Андрей СТОЛЯРОВ

МЕЧТА ПАНДОРЫ

Вернув документы, лейтенант угрюмо откозырял:

- Ничего не могу поделать. Отгоните машину к дому и ждите.

У него было темное, обветренное лицо. Он не говорил, а выдавливал из
себя слова. За спиной его от канала через всю улицу тянулась цепь солдат -
ноги расставлены, на груди автоматы, в петлицах - серебряные парашюты.

Я достал удостоверение. Если оно и произвело впечатление на
лейтенанта, то внешне это никак не выразилось.

- Хорошо, - так же угрюмо сказал он. - Вы можете пройти. Но я бы
советовал обождать.

Он помолчал, видимо, рассчитывая, что я соглашусь. Набережная за
оцеплением была пустынна, солнечна. Доносилась стрельба - справа, из
середины квартала...

- Хорошо, я дам сопровождающего, - лейтенант стал еще угрюмей. Мотнул
головой. Вразвалку подошел сержант в пятнистом полевом комбинезоне. На шее
у него болталась прозрачная пластинка величиной с ладонь.

- Проведешь, - сказал лейтенант. - Я сообщу по рации.

Сержант окинул мгновенным взглядом мой светлый, выутюженный костюм,
прищурился на галстук:

- Испачкаетесь, сударь.

Я знал, как обращаться с десантниками, и поэтому уверенно двинулся
вперед, как бы не сомневаясь, что он последует за мной. Так оно и
оказалось.

Мы пошли по набережной.

- Вы все-таки держитесь сзади, - уже нормальным голосим сказал
сержант, догоняя. - И ни в коем случае не отходите от меня.

- Что тут у вас происходит? - спросил я.

- Операция.

Больше он ничего не добавил.

Мы свернули во двор - узкий, извилистый. Стены в черных подтеках
смыкались вверху, вдавливаясь в небо. Все время казалось, что мы сейчас
упремся в тупик, но неожиданно открывался новый проход. Отовсюду слышалась
стрельба. Сдвоенно выстрелил карабин; затем, сплетаясь в едином звуке,
хлестнули автоматные очереди, и, наконец, солидно застучал тяжелый
пулемет, судя по звуку - "гокис", пули у него размером с небольшой
огурец...

Это было уже серьезно. В последний раз я слышал "гокисы" год назад во
время мятежа в Порт-Хаффе. Тогда сепаратисты из "Феруза" внезапно, в
считанные минуты профессионально положив напалмовые кассеты вдоль
пригорода и блокировав огненным полукольцом войска МККР, двинули танки по
шоссе прямо на Ролиссо, где находились международные армейские склады.
Если бы они захватили оружие, то могли бы отрезать весь север и держать
жесткую оборону этой территории по крайней мере несколько месяцев.
Главнокомандующий вооруженными силами страны то ли растерялся, то ли
действительно был связан с сепаратистами, как говорили потом: он, вместо
того чтобы подорвать склады, выслал наперехват артиллерийскую школу -
недоученных курсантов, подкрепив их саперным батальоном из резерва.
Штурмовые танки "Мант" прошли сквозь них, как сквозь масло, - я уже потом,
после гибели Аль-Фаиза видел на шоссе месиво исковерканных орудий и тел, в
котором копошились подразделения Красного креста и добровольные санитарные
дружины.

Нас выбросили на исходе ночи. Небо начинало светлеть. Десятки капсул
неспешно, одна за другой вываливались из пузатых с маленькими крыльями,
неуклюжих на вид транспортных самолетов и долго, уменьшающимися точками
летели вниз и у самой земли эффектно распахивали зонты - пружинили на
воздушной подушке.

Сверху все было отлично видно. И огненный, голубой полукруг,
опоясавший порт, и серебрящуюся спокойную Ниссу, и артиллерийские вспышки
за мостом, который уже был захвачен сепаратистами, и ближе к земле -
пропитанные флюофором светящиеся зеленые знамена передового полка "Меч
пророка", чьи танки на лобовой броне несли изречения девятого калифа Али.

Мы садились прямо на склады. Вдали уходи разрывы, но мы все-таки
надеялись здесь закрепиться - у нас были податомные базуки, которые в
случае попадания если и не пробивали броню, то вынуждали "Мантов"
остановиться на минуту-две для смены оплавившейся оптики, а за это время
можно было навести канальную мину. И вот, когда мы начали выпрыгивать на
сырую бетонную площадку перед складом, оттуда, со сторожевых вышек,
тяжелыми басами заговорили "гокисы". Оказывается, Аль-Фаиз еще за четыре
часа до выступления выслал вперед ударную группу; она без шума вырезала
охрану и заняла ключевые посты. Но мы узнали об этом потом. А в тот момент
занявшаяся огнем капсула вызвала наши крики предостережения. Мы
разворачивались к вышкам так, чтобы там увидели голубые нашивки на наших
робах. И командир десанта, югославский майор, приказал осветить
прожектором его форму с надписью "Международные войска", - но вторая
очередь, выкинувшая его из луча и свалившая прожектор, поставила все на
свои места.

