тех бесчисленных переулочков, которые во множестве пересекают его, и
находились уже недалеко от перекрестка, когда машина внезапно замедлила
ход - притормозила, качнулась и завиляла, как будто ехала не по асфальту,
а по рыхлому песку. Вероятно, мостовая под ней начала проваливаться.
фасаду, вдруг заколебалось и стало подниматься вверх - выпирая боками и
распадаясь на ряд составляющих элементов.
мгновение резко пригнул Лелю к сиденью и всем телом навалился на нее,
чтобы закрыть. Конечно, это вряд ли бы помогло. Движение было чисто
инстинктивное. Я ожидал, что сейчас грохнут по машине спекшиеся кирпичи и,
пробив слой металла, вывернут внутрь металлические лохмотья. Но ничего
подобного не случилось. Вместо этого машина накренилась, почти чиркнув
дверцами по асфальту, потом еще раз накренилась, теперь уже в другую
сторону, как-то прыгнула, крутанулась на месте и, ударившись колесами о
покрытие, набирая скорость, пошла вдоль Каменноостровского проспекта.
Раздался грохот. Земля - дрогнула. В заднее стекло я увидел кудрявую тучу
пыли, из которой торчали две перекрещивающиеся балки.
Все-таки с водителем нам повезло. Классный водитель. Между прочим, это
именно Василек организовал нападение на горисполком. Правда, не совсем
удачно. Генералов ликвидировать не удалось. Вообще ничего не удалось. Шрам
у него оттуда. А до этого Василек создал организацию, которая называлась
"Гермес". Ты, наверное, слышал о такой организации? То есть, он - человек
активный. Нам просто повезло, что он сейчас вместе с нами. А не против
нас, например. Это было бы тяжелее. Василек! Сколько человек вы тогда...
уговорили?
зубов и нежные алые губы.
кошачье... Все наши беды оттого, что слишком много людей.
Старенький "Москвич" задребезжал так, что, казалось, сейчас развалится.
Скорость пришлось сбросить. Но, вероятно, это было и к лучшему, потому что
на площади Революции сгрудилась возбужденная толпа. Улюлюкали, свистели и
махали красными флагами. На балконе разлапистого дворца стоял человек - по
всей видимости, выкрикивая что-то неслышное за общим гулом. Повернулся - и
блеснуло на солнце пенсне. Мы остановились. Плоская обрезанная на конце
махина дыбилась над Невой. Торчали перила, и по ним карабкались отдельные
смельчаки. Мост был разведен.
просунулась лохматая голова и, втянув расширенными ноздрями воздух,
бесшабашно сказала:
крепкий ядреный сивушный дух. Леля, отпрянув, что-то прошипела.
Лично я никогда не умел разговаривать с трудящимися. Однако, тон,
по-видимому, был выбран правильно. Голова просипела: Па-аду-умаешь!.. - и
утянулась в бурлящее злобой и ненавистью пространство.
За окном мелькнула Петропавловка - пыльные безжизненные бастионы.
Прозвонило - наверное, семь утра. Я уже знал, что сегодня ночью перешел в
наступление "Николаевский сектор". Гвардия двинулась от Лавры - через
Невский проспект. У Московского вокзала ее удалось задержать, пулеметами.
Но сейчас она рассредоточилась и просачивается в обход. То есть, времени у
нас было чрезвычайно мало.
меня, Леонид Иосифович. Вы же знаете, что на меня - можно положиться...
он был очень в себе уверен. Тем не менее, все было не так просто. Правда,
Дворцовый мост оказался сведен и мы в шесть секунд проскочили его, обозрев
с высоты изумительную колдовскую панораму города, но уже набережная между
Невой и Адмиралтейством была дочерна запружена вооруженным отрядом. Здесь
скопилось, наверное, человек пятьсот - многие с винтовками, в пулеметных
лентах крест-накрест. Несмотря на августовскую жару, почему-то горел
костер. Трое матросов ворошили в нем красные полированные доски.
радиатором. Я увидел обложенный поленницами Зимний дворец, арку Главного
штаба с распяленной конной квадригой. Из-под сводов ее веером бежали
какие-то люди. А из-за поленниц, навстречу им, сыпалась беспорядочная
стрельба. Хаос был ужасающий. Агонизировал, по-видимому, уже - весь центр.
Так что все было - очень непросто. Мы пытались пробиться по Невскому, но
оттуда хлынул разгоряченный поток: дамы с красными бантиками на шляпках,
хорошо одетые дородные вылощенные мужчины. Среди них крутился растерянный
милиционер. Пришлось давать задний ход. Машина чуть было не застряла.
Куриц ругался. Василек показывал стиснутые ровные зубы. Выбраться из этой
толчеи нам удалось далеко не сразу, но едва мы все-таки выбрались из нее,
как нас тут же обстреляли на углу Гороховой улицы. Василек немного
притормозил, объезжая дореволюционного вида трамвай, когда из серого
казенного здания, вероятно, уже обжитого чекистами, выскочили несколько
затянутых в суровую кожу людей, и ничего не выясняя, не разбираясь, начали
садить по нам из огромных маузеров. К счастью, стрелять они совсем не
умели. Было только одно попадание: пуля, чиркнув по крыше, ушла в
неизвестность. Но стало ясно, что Гороховая улица для нас закрыта. Также
был закрыт и Адмиралтейский проспект - потому что по трамвайным путям его
маршировала нестройная красногвардейская колонна. Колыхались солдатские
папахи, штыки. Впереди вышагивал предводитель - опять-таки в черной коже.
Мы очутились как бы в ловушке.
пробороздив асфальт, и устремилась в узкую косую улицу, представляющую
собой начало Вознесенского проспекта. Или, может быть, не начало, а вполне
самостоятельный переулочек. Я точно не знал. Так или иначе, но улица эта
была загромождена старинными экипажами: фаэтонами, колясками, чем-то еще.
Все они катастрофически перепутались - сцепившись колесами, наваливаясь
друг на друга. Возчики в грязных кафтанах размахивали кнутами. Клубок был
невообразимый. Но Василек все же как-то протиснулся по тротуару -
развернув чью-то повозку и ободрав крылья "москвича" о камень, которым
было облицовано здание. Водитель он был действительно классный. У меня
даже появилась слабая надежда.
собор, мы, уже на другой его стороне, справа от неказистой громадины
горисполкома, совершенно неожиданно уперлись в военную заставу. Причем,
сделана она была очень профессионально: стояли могучие надолбы, сваренные
из железнодорожных рельс, а между ними была намотана двойная колючая
проволока. И такие же надолбы перегораживали въезды на Мойку. Свернуть
куда-либо было нельзя. В центре же заставы находился полосатый шлагбаум, и
его охранял боец в вылинявшей заплатанной гимнастерке. А на пилотке его
багровела пятиконечная звездочка.
пролаял одно короткое слово:
потрепанный твердый прямоугольник картона с круглой печатью. - Вот,
пожалуйста...
выходи! Предъявить документы!
момента гибели Маргариты, вдруг зарычал мотором и, выехав со стоянки,
развернулся задом к свободному месту на тротуаре. Двери горисполкома
открылись, и оттуда под конвоем прошествовала группа людей - человек семь
или восемь, в офицерской форме. Первым, как ни странно, шел генерал Сечко.
Он был с сорванными погонами, руки за спину. Но я все равно его узнал. У
меня даже несколько сбоило сердце. Вот, значит, как оно получилось. Вот,
значит, оно как. Значит, дождались порядка. Все это было абсолютно
закономерно.
что тонкотелый, кавказской наружности офицер, возглавлявший конвой,
остановился и внимательно смотрит в нашу сторону. Видимо, наше положение
мало чем отличалось от положения бывшего генерал-лейтенанта Сечко.