принесу вам халат. Только, пожалуйста, пока не сбрасывайте плаща.
Михайлов ушел, сказав, что позовет Каспаро. Факел он унес, а свечей в
кабинете не было. Сначала Званцев сидел в кресле для посетителей у
большого пустого стола. Потом поднялся, пробрался к окну и стал глядеть в
ночь, упершись лбом в холодное стекло. Каспаро не приходил.
двадцать, надо было больше беречь его. Надо было давным-давно запретить
ему глубоководные поиски. Если человеку за сто и из них шестьдесят лет он
провел на глубинах больше тысячи метров... Вот так и наживают синий
паралич, будь он проклят!..
длинном коридоре редко вдоль стен горели свечи. Откуда-то доносился голос,
повторяющий одно и то же с размеренностью метронома. Званцев прислушался,
но не разобрал ни слова. Потом из красноватых сумерек в конце коридора
выплыли длинные белые фигуры и беззвучно прошли мимо, словно проплыли по
воздуху. Званцев увидел осунувшиеся темные лица под козырьками серебристых
капюшонов.
ассоциации.
по лестнице, но Званцев уже не разбирал слов. Он прикрыл дверь и вернулся
в кресло.
Дрянная девчонка! Каспаро поймал ее за руку. А если бы не поймал? Званцев
стиснул руки и закрыл глаза. Он почти ничего не знал о Великом Опыте. Он
знал только, что это Великий Опыт, что это самое сложное, с чем когда-либо
сталкивалась наука. Закодировать распределение возбуждений в каждой из
миллиардов клеток мозга, закодировать связи между возбуждениями, связи
между связями... Малейшая ошибка грозит необратимыми искажениями...
Девчонка чуть не уничтожила целый сектор... Званцев помнил, что это был
сектор номер двенадцать тысяч шестьсот три, и ему стало страшно. Если даже
вероятность ошибки или искажения при переносе кода очень мала... Каспаро
все не приходил.
однообразный голос. Потом он увидел настежь распахнутую дверь, и голос
стал совсем громким. За дверью был огромный зал, мерцающий сотнями
огоньков. Званцев увидел протянувшиеся вдоль стен панели с циферблатами.
Несколько сотен людей сидели вдоль стен перед панелями. Все они были в
белом. Воздух в зале был тяжелый и горячий, пахло горячим воском. Званцев
понял, что система вентиляции и кондиционирования отключена. Он вошел в
зал и огляделся. Он искал Каспаро, но, если Каспаро и был здесь, его все
равно нельзя было узнать среди сотен людей в одинаковых серебристых
халатах с низко надвинутыми капюшонами.
голос.
движений. Посредине зала Званцев разглядел стол и несколько кресел. Он
прошел к столу.
широкоплечий человек. Он спал и громко вздыхал во сне.
зал вошел человек в белом и исчез где-то в полутьме, где ничего не было
видно, кроме мигающих огоньков.
сел. Он положил на стол пачку бумаг, перевернул страницу и сейчас же
уснул. Званцев видел, как его голова опускалась все ниже и ниже и наконец
уткнулась в бумагу.
больше полутора минут. Десять суток идет Великое Кодирование, заполнено
меньше двадцати тысяч секторов...
Званцев узнал его.
спать, смените кого-нибудь.
перед пультами. Званцев услышал его удаляющийся резковатый голос:
Отлично... Тоже хорошо... Деление, Джонсон, следите внимательней...
Хорошо... Хорошо.
вдруг крикнул:
хорошо!.. Только следите за стабилизаторами, и все будет очень хорошо!..
человек, - никто не обернулся, и ни один из спящих не поднял головы.
Каспаро исчез. Тогда Званцев пошел наугад вдоль желтой цепочки огоньков
перед пультами.
новый бодрый голос.
девался Каспаро. Он сел на подвернувшийся стул, упер локти в колени,
положил подбородок на ладони и уставился на мигающую свечу перед собой.
Свеча медленно оплывала.
девяносто девять... Восемьсот... Заполнен... Заполнен...
никто не обернулся, но все как-то разом застыли, напрягли спины. Шагах в
двадцати, у одного из операторских кресел, стоял высокий человек и кричал,
схватившись за голову:
зале стало совсем тихо, только шипел воск.
повторял он.
семьсот девяносто семь, семьсот девяносто восемь, семьсот девяносто
девять, восемьсот - переписать! Заново!
руки и что-то сделали на пультах. Огни свечей заколебались.
страшного...
простите..." Никто не оборачивался. На его место уже сел другой.
сказал бодрый голос.
Званцева. Званцев шагнул ему навстречу и вдруг увидел его лицо. Он
остановился и пропустил Каспаро. Каспаро подошел к небольшому отдельному
пульту, вяло опустился в кресло и так сидел несколько секунд. Потом
встрепенулся и, весь подавшись вперед, сунул лицо в нарамник перископа,
уходящего в пол.
усталую горбатую спину. Он все еще видел лицо Каспаро в колеблющемся свете
свечи. Он вспомнил, что Каспаро уже не молод, всего на пять - семь лет
моложе Окада. Он подумал: сколько лет унесли эти десять суток! Все это
скажется, и очень скоро.
поблескивал круглый прозрачный шлем.