Чтение 5–й страницы книги ~Мечта Пандоры~

Элга передернула плечиком:

- Вот режиссерская. Там готовят сегодняшний Спектакль.

Режиссерская представляла собой громадную комнату без окон. Под
светящимся потолком были развешаны десятки волновых софитов для
стереокраски, а в центре на разномастных стульях сидели около шести
человек. Режиссер, похожий на елку, жестикулировал. Сбоку от него я увидел
Кузнецова. Гера задумчиво курил. Он то ли не обратил внимания на открытую
дверь, то ли играл свою роль - по легенде мы были незнакомы.

Больше я ничего заметить не успел. Режиссер повернул к нам изъеденное
до костей лицо и спросил, срываясь на крик:

- В чем дело? Я занят, занят, занят!

Элга закрыла дверь, словно обожглась.

- Ввод Спектакля, - смущенно пояснила она. - Витольд всегда так
нервничает.

Я промолчал. Я думал: как хорошо, что в паре со мной работает
Кузнецов. Спокойный и рассудительный Гера Кузнецов, на которого при любых
обстоятельствах можно положиться даже больше, чем на самого себя.

Элга повела меня в техотдел. Я не разбираюсь в голографии и тем более
в волновой технике, но, по-моему, оборудование у них первоклассное,
выполненное в основном по специальным заказам. Там же, в зале, в
прозрачном кресле, возведя черные глаза к потолку, полулежал парень в
шикарном тренировочном костюме; он затягивался тонкой, как спица,
сигаретой, а выпускал зеленый дым. Парень даже не посмотрел на нас, но
сигарета замерла в воздухе, и я понял, что он слушает разговор самым
внимательным образом. Выходя, я равнодушно обернулся и поймал его
пронзительный и сразу погасший взгляд.

Вообще Элга оказалась неплохим гидом, особенно когда забывала о своей
задаче - обольстить инспектора из Столицы. Я искренне был заинтересован ее
рассказом, и поэтому она говорила много и охотно. В результате я узнал,
что ей двадцать семь лет, что она не замужем - все попадались какие-то
хухрики, что она хотела бы иметь самостоятельную работу, а ее держат
ассистентом, что она давно бы ушла, если бы не Спектакли, что все в Доме
держится на Витольде, а директор в искусстве - ни дуба не варит, что он,
директор, уже не раз делал ей определенные предложения, но, она в гробу
видела этого зануду, что директор и Витольд ненавидят друг друга, но
почему-то работают вместе, хотя давно могли бы и разойтись, что Элге
приходится выполнять некоторые особые поручения, какие - она не уточнила,
и поэтому многие относятся к ней плохо.

Из всего этого в какой-то мере можно было составить общую картину, но
ничего существенного понять при этом было невозможно. Элга была очень
мила, и мне приходилось ежесекундно напоминать себе, что фантом, пока не
включена программа, ничем не отличается от обычного человека.

Кроме того, у меня не выходил из головы погром в моей квартире.
Сомнений не было - я засветился. Но каким образом? Ведь я появился в
городе только вчера и о моем прибытии знали три, от силы четыре человека?
А если громить квартиру, то причем тут микрофоны? Получалась какая-то
ерунда.

Сдавленный хрип донесся из-за низенькой двери слева. Так хрипят
загнанные лошади. Я посмотрел на Элгу. Она ползала плечами. Я потянул
дверь. В маленькой, похожей на кладовку комнате, где стояли рулоны бумаги
и высокие бутыли коричневого стекла, угрюмый Краб, оскалясь, стиснув
квадратные зубы, душил зажатого в угол советника Фольцева. Финансовый бог
уже посинел, слабыми пухлыми руками рвал кисть, сдавившую горло.

- Отпустите, - сказал я.

Краб повернул заросшее лицо:

- Чего?

- Вполне достаточно.

- Исчезни, - посоветовал Краб.

- Я ведь могу вызвать полицию, - пригрозил я. - Есть двое свидетелей.

Отпущенный советник стал кашлять, давиться слюной, сгибаться,
насколько ему позволял живот. Лицо у него из синего стало багровым. Вдруг
он замахал руками:

- Оставьте нас! Пожалуйста! Я вас прошу!

И опять согнулся, выворачивая легкие в кашле.

Мы пошли дальше. Я деликатно молчал. У Элги был такой вид, словно ее
осенило.

Мы спустились в библиотеку. Она располагалась в подвале. Светился
матовый потолок. Уходили вдаль деревянные стеллажи. Было очень тихо. За
барьером у раскрытой книги сидела девушка, с таким печальным лицом, словно
она всю жизнь провела в этом подвале.

Элга меня представила.

- Анна, - сказала девушка. Она была в сером платье с белым кружевным
воротничком - как в старом фильме.

- У вас, вероятно, много читателей? - спросил я. И мне вдруг стало
стыдно за свой бодрый тон.

- Нет, - сказала она. Сейчас мало читают, больше смотрят видео. А с
тех пор, как начались Спектакли, - тем более.

Я перевел взгляд на раскрытую книгу.

- А я привыкла, - сказала она. - С детства читаю. Это отец меня
приучил.

Элга фыркнула. Теперь мне это не показалось привлекательным. Я
смотрел на Анну. Она - на меня. Я спросил о чем-то. Она что-то ответила.
Элга начала нетерпеливо пританцовывать.

Послышались шаркающие шаги.

- А вот и папа, - сказала Анна.

Из-за стеллажей появился согнутый старик в вельветовой куртке,
поправил старинные роговые очки.

Мы немного поговорили. Я явно не был в ударе - вдруг забыл, какие
вопросы следует задавать инспектору. Кажется, этого никто не заметил.

Старик любовно гладил корешки:

- Книги - это моя давняя страсть. У меня и дома неплохая библиотека.
Старая классика. Есть издания прошлого века. Конечно, сейчас принято
держать звукозаписи - знаете: группа артистов читает "Войну и мир". Не
спорю, есть удачные трактовки, но я привык сам. А мода - бог с ней, с
модой.

Я все время смотрел на Анну. И она тоже смотрела, без смущения. Элга
прекратила улыбаться.

Когда молчать дальше стало неудобно, я обратился к старику:

- Сегодня у вас новый Спектакль?

Он вздохнул:

- Не любитель я этих Спектаклей. Но директор требует, чтобы
присутствовали все. Так сказать, на месте изучали дух молодежи.

- А вы там будете? - спросила Анна.

- Обязательно, - заверил я.

- Я приду, - сказала она.

Мы вышли. Элга обиженно молчала. У нее исчезло все оживление. Мы
поднялись на второй этаж. Она грустно посмотрела на меня:

- Вот так всегда. Разные хухрики липнут, а стоит познакомиться с
серьезным человеком, как он смотрит только на нее.

- Я не серьезный. Я веселый и легкомысленный, - отозвался я.

- И ничего в ней нет, - уверила меня Элга. - Подумаешь, книги...

Мы расстались. Я не назначил Элге свидания, и она ушла
разочарованная.

Днем было проведено короткое радиосовещание. Я доложил о квартире. У
Августа мое сообщение восторга не вызвало.

- Случайность? - буркнул он. - Ладно. Разберемся. Подключим полицию.
В конце концов, по документам ты - гражданин. Пусть обеспечат твою
безопасность как гражданина.

Я выразительно молчал. Конечно, полиция могла бы кое-что выяснить,
но, с другой стороны, тут же начались бы ненужные расспросы - кто? зачем?
почему?

- Ладно, - проницательно посмотрел на меня Август. - Посмотрим. Это я
беру на себя. Как ты считаешь, имеет смысл менять квартиру?

- Нет. Я засветился еще до входа в операцию. Утечка информации где-то
на самом верху.

- Что еще?

Я рассказал о своих впечатлениях от Дома, сделав акцент на директоре
и черноглазом парне, которого видел в танцевальном зале.

- Значит, ничего нового, - подытожил Август. Покашлял. - Работа по
раскрытой группе тоже ничего не дала.

- Вы же одного взяли, - напомнил я.

- Как ты помнишь, включенные фантомы в случае провала кончают
самоубийством, - сказал Август.

- Но ваш - жив.

- Пока жив. Была попытка выброситься из окна, попытка разбить голову
о стену. Сейчас его держат в специальном помещении под непрерывным
контролем. И конечно, он молчит. Это тоже в программе. И будет молчать. У
МККР пять живых фантомов, они молчат уже полгода.

Он опять покашлял и сказал жестко:

- Плохо работаем. Прежде всего нам нужен старший группы. Не фантом.
Не блокированный. Старший, который знает код включения программы.

- Или слово власти, - добавил я.

- Нам нужен старший, - как бы не слыша меня, повторил Август.

Потом мы немного поговорили с Кузнецовым. Он был настроен гораздо
оптимистичнее, хотя и не объяснил почему. Мне показалось, что он чего-то