Я очнулся тогда только утром в госпитале, когда Аль-Фаиз и двенадцать
его имамов, окруженные в здании аэровокзала, покончили счеты с жизнью,
выбросившись на мостовую.

...Двор вывел нас на боковую улицу. Тут слабо, но ощутимо пахло
чесноком. Я покосился на прозрачную пластинку. Это был противогаз.

- Теперь осторожно, - предупредил сержант.

И сразу же над нашими головами раздался звук - будто пилой по дереву.
Мы отшатнулись. Чуть выше, над нами в темном кирпиче появился десяток
красных лунок со сколотыми краями.

- Весело тут у вас, - сказал я, отряхивая кремовый пиджак.

Сержант блеснул зубами сквозь кирпичную пыль:

- Это ничего - пугают. А вот у них есть один с карабином, так бьет,
подлец, как в тире.

- Откуда у них "гокисы"? - спросил я. - Или это ваши стараются?

- У них все, что хочешь, есть, - сержант вытер лицо, оставив на нем
красные полосы. - Надо перебираться на ту сторону. Видите подворотню?

До подворотни было метров сорок.

- По одному и - быстро, - приказал сержант. Выскочил и, будто нырнул,
почти падая, перебежал улицу. Запоздало ударила очередь, выбила искры из
асфальта, зазвенело стекло. Я кинулся, не дожидаясь, пока очередь
кончится. По мне не стреляли.

- Вот мы и на месте, - сказал сержант. Он закурил.

- Хороший автоматчик уложил бы вас запросто.

- Под хорошего автоматчика я бы и не полез.

Он открыл обшарпанную дверь на первом этаже. В квартире царил хаос.
Мебель была перевернута, на полу сверкали сотни зеркальных осколков.
Полированную стенку наискось прочерчивала пулевая дорожка. По бокам
выбитого окна стояли капитан-десантник и совсем молоденький лейтенант. У
обоих на шее висели пластинки противогазов. Очень сильно пахло чесноком.

- По приказу начальника охраны... - шагнув вперед, начал докладывать
сержант.

Капитан резко повернул к нему белое, засыпанное известкой лицо и
крикнул сорванным голосом:

- К стене!

Мы едва отскочили. Автоматная очередь прошла по полу, брызнули
зеркальные фонтаны.

- Засекли все-таки, сволочи, - сказал капитан.

Лейтенант ежесекундно вытирал лицо ладонью:

- Надо менять позицию.

- Поздно, уже поздно, - проговорил капитан и опять навис над рацией:

- Хансон, слышишь меня? Хансон! Что там у вас?

- Заняли чердак, - донеслось в ответ. - Через минуту начинаем. Я
сообщу.

- Балим! - закричал капитан. - Через минуту закроешь окна. Плотно
закроешь, понял? Чтобы носа не могли высунуть!

- Не высунут, капитан, ничего не высунут, - неторопливый голос был с
сильным южным акцентом.

- Видишь, где у них пулемет?

- Вижу.

- Вот. Чтоб больше ни я, ни ты его не видели.

- Понял, капитан. Все будет в ажуре, капитан!

Капитан повернулся к нам:

- Ну?

- Сержант доложил.

- Какой Август? Август на той стороне, - капитан с неприязнью
посмотрел намой злополучный костюм, ужасно сморщил лицо. - Сейчас туда не
пройти. И здесь вам делать нечего. Отправляйтесь во двор. Он не
простреливается.

Я достал удостоверение. Капитан не успел даже взглянуть на него -
рация, казалось, накалилась:

- Начинаем, капитан!

И он в ответ весь напрягся:

- Балим! Балим! Огонь!

Впереди бешено стучали десятка два автоматов. Капитан скомандовал:

- Пошли!

Мой сержант перекинул автомат в руку, лег, раскинув ноги, у соседнего
окна.

Переулок хорошо просматривался - широкий, пустой. Стены его домов
были исцарапаны пулями. У тротуара дымилась покореженная легковая машина.
Ветер переворачивал зеленые бумажки, застилавшие асфальт. На углу, из