него и ударила под коленки.
руке.
Андрею. Андрей смотрел, как он идет, - страшный, в бороде по грудь, со
вставшей дыбом, серой от пыли шевелюрой, в неимоверно драной куртке,
сквозь дыры которой проглядывало волосатое мокрое тело. Бахрома его порток
едва прикрывала колени, а правый башмак вопиял о каше, выставляя на свет
грязные пальцы со сломанными черными ногтями... Корифей духа. Жрец и
апостол вечного храма культуры...
зубьями, - не расческа даже, а обломок расчески, и у места облома можно
было еще разобрать какой-то ГОСТ, но пластмасса была выбелена многими
десятилетиями солнечного жара и жестоко изъедена пылевой коростой.
нас.
а?
же, не снимая постромок, плюхнулся задом прямо на землю и принялся
засовывать обломок расчески в нагрудный карман.
уселся, прислонившись спиной и затылком к горячим канистрам. Ветра сразу
же стало заметно меньше, но зато теперь голая глина немилосердно жгла
ягодицы сквозь ветхую ткань.
один купец в публичный дом...
Кацман, ей-богу!..
готов при первой же возможности.
теперь приходила ему в голову. Черт его знает, в чем тут было дело. То ли
острота этого ощущения обреченности уже совсем притупилась, то ли плоть
уже настолько высохла и изнемогла, что перестала орать и вопить и только
еле-еле сипела где-то на пороге слышимости... А может быть, количество
перешло, наконец, в качество, и начало действовать постоянное присутствие
Изи с его почти неестественным равнодушием к смерти, которая все ходила
около них кругами, то приближаясь почти вплотную, то вдруг снова удаляясь,
но никогда не упуская их из виду... Так или иначе, но вот уже много дней
Андрей если и заговаривал о неизбежном конце, то только для того, чтобы
снова и снова убедиться в своем растущем равнодушии к нему.
ты все знай долдонишь свое...
подошву подвязать? - осведомился он глубокомысленно. - Отвалится ведь в
ближайший же кол времени...
хлебнем по глотку?
