кухни душераздирающие рыдания.
бумажный комок на пол и, растирая полотенцем спину, направился на кухню.
поужинали, выпили водочки из роскошной импортной бутылки, потом откупорили
хванчкару. Лидочка раскраснелась, развеселилась и чудо как похорошела.
Малянов в свежей белой сорочке и причесанный выглядел почти элегантным -
мешала, однако трехдневная щетина. Разговоры велись самые легкомысленные.
Например, о ложной памяти.
эту вашу ярко-желтую рубашечку, и голос ваш, и какие стихи вы мне читали
над морем...
Лидочка, поймите... Да, я люблю женщин. К чему скрывать? И они меня любят.
И у меня было их много. И моей первой жене это чертовски не нравилось...
Но, деточка, не настолько же много их у меня было, чтобы я забывал целые
эпизоды!
прошептали им вслед таким зловещим шепотом, на весь пляж: "Место посадки
обозначьте кострами..."
ложная память... Это все вам приснилось...
омара, в то время как Малянов излагал ей предысторию сегодняшнего ужина.
мать? - они уже были на ты.
не имею...
бывает. За все приходится когда-нибудь платить. И хорошо, если деньгами.
Потому что если не деньгами, то чем же?
горечью в голосе, что Малянов, убиравший столовой ложкой остатки салата,
приостановил свое занятие и посмотрел на нее с сомнением.
странная. За спиной ее качалась и шевелилась на стене огромная
бесформенная тень. А омар в тонких пальцах шевелился как живой и словно
пытался вырваться, освободиться, уползти куда-нибудь подальше.
Оба искали, что сказать, и не находили. Малянов несколько судорожно
схватил бутылку и принялся старательно подливать вино в стаканы, и без
того полные.
тебя, мать, планы в нашем прекрасном городишке?
недоумение. Она явно не знала, что на него ответить. - У меня?
Обсерватория. Старый город... Мечеть одиннадцатого века... Слушай,
старуха, ты все равно стоишь, достань-ка вон там, с полки, альбом...
оживившись, принялся рассказывать про мечеть и про обсерваторию,
иллюстрируя свою импровизированную лекцию фотографиями из альбома.
все порывался рассказать о своей работе, но Лидочку это совсем не
интересовало. Более того, разговоры о маляновской работе не то злили, не
то раздражали ее.
бездна, пустота... пустота абсолютная, человек не может себе такую даже
вообразить - ни пылинки, ни искорки, ничего! И ледяной холод. Мрак и
холод. И вдруг, словно судорога, - взрыв, беззвучный, конечно, звуков там
тоже нет... И эта мрачная пустота... это пустое пространство содрогается и
сминается, как пластилиновая лепешка...
этом говорите и даже думаете... Я не шучу, не смейтесь...
брудершафт!
он только языком трепал: гипотез, мол, не измышляю. Гордое смирение! А у
самого воображение работало ого-го!
рядом с женщиной!.. И что это за мужики пошли...
не без скабрезности.
не пойдет. Материала не хватит.
если призадуматься.
яблоко, а Адам, бедняжка, только надкусил.
пыталась ему понравиться, бедняжка. Старалась показаться значительнее и
умнее. Но слишком уж она была непривлекательна в дурацком своем наряде и
безобразных очках. И косая вдобавок.
мне вас. Думать - это, брат, прекрасно! Это единственное, что отличает нас
от обезьяны. Иногда меня вдруг осеняет: вот сижу я за столом, такой
маленький, такой жалкий, ничтожный, крошка, пылинка, полпылинки... а в
мозгу у меня - вспыхивают и гаснут вселенные!.. Когда я осознаю это...
Старуха! Это ощущение я не променяю ни на какую женщину!.. Вот дети, это -
да! Ребенок - это сгусток будущего. Это, мать, будит воображение... Это,
знаешь ли... На самом деле... - Он вдруг оживился. - На самом деле,
настоящие идеи, они похожи на детей. Честное слово. Они зарождаются под
черепушкой, как дети во чреве, и копошатся там, и сладко так толкаются...
Ты рожала когда-нибудь, старуха? Нет? Ну ты тогда не поймешь...
его устах это звучит забавно. Аналогия только что пришла ему в голову и
страшно его увлекла.
первую очередь... и всяческого внимания, и бережного отношения, и
времени... Упаси бог поторопиться - будет выкидыш!.. А потом происходит
таинство.. акт появления на свет... роды, если угодно. Бог ты мой, как это
на самом деле мучительно! Если бы ты понимала! Роди ее, перенеси на
бумагу, дай ей словесную, знаковую плоть... И какая она жалкенькая сразу
после рождения - даже самая могучая идея! - какая она беспомощная, сырая,
уродливая...
взвизгнула. Малянов резко повернулся, повалив табурет. В полусумраке
коридорчика страшно светилось изуродованное лицо Снегового.
хрипло:
дрянь, не защелкивается... Да вы заходите, Арнольд Палыч, садитесь.
вполне корректен и вел себя совсем по-светски, но странно было, что,
разговаривая с Маляновым, он почти неотрывно глядит на Лидочку. - Ни в
коем случае! Я ведь почему зашел? Книгу! Книгу же я вам обещал и совсем
забыл... Вы, может быть, заглянете сейчас ко мне?
Снеговой, беря Малянова за рукав халата и увлекая его за собою. - Я
забираю его у вас буквально на минутку, - обратился он к Лидочке. -
Извините меня... - и снова к Малянову: - Было бы глупо, если бы я забыл...
Сам же обещал, даже навязывал, и сам же забыл... Однако же, слава богу,
вспомнил в последнюю минуту...
Корнев Павел
Суворов Виктор
Свержин Владимир
Посняков Андрей
Конюшевский Владислав
Корнев Павел