площадях!.. Шелестит, разгораясь страницами. Апокалипсис!.. Кровь, как
мертвое время, сочится из букв!.. И ложатся на камни - все новые, новые
мумии!.. - Козлетон его высверлил небо, сорвавшись на визг. Это был, если
только я не ошибся, профессор. То есть, тоже сосед, из квартиры напротив
моей, - дней, наверное, пять, как пропавший на стройплощадке. Значит,
морок "явления" накрыл его с головой. Фары выскочивших транспортеров
поймали фигуру. Человек пошатнулся, схватившись за зубчатое колесо. Но
отнюдь не упал, а, напротив, стал как бы еще длиннее, в три секунды вдруг
вытянувшись до небес. А за узкой спиной его заплясали короткие тени:
многорукие, быстрые, ломкие по осям. Без единого звука выскакивали они,
как чертики из коробки. И стремительно падали-корчились, продвигаясь
вперед. Я не сразу сообразил, что это - солдаты с дубинками. - Руки за
голову!!!.. Стоять!!!.. - вдруг загремело через Канал. Хорошо, что нас
закрывали мешки с цементом. Мы вообще находились несколько в стороне. Тени
прыгнули на человека - сшибли и потащили. На мгновение образовалась
куча-мала. Оглянувшись, я четко увидел, что под деревом пусто. Вероятно,
солдат, охранявший дорогу, ринулся на перехват. Дверь в парадную, во
всяком случае, была свободна. Я, по-моему, даже не понял, как мы очутились
за ней... Мост. Канал. Перевернутая легковушка... Рельсы. Серый булыжник.
Колеблющаяся листва... Не уверен, но кажется, на мосту нас окликнули. И,
наверное, даже выстрелили: я услышал противное "вжик"! Пуля чиркнула по
камням и ушла в неизвестность. Снова - громко и неразборчиво заревел
мегафон. Но тугая парадная уже закрывалась за нами. Вмиг отрезав.
Отчетливо щелкнул замок. Я немедленно передвинул на нем блокировку. Я
надеялся, что дверь они не будут ломать. По инструкции о "явлениях" это не
полагалось. Впрочем, так же, по той же инструкции, не полагалось стрелять.
Но когда же у нас соблюдались какие-либо инструкции? И, однако же, мы
получали некоторый передых. До квартиры, по крайней мере, добраться
успеем. Маргарита, как дряблая кукла, оседала в углу. И хватала губами
нагретый прокуренный воздух. Я сказал: Поднимайся к себе и спокойно
ложись. Если спросят: на улицу ты не показывалась... - Очень слабо кивнув,
она потащилась наверх - припадая к перилам, оскальзываясь на ступеньках,
бормоча еле слышно: За что это нас? За что?.. - прогибаясь при каждом
усилии, точно резиновая.
- с усилием, медленно - подниматься. Наверху меня ждали проснувшиеся
Близнецы. Раз такая шумиха, то они, вероятно, проснулись. И давно уже,
вероятно, проснулась встревоженная жена. И теперь, вероятно, металась по
комнатам, разрываясь на части - успокаивая Близнецов и высматривая из окон
меня. Вероятно, уже позвонила - в милицию, в морг, на работу. Как-никак
время было предельное - без четверти три. А к тому же - пальба и истошные
крики на улице. Но чем выше я шел, тем замедленней были мои шаги. А
поднявшись на третий этаж, я и вовсе остановился. Почему-то меня
раздражала тупая квартирная тишь, - где горели все лампы, и тикали мерные
ходики, и разбитыми снами пестрела откинутая постель. Я по-прежнему видел
лежащего на Канале полковника и портфель, оказавшийся вдруг отделенным от
тела его, птичьи лапы, торчащие прямо из лацканов кителя, но особенно ясно
запомнилось высохшее лицо: потемневшее, резкое, желто-коричневое, как у
мумии - с блеском кожистой пленки на сборе костей. И с глазами,
придавленными сетью морщинок. Пересиливая себя, я вытащил плоский ключ. Но
бородка никак не входила в замочную скважину, - потому что обугленное лицо
всплывало передо мной, проходило насквозь и опять, точно рыба, всплывало,
и сминалось, и двигало раковинами ушей, и подмигивало, и щелкало крепкими
челюстями, и я щурился, зная, что уже никогда не забуду его, потому что
забыть его - было просто невозможно.
корней... А се месьто еси рекомо - Болото, бо без дна и железныя травы
поверьх яво.... Таково же и есть град ночей: домы зеркальны, голанская
черепица на них, а углы тем домин в муравленных изразцех... Како
сладостный морок стояша оне... Воды неба вкруг них лежаху хрустальный...
Желтым цветом, и рудым цветом, и цветом, содешася - чернь... Мнози мняще
погибелного конца, и покрыцем и златоми облекоша... Чюдна музыка играху со
день до нощь... Проникаще во камен и содеяху томление... Нодевающо поясы и
красьненные колпакы, и танцоша и веселяхося серьди камня... А не ведомо
убо в веселии человец, что се месьто еси рекомо - Болото... Бо без дна и
железныя травы поверьх яво... Толща мрака и жижа - землей усопающа... И
живе во земле, яко кладница, некое Тварь... Бородавчата рожем, а сути
назваша есмь Угорь... Так назваша ею Тварь Ядовиту со скудних времен...
Лупыглазех, пузатех, во пятнох, сы задней плавницей... Надуваемо тело свое
болотной водой... Камен-град, со дворы и пороги, стояша на Угре...
Пробудиша, и ркоша, и мнози развяша яво, и соделося от того тряс велыкий,
что пошла с Нево-озера выдохнутая вода, и два дни набиралась - во камен, и
камен изъела... А с того пресекаху до срока летныйсая нощь, и стонаху, и
свет загорашася нечеловеций... Како бысть и зовут теперь - белыя нощь... И
горсть яму - пока исполнятся сроки..."
краям. К сожалению, он попал в мои руки слишком поздно. А к тому же это
была только первая, не имеющая значения, часть. Окончание документа я
разыскал лишь в середине августа, когда события приняли уже необратимый
характер. Впрочем, если бы я получил обе части одновременно, я, наверное,
все равно тогда бы ничего не понял, потому что действительно - все
заслонила гроза.
Комиссия уже кипела от разговоров. Обсуждалось "явление", которое
перепахало собой прошедшую ночь. Я, оказывается, ошибся, оно было не
девятнадцатое, а восемнадцатое по счету. Так, во всяком случае, оно было
зарегистрировано. Поступили уже первые иллюстративные материалы.
Разумеется, сырые, пока еще в предварительной обработке. Сообщалось, что
"явление" продолжалось около четырех часов и, по-видимому, захватило
площадь намного большую, чем обычно. Интенсивность его также была
достаточно высока: наблюдались галлюцинации, переходящие в массовое
видение. По опросам свидетелей опять фигурировал Зверь - многолапый,
мохнатый, размером с динозавра - но разброс внешних данных был, как
всегда, чрезвычайно велик, и свести их к единому образу не удавалось.
Было, однако, и нечто новое. В этот раз в результате "явления" был
разрушен военный объект, проходящий по документам как "строение тридцать
восемь". Таким образом, это был уже второй военный объект. В прошлый раз
пострадало от сильных пожаров "строение дробь пятнадцать". Группа
следователей прокуратуры подозревала поджог. Вряд ли здесь можно было
говорить о какой-либо закономерности: оба так называемых "строения"
находились друг от друга достаточно далеко и, согласно ответу командующего
данным округом, безусловно отличались друг от друга по своему назначению.
Впрочем, в чем состояла спецификация этих объектов, командующий не
объяснял. Да и мы не рассчитывали на какие-то особые объяснения. Потому
что военные есть военные. Просто следовало иметь этот факт в виду.
сыплющий градом острот, непрерывно рассказывающий свежие политические
анекдоты; наливающий кофе, заваривающий женщинам чай. В общем, он был при
деле - выкачивая информацию. У него в нашей нудной Комиссии была какая-то
странная роль. Нечто вроде неофициального представителя прессы. По
словесной договоренности, на птичьих правах. Иногда его вдруг приглашали и
сообщали что-нибудь невразумительное. Чаще все-таки не приглашали, и тогда
он являлся сам. Отрабатывая право присутствовать незначительными услугами.
Но - без подобострастия, не переступая последнюю грань, за которой уже
начинается явственная торговля. Он, наверное, потому и прижился в
Комиссии, что не переступал за грань. Но сегодня ночным обостренным
прозрением я видел, что он встревожен. То и дело, споткнувшись на
полуслове, он вдруг замирал. И глядел мимо слушателей в какую-то дальнюю
точку. Сигарета дымилась меж пальцев, повисших у рта - догорая до фильтра,
обламывая длинный пепел. Это было так необычно, что Леля Морошина сказала
ему: Что-то, Леник, ты нынче - того, ты какой-то рассеянный. Ты, наверное,
Леник, немножечко заболел? - А очнувшийся Куриц вдруг улыбнулся ей тихой
сиротской улыбкой. Честно говоря, увидев эту улыбку, я несколько
остолбенел. Потому что она ну никак не вязалась с привычным мне Курицом. Я
бы даже сказал, что это вдруг - проступила судьба. Но о страшной судьбе
Лени Курица я тогда еще не догадывался. Я лишь с некоторой тревогой
заметил, что он посматривает на меня. И боялся, что он неожиданно ляпнет -
что-нибудь этакое. Ведь "явление", как таковое, захватывало мой район.
Правда, самую периферию, но я все равно проходил как свидетель. Как
участник, и должен был быть занесен в служебный реестр. Все свидетели и
участники обязательно регистрируются. Но как раз регистрироваться я
никакого желания не имел. Регистрация означала - пустые изматывающие
допросы. Пробы крови, анализы, психиатрический тест. И потом очень долго
еще остаешься на подозрении. Будто ставят на каждом участнике выжженное
клеймо. Кстати, именно поэтому многие свидетели - уклоняются. Уклоняются,
прячутся, делают вид, что они - ни при чем. Разумеется. Никому ведь не
хочется выглядеть неполноценным. В общем, я опасался, что Куриц - заложит
меня. Но, по-видимому, у него были какие-то другие соображения. Он -
молчал. А когда я направился в библиотеку, то он вызвался меня подвезти. И
при этом таким неестественным тоном, что я не смог отказаться.
ночи - распаривало и невыносимо палило, ртуть в наружных термометрах
доходила до тридцати, удушающие испарения поднимались из узких каналов,
отстоявшаяся вода в них действительно - зацвела, мутный жар исходил от
асфальта, стекла и камня, опустили листву до земли погибающие тополя,
воздух был одуряющ и влажен - до полного изнеможения, нездоровое марево
окутывало этажи, даже солнце к полудню вдруг стало - коричневого оттенка,
и трехслойные появившиеся с утра облака прикрывали его, спускаясь все ниже
Перумов Ник
Пехов Алексей
Володихин Дмитрий
Василенко Иван
Никитин Юрий
Шилова Юлия