Подлинное страшило, вы в этом сами убедитесь, когда подремонтируюсь.
Хавроны стали меня одолевать. Хронотрансформатор был на издыхании, но
вынес меня в иновремя, зато отказал при возвращении. И я запутался в новом
времени, только не знаю каком, все так повторялось, что звенели все
контакты в мозгу. Если бы не Мария, мне бы крышка, хотя никакой крышки над
собой я не видел - и не совсем понимаю, почему вы, люди, так любите это
словечко. Но главное не во мне, главное в том, что я увидел в будущем - я
такое увидел! Не поверить! Сейчас я вам все расскажу...
спросил Кнудсен.
ужасно боятся. Они его не преследовали, да и я бы не пустил. А что с ним
теперь - не знаю.
Возьми Асмодея.
хавронов и двух-трех Бессмертных. Что они будут вести себя смирно,
уверена.
капля сомнения оставалась и у нее. Вспоминались древние книги о покорении
одних народов другими: в них ярко живописались восстания против
покорителей и угнетателей. Что хронавты не угнетатели, рангуны убедятся
быстро, но покорителями они остаются в любом случае. И, направляясь из
салона в трюм, где разместили Бессмертных, Мария тихо твердила про себя
строчку из романа о приключениях астронавтов на прекрасной планете,
населенной высокоразвитыми гуманоидами. Ни планеты столь прекрасной, ни
совершенных гуманоидов реальные астронавты за двести лет после выхода
романа в свет так и не обнаружили - ни в ближнем, ни в дальнем космосе.
"Мы покорители сердец, мы завоеватели душ!"- говорил герой романа жителям
удивительной планеты, и добросердечные аборигены - волей автора романа -
немедленно раскрыли души и отдали сердца покорившим их людям. Мария
утешила себя еще одной древней цитатой из кодекса завоевателей и
покорителей - она звучала не так красиво, зато внушительно: "Пусть не
любят, лишь бы вели себя смирно".
достаточно обширен, чтобы вместить пленников и побольше. При появлении
Марии все рангуны поспешно выстроились как на параде. Ватута церемонно
наклонил голову и чуть отвел назад руки. Асмодей, вошедший вместе с
Марией, немедля повторил приветствие Ватуты, ему понравилась красивая
поза: наклоненная голова, отброшенные назад руки - и уважение, и
непринужденность, отлично подойдет к личине No 17. Мария ограничилась тем,
что впервые внимательно присмотрелась к Ватуте - в пылу вторжения в пещеру
было не до любования ошеломленным противником. Властитель Бессмертных был
импозантен - рослый, крупноголовый, с цилиндрическим туловищем, лишенным
бочкообразности, отличавшей почти всех рангунов, с пропорциональными
туловищу ногами. Он вполне годился быть статуей самого себя, на такую
статую и на Земле ребята взирали бы без смеха - в отличие от бочек на
журавлиных ногах-рычагах, какими скульптор должен был бы изобразить
остальных Бессмертных.
человеческом языке - общение с Бахом дало плоды.
повеление, а не просьба. Надо спасать хронавта Аркадия Никитина и двух его
спутников-дилонов, бежавших от хавронов в какой-то мертвый лес. Она хочет,
чтобы Ватута сопровождал ее в спасательном отряде со своими помощниками,
которых сам отберет.
они хотели помешать нашему бегству.
истолковать как знак согласия.
солдат. Удивляюсь только, что он остался в живых; в последнем донесении
Клаппы сообщалось, что Асмодей погиб в битве, а трое других беглецов
несомненно погибнут, ибо скрылись в безумных лесах, где все
противодействует жизни. Даже мы, Бессмертные, избегаем их. Впрочем, я
пойду в любое место, куда поведешь, Повелительница!
легкой иронией в ответе Ватуты.
буду поражен, если в гуще леса повстречаем твоих друзей, веселых и
здоровых. После того как ты, внезапно появившись из небытия, взяла нас
всех в плен, о чем бестолковые дилоны даже подумать не осмеливались... В
общем, я теперь допускаю и недопустимое!
Властитель Бессмертных не только хорошо объяснялся по-человечески, но и
приобрел навыки земного оратора. В данной ситуации он мог бы
разглагольствовать и не так напыщенно - и Мария постаралась показать, что
лучше бы ему держаться по-иному.
планетолета в другие помещения корабля. Асмодей, быстро!
Мария, рядом разместился Асмодей, позади обоих - невозмутимый Ватута.
Сперва потянулись дремучие леса, такие же, как в Дилонии, только гуще -
исполинские голубые деревья с пышными кронами. В глаза сверкала Гаруна
Белая, был ее час на небосклоне. Сбоку сияла Гаруна Голубая. По мере
углубления на север Белая звезда смещалась вбок, прямо по курсу легла
Голубая. Густые леса разрежались: деревья теряли свою высоту и яркость,
чаща перебивалась кустарниковыми зарослями, появлялись пустоши, их
становилось все больше.
поблескивающие озерки... Ватута, молчавший всю первую половину полета,
подал голос:
хавроны держат нашу последнюю заставу.
вел в пещеру. Площадка перед пещерой хранила следы недавней битвы -
валялись трупы хавронов, оружие, остатки боевой личины Асмодея. Киборг
поднял обломки зубастой головы.
факелы, рот - пылающее горнило, каждый зуб - раскаленный металл! А шерсть?
Не шерстинки - электрические разряды. Ты бы посмотрела, Мария, как
шарахнулись от меня хавроны.
побоища. Всюду лежали мертвые тела - перекореженные, раздробленные,
расчлененные; труп возле трупа, труп на трупе. Тяжкое безмолвие нависло
над могилой. Асмодей прислушался - и его обостренный слух не уловил ни
вздоха, ни стона.
растянувшегося во весь рост хаврона. - Лучший солдат моей армии. Его
одного хроноворот не разорвал на части.
деревья. Минута шла за минутой, час за часом, беглецов не было видно.
Мария повернула к Ватуте побледневшее лицо.
тела оставляют. Раз нет трупов беглецов - значит, им удалось пробраться
сквозь чащу. Хавронам это еще не удавалось.
Бессмертный No 3.
Индикатор показал, что вдали движется человеческая фигура. Мария впилась
глазами в экран. Это мог быть только Аркадий, но бредущий в лесу человек -
пошатывающийся, старчески согнутый - мало напоминал того юного Аркадия,
какого она знала. Человек упал, с усилием повернулся на спину и замер,
обратив неподвижные глаза к тусклому небу. Мария опустила планетолет на
купку деревьев - кроны посыпались в стороны, стволы затрещали - и первой
выскочила наружу.
звала:
сидевший под изображением так странно похожего на него бога Хроноса;
Мария, свободно откинувшая голову на спинку кресла, - ей шла эта
непринужденная, не лишенная какой-то значительности поза; Бах, с ногами
забравшийся в свое кресло - он любил, усаживаясь, превращать себя в