да кое-где сквозь щели в занавесках просачивался красноватый свет. Дождь
сыпал без передышки, но улицы не были совершенно пустынны; кто-то
переговаривался вполголоса, мяукал грудной младенец, пару раз проезжали
тяжелые грузовики, какая то телега прогремела железными ободьями по
асфальту. "Все бегут, - бормотал Квадрига. - Все удирают. Одни мы
тащимся..." Виктор молчал. Под ногами хлюпало, туфли промокли, по лицу
ползла мутноватая вода. Квадрига цеплялся как клещ, все это было гадко,
бездарно, и тащиться предстояло через весь город, и конца этому не было
видно. Он налетел на водосточную трубу, что-то хрустнуло, Квадрига
оторвался и сейчас же плачуще заорал на весь город: "Банев! Где ты?" Пока
они шарили в мокрой темноте, ища друг друга, над головами хлопнуло окошко,
придушенный голос осведомился: "Ну, что слышно?" "Темно, так и не так..."
- ответил Виктор. "Точно! - с энтузиазмом подхватил голос. - И воды нет...
Хорошо, мы корыто успели набрать." "А что будет?" - спросил Виктор,
придерживая Квадригу, рвущегося вперед. После некоторого молчания голос
произнес: "Эвакуацию объявят, не иначе... Эх, жизнь!" И окошко
захлопнулось. Потащились дальше. Квадрига, держась за Виктора обеими
руками, принялся сбивчиво рассказывать, как он проснулся от ужаса,
спустился вниз и увидел там этот шабаш... Налетели впотьмах на грузовик,
ощупью обогнули его и налетели на человека с каким-то грузом. Квадрига
опять заорал. "В чем дело?" - свирепо спросил Виктор. "Дерется, - обиженно
сообщил Квадрига. - Прямо по печени. Ящиком". На тротуарах оказывались
наперекосяк поставленные автомобили, холодильники, буфеты, целые заросли
растений в горшках, Квадригу занесло в открытый зеркальный шкаф, потом он
запутался в велосипеде. Виктор медленно стервенел. На каком-то углу их
остановили, осветив фонариком. Блеснули мокрые солдатские каски, грубый
голос с южным выговором объявил: "Военный патруль. Предъявите документы."
У Квадриги документов, естественно, не было, и он немедленно стал кричать,
что он доктор, что он лауреат, что он лично знаком... Грубый голос
презрительно сказал: "Шпаки. Пропустить". Пересекли городскую площадь.
Перед полицейским управлением сгрудились автомобили с зажженными фарами.
Бессмысленно метались золоторубашечники, сверкая медью своих пожарных
шлемов, раздавались зычные неразборчивые команды. Видно было, что центр
паники здесь. Отсветы фар еще некоторое время озаряли дорогу, затем снова
стало темно.
раз он падал, увлекая за собой Виктора. Они извозились как свиньи. Виктор
совершенно отупел и больше не ругался, пелена покорной апатии обволокла
мозг, надо было идти, отпихивать невидимых встречных, снова и снова
поднимать Квадригу за ворот разбухшего халата, нельзя было только
останавливаться и ни в коем случае нельзя было идти назад. Что-то
вспомнилось ему, что-то давно бы шее, позорное, горькое, неправдоподобное,
только тогда было зарево и людская каша на улицах, и вдали дома с окнами,
заклеенные крест-накрест, и в лицо летел пепел, и вонь горелой бумаги, а
на крыльцо красивого особняка с огромным национальным флагом вышел высокий
полковник в роскошной лейб-гусарской форме, снял фуражку и застрелился, а
мы ободранные, окровавленные, проданные, преданные, тоже в гусарской
форме, но уже не гусары, а почти дезертиры засвистели, заржали,
заулюлюкали, и кто-то запустил в труп полковника обломок своей сабли...
знакомым. Виктор машинально поднял руки.
темноту, откуда упирались в грудь стволом автомата и тяжело дышали.
пересохло.
автомат, задрал ствол вверх. Грабитель пискнул, рванулся, но почему-то не
выстрелил. Оба натужно кряхтели, выворачивая друг у друга оружие. "Банев!
Где ты?" - в отчаянии вопил Квадрига. Наощупь и по запаху человек с
автоматом был солдат. Некоторое время он рыпался, но Виктор был гораздо
сильнее.
морде получишь.
А-а-а!" Из-за угла вывернула машина, осветила на секунду фарами знакомое
веснушчатое лицо, круглые от страха глаза под каской и умчалась.
Отдай автомат.
поста я ушел. Убежал я с поста, пост бросил, куда мне теперь деваться...
Отпустили бы меня, сударь, а? Я же не со зла, не злодей ведь я
какой-нибудь, не выдавайте, а?
шинели, жалкий, как все дезертиры, напуганный, как все дезертиры, готовый
на все.
найдется. Пошли, только не отставай.
автомат, за левую его руку судорожно цеплялся всхлипывающий солдатик, за
правую - тихо завывающий Квадрига. Бред какой-то. Можно, конечно, вернуть
разряженный автомат этому мальчишке и дать сопляку пинка. Нет, жалко.
Сопляка жалко, и автомат, возможно, еще пригодится... Мы тут
посоветовались с народом, и есть мнение, что разоружаться преждевременно.
Автомат еще может пригодиться в грядущих боях...
огни автостанции, Квадрига потянул Виктора направо, радостно бормоча:
"Пришли, слава тебе господи..."
Чертыхаясь перелезли через ограду, чертыхаясь путались некоторое время в
мокрой сирени, чуть не упали в фонтан, добрались, наконец, до подъезда.
Вышибли дверь и ввалились в холл. Щелкнул выключатель и холл озарился
багровым полусветом. Виктор повалился в ближайшее кресло. Пока Квадрига
бегал по дому в поисках полотенец и сухой одежды, солдатик живо разделся
до белья, смотал обмундирование в узел и засунул его под диван. После
этого он несколько успокоился и перестал всхлипывать. Потом вернулся
Квадрига, и они долго и ожесточенно растирались полотенцами и
переодевались.
книги валялись вперемешку с пыльным бельем и свернутыми холстами, под
ногами хрустело стекло, валялись сморщенные тюбики из-под красок,
телевизор смотрел пустым прямоугольником экрана, а стол был заставлен
грязной посудой с тухлыми объедками. В общем, только что не было навалено
в углах, а может быть и было навалено - в темноте не разберешь. Запах в
доме стоял такой, что Виктор не вытерпел и распахнул окно.
наклонил его и с дребезгом ссыпал все на пол. Затем он вытер стол мокрым
халатом, сбегал куда-то, принес три хрустальных бокала антикварной красоты
и две квадратных бутылки. Подмигивая от нетерпения, он вытащил пробки и
наполнил бокалы.
и жадно приник к нему, заранее закатывая глаза от наслаждения. Виктор,
снисходительно усмехаясь, смотрел на него, разминая сигарету. На лице
Квадриги изобразилось вдруг неописуемое изумление пополам с обидой.
холодная, возможно даже дистиллированная.
Лицо его исказилось. Он сплюнул, сказал: "Боже мой!", пригнулся и на
цыпочках вышел из комнаты. Солдатик опять всхлипнул. Виктор посмотрел на
бутылочные этикетки: ром, виски. Он снова отхлебнул из бокала: вода.
Запахло обыкновенной чертовщиной, сами собой скрипнули где-то половицы,
кожа на спине съежилась под пристальным взглядом чьих-то глаз. Солдатик
ушел с головой в воротник огромного Квадригиного свитера и засунул руки
глубоко в рукава. Глаза у него были круглые, он не отрываясь смотрел на
Виктора. Виктор спросил хрипло: