предела. Совершенно один в огромном неизвестном мире. До сих пор он не
знает ничего. _Н_и_ч_е_г_о_. Он не знает даже, какой пол в его комнате,
почему все ступают по этому полу совершенно бесшумно. Вчера вечером
штурман попытался приподняться и осмотреть комнату и сразу свалился в
обмороке. Больше он не делал попыток, потому что терпеть не мог быть без
сознания.
для тяжелобольных. Здание шестнадцатиэтажное, и твоя комната...
Урал - и сосновый лес. Дальше там Свердловск. До него километров сто.
Отсюда я вижу, во-первых, второй такой же санаторий. Во-вторых, вижу
стартовую площадку для птерокаров. Ах, право, чудесные машины! Там их
сейчас четыре... Так. Что еще? В-третьих, имеет место площадь-цветник с
фонтаном. Возле фонтана стоит какой-то ребенок и, судя по всему,
размышляет, как бы удрать в лес...
его поймала одна голоногая тетя. Я уже знаком с этой тетей, она работает
здесь. Очень милая особа. Ей лет двадцать. Давеча она спрашивала меня, не
был ли я случайно знаком с Норбертом Винером и с Антоном Макаренко. Сейчас
она влечет тяжелобольного ребенка и, по-моему, воспитывает его на ходу. А
вот снижается еще один птерокар... Хотя нет, это не птерокар... А ты,
Сережа, попросил бы у врача стереовизор.
перестанешь замечать. Не нужно быть таким впечатлительным. Помнишь Кенига?
кричал с великолепным акцентом: "Ах, какой я впечатлительный! Ах!"
а ты злобно ответил, что провел "разнообразную ночь".
разнообразных ночей. И сколько их еще впереди!
сказали по поводу твоего искусства водить звездолет?
телескоп на внеземной обсерватории. Честное слово, не заметил - когда.
Начальник обсерватории чуть не удавил меня. Но воспитание не позволило.
хвалили. Начальник обсерватории сгоряча предложил мне принять участие в
восстановлении телескопа.
халатике, туго перетянутом в талии. Девушка строго поглядела на больного,
затем на гостя и сказала:
еще полетаешь, ты еще будешь классным Д-звездолетчиком!
ступай. Сейчас звездолетчика будут кормить кашкой. С ложечки.
Кондратьева, лежавшую поверх простыни. - Выздоравливай. И помни, что новый
мир - очень хороший мир.
приведи свою умницу. Как ее зовут?
бескрайнее небо, в зелень бескрайних садов. В мир, где, наверное, стрелами
уходят за горизонт стеклянные автострады, где стройные здания бросают на
площади ажурные тени. Где мчатся машины без людей и с людьми, одетыми в
диковинные одежды, спокойными, умными, доброжелательными, всегда очень
занятыми и очень эти довольными. Вышел и пойдет дальше бродить по планете,
похожей и не похожей на Землю, которую мы с ним покинули так давно и так
недавно. Он будет бродить со своей Шейлой Кадар и скоро напишет свою
книгу, и книга эта будет, конечно, очень хорошей, потому что Женя может
написать только очень хорошую, умную книгу...
Протос и молча смотрел на него. Врач Протос улыбнулся, покивал и сказал
вполголоса:
виноватым видом.
нам, потанцуем. Я приглашу друзей...
Может, вам не хочется танцевать? Тогда просто побеседуем. У нас сосед
очень славный человек...
место...
разберет, влюбленных... И вообще - сидеть, завидовать и еще беседовать с
каким-то ассенизатором... Нет уж.
Шейла, он все понимает. И не станет смотреть вслед долгим взглядом, шепча
громко: "Ах, как ему тяжело сейчас, бедняжке!" Везет этому рыжему.
Он даже не глядел на приборную доску. Левая рука его лежала за спиной
Шейлы. Он был великолепен. Он не захлопнул дверцу. Он подмигнул
Кондратьеву и рванул птерокар с места так, что дверца захлопнулась сама.
Птерокар взмыл в небо и поплыл над крышами. Кондратьев поплелся к
эскалатору.
городе нельзя заблудиться. Посмотрим.
вверх. Над головой была полупрозрачная крыша, на ней лежали тени
птерокаров и вертолетов, принадлежащих, видимо, обитателям дома. Кажется,
каждая крыша в городе была посадочной площадкой. Кондратьев посмотрел
вниз. Там был обширный и светлый вестибюль. Пол вестибюля был гладкий и
блестящий, как лед.
молоденькие девушки. Одна из них - маленькая, в белой блузе и ярко-синей
юбке, - пробегая, заглянула ему в лицо. У нее был нос в веснушках и челка
до бровей. Что-то в Кондратьеве поразило ее. На мгновение она остановилась
и, чтобы не упасть, ухватилась за поручень. Затем она догнала подругу, и
они побежали дальше, а внизу, уже в вестибюле, оглянулись обе. "Ну вот, -
уныло подумал Кондратьев, - начинается! По улицам слона водили."
- не скользит ли. Оказалось - не скользит. В вестибюле по сторонам двери
были огромные окна, и в окна было видно, что на улице очень много зелени.
Город тонул в зелени - это Кондратьев видел, пролетая на птерокаре. Сверху
казалось, что зелень заполняет все промежутки между крышами. Кондратьев
обошел вестибюль, постоял перед торшерной вешалкой, на которой висел
одинокий сиреневый плащ, осторожно оглянувшись, ощупал материю и
направился к двери. На ступеньках крыльца он остановился. Улицы не было.
Шагах в десяти она исчезала в зарослях кустарника. За кустарником
начинался лес - высокие прямые сосны вперемежку с приземистыми, видимо
очень старыми, дубами. Вправо и влево уходили чистые голубые стены домов.
решительно двинулся по тропинке. Тропинка вывела его на довольно широкую
песчаную дорожку. Кондратьев, поколебавшись, свернул направо. На дорожке