... Изменений нет -
пока..."
Барнхауз поехал к себе.
Она встала передо мной, преграждая путь. Мне было не до шуток и иронии, и
я не собирался ни шутить, ни иронизировать, но невольно сказал не так, как
надо было:
жалобно.
на Ниобее. Пожалейте его, господин Штилике. Даже если он... в общем, если
что вам не понравится... все равно, не будьте к нему суровы. Молю вас,
господин Штилике! Ему надо лечь в постель, а он захотел объясниться с
вами.
понимал. Она говорила возбужденным шепотом. И если бы она остановилась на
своей непонятной просьбе, я, наверно, от одной растерянности пообещал бы
выполнить все, что она пожелает. Но она добавила:
перед Джозефом и Питером-Клодом! Разве случилось бы это несчастье, если бы
вы не разрешили Ирине полететь с вами? Вам так хотелось быть с ней, я
понимаю, Ирина очаровательная женщина... Какой урок для всех нас, господин
Штилике, эта трагедия на Ниобее. Но я прошу вас, от всей души прошу... Вы
понимаете меня?
Агнесса. И буду вести себя так, как велит мой разум, а не вы.
зазвенели смятенно и громко.
вас!
Барнхауза. - Когда же придет этот ваш любимец Штилике?
лохматый, краснощекий, широкогубый божок какого-то дикарского племени. Он
возложил на стол могучие руки - пятипалые лопаты на длинных толстых
черенках. Глаза его, слишком маленькие для такого обширного лица и
отороченные воспаленными веками, тускло рдели. Мне показалось, что он
напился.
Законов не нарушаю, можете мне поверить. И другим не позволю. Надышался
сернистого газа. Мальгрем уговаривал не лезть на вулкан, а я полез. Люблю
пламя. И сернистый газ люблю. Но перебрал. Два дня буду ходить осоловелый!
Да, Штилике, беда у нас с вами. Погиб хороший человек. По нашей с вами
вине погиб. Вы разрешили вести жертву на заклание, я предоставил
транспортные средства... в смысле, планетолет, вы понимаете меня?
бешенство.
косой, скверная старуха! Долго ли смогут ее отпугивать лекарствами и
облучениями? Не делайте таких глаз, Штилике, нехорошо так выщериваться,
поверьте мне. Я не столь воспитан, как Джозеф, у меня без изящества, но