находилась точно посередине текста. То есть, все условные знаки
присутствовали. Подписи, естественно, не было. Впрочем, я и так знал, от
кого это письмо. Это письмо было от Гриши Рагозина. Он был арестован
неделю назад, и у нас с ним была договоренность о связи.
промышленный, мрачный, безлюдный район. Дровяные пространства, склады,
переезды для транспорта. И по левому краю - преградой - цепочка казарм,
охраняющих, видимо, что-то сугубо военное. А к тому же на прошлой неделе
обрушился мост через Обводный канал, и теперь весь район был частично
отрезан от города. То-то вырос вдруг на другом берегу капонир.
Близнецов, и, дождавшись относительного затишья, поинтересовался:
может быть, не в подъезде, а просто - на улице?
синхронно добавили. - Ой! Конечно! Заглядывал какой-то дядька - в очках.
готовясь удариться в рев.
беседу с главным врачом. Главный врач утверждал, что реальной опасности не
существует. Соответствующий институт уже изготовил набор вакцин. И в
ближайшее время начнутся прививки по городу. А пока не волнуйтесь, мойте
руки перед едой. В общем, кажется, ничего особенного. Я оделся и сунул в
карман пистолет. Левый борт пиджака ощутимо перекосился. Я вообще-то
предпочитаю оружия не носить. Пистолет - это такая штука, которая иногда
стреляет. А я вышел уже из возраста, когда интересно стрелять. Но сегодня
он, к сожалению, мог потребоваться. И поэтому я лишь чуть-чуть одернул
пиджак.
спрашивая, кусая коросточки губ. Все лицо ее было подернуто точками сыпи.
а может быть - завтра с утра. Но, конечно, я постараюсь с тобой связаться.
И прошу тебя: никому ни под каким предлогом не открывать. Лучше даже не
отвечайте, не подавайте признаков жизни...
вздохнула, словно проглатывая горячие слезы. Что-то скрипнуло, пискнуло,
неожиданно распахнулась дверь и заплаканные Близнецы вдруг закричали:
перед домом раскинулась громадная лужа, уходящая одним своим крылом за
Канал, где обломками прежней роскоши торчали из воды гранитные плиты, а
другим своим крылом проникающая в смежные улицы и подворотни. Как тяжелое
грязное зеркало простиралась она - вероятно, захватывая часть обомлевшего
сада. Вода в ней была гумусная, непрозрачная, кое-где сквозь нее
пробивались железные листья осоки, а на высохших кочках желтели уродливые
крохотные цветы. Говорили, что это - какая-то разновидность лютика. Над
водой поднимался дрожащий зеленый туман, и такой же зеленый туман
поднимался из стиснутого гранитом Канала. Танцевали по воздуху мириады
болотных огней. И поэтому в плотном тумане было все небо: солнце, как
бычий пузырь, раздуваясь неровностями, висело над городом. Знойные лучи
его продирались сквозь пелену и, касаясь земли, превращали ее в нагретую
сковородку.
ступил на них, балансируя, чтобы сохранить равновесие. Доски под ногами
противно чавкали, из-под них вырывались фонтанчики жидкой грязи. Лютики,
попавшие мне под ноги, превращались в шипящий зеленый кисель. Иногда я
чрезвычайно осторожно оглядывался. Парадная была пуста. Но уже на улице -
там, где сохранился нетронутый островок асфальта - прикрываясь газетой,
действительно стоял какой-то дядька в очках. Впрочем, конечно, не дядька,
а вполне приличного вида спортивный молодой человек - в блеклом сером
комбинезоне, широкоплечий - и обутый, естественно, в тупые армейские
башмаки, зашнурованные почти до середины голени. Очень глупо с его стороны
было надевать такие заметные башмаки. Потому что в комбинезонах ходит
сейчас половина города, а вот армейские башмаки можно получить только по
специальному ордеру. И еще глупей было то, что он якобы внимательно изучал
газету. Кто же в наше время читает газеты на улице. Газеты читают дома, за
надежными стенами, обязательно плотно зашторясь и закрывшись на все
засовы. Если, разумеется, их вообще читают. Я вот, например, уже давно не
читаю газет.
своими четырьмя колесами, перебрался на расплющенную детскую коляску,
которую, видимо, удерживал на поверхности только железный остов, а затем,
перепрыгивая с кочки на кочку, кое-как достиг того места, где вселенская
лужа заканчивалась. Асфальт здесь сильно потрескался, но сохранился, и
поэтому идти было легко. Только ржавая жестяная трава скрипела при каждом
шаге. Трава эта появилась сразу же после знаменитой грозы и с тех пор
заполонила собою громадные городские пространства. Говорили, что
прорастает она и в жилых домах. Но серьезной угрозы собою, по-видимому, не
представляет. Кто-то делал анализы и получил результат. Я свернул в
переулок, ведущий на старую площадь, и заметил, что читавший газету
молодой человек, поглядев в мою сторону, так и остался на месте, -
прислонившись к карнизу и уткнувшись в газетную дрянь. Следовать за мной
по пятам он явно не собирался. Но обрадоваться в такой ситуации мог только
круглый дурак. Потому что вести меня могла целая группа. И спокойно
передавать по рациям - из района в район. К счастью, маленький переулок
был совершенно безлюден. Я метнулся под темную низкую арку двора и
немедленно заскочил в находящуюся посередине ее парадную, а затем,
пробежав по облезлой замызганной - в кранах и трубах - кишке, очутился уже
- в захламленном внутреннем дворике, заднюю часть его перегораживал
высокий забор, я присел и раздвинул внизу подгнившие доски, а потом -
боком-боком, сворачиваясь - протиснулся в щель, там был тоже - помоечный
тесный внутренний дворик, треугольный по форме и, кажется, абсолютно
глухой, перекрытый нагромождениями кровельного железа, поднимающегося до
самых крыш, как Монблан, и, на первый взгляд, совершенно непроходимого, но
я знал, что под этим железом есть некий расчищенный лаз, потому что я сам
и расчистил его на прошлой неделе - обдирая бока, я, как мышь, проскочил
по нему и рванул лист фанеры, в который он упирался, гвозди, воткнутые для
виду, легко отошли, я опять изогнулся, чтоб где-нибудь не зацепиться, и
весь мокрый, в испарине, выполз на божий свет.
перелез через груду битого кирпича, из которого торчали расщепленные
страшные балки и, спустившись, хватаясь за землю, по другой ее стороне,
оказался в пределах заброшенной стройплощадки. Левая часть ее представляла
собою довольно обширный пустырь - весь изрытый канавами, ямами и угловыми
траншеями. Все они были заполнены белой известковой водой. А в одной из
таких ям ворочалось что-то живое, выдирая из извести громкий зловещий
плеск. В правой же части, словно средневековый замок, взятый приступом и
разоренный дотла, возвышалось неровностями обгоревшее низкое здание -
сквозь пролеты и клети его светила белесая муть. И, как будто
благословляя, поскрипывала вверху стрела подъемного крана. Это было то
самое "строение тридцать восемь, дробь Б" - и так далее, и еще какая-то
спецификация. Разумеется, мертвый полковник тут же пришел мне на ум.
Потому что ходили слухи, что мумии на самом деле не умирают, что они
оживают - буквально через несколько дней, и затем, будто призраки, бродят
по своей территории, нападая на тех, в ком течет еще живая горячая кровь.
Кости у них становятся чисто серебряными, а суставы скрипят и ломаются,
порождая невыносимую боль, и чтоб эту боль хоть на секунду унять, они
вынуждены омывать суставы человеческой кровью. Разумеется, это была
чепуха. Сплетни, домыслы, очередные легенды. Я не верил бесчисленным
сообщениям о мертвецах. Никакими реальными фактами они не подтверждались.
Тем не менее мне было неприятно, что в одной из ям, точно в судороге,
ворочается что-то живое. Лично я ничего против полковника не имел. Я ни
разу не обменялся с ним ни единым словом. Я лишь изредка видел, как он
шествует по набережной, неся свой портфель, и как с появлением его вдруг
просыпается стройплощадка: начинается лязганье, грохот, сипенье машин, и
решетчатый кран, словно нехотя, приходит в движение.
плескалось в известковой яме, я просунулся сквозь арматуру, загибающуюся
крестом, и попал непосредственно в будку закрытого ею, проржавевшего и
помятого телефона-автомата. Сохранился он, вероятно, каким-то чудом.
Вероятно, лишь потому, что в суматохе о нем элементарно забыли. И еще
большим чудом представлялось то, что он продолжал работать. Я набрал
нужный номер и переждал четыре длинных гудка. А потом разъединился и
набрал этот номер вторично. Трубку взяли, как и было условлено, тоже - на
четвертом гудке. Неприязненный вялый голос сказал:
Тогда я попросил позвать мастера Борисова. Мне ответили, что и мастера
Борисова здесь тоже нет. Да и не было. Вы, видимо, не туда попали. Трубку,
однако, не повесили. Возникла пауза. Это была так называемая
к_о_н_т_р_о_л_ь_н_а_я_ пауза. Я глотал секунды, проклиная их про себя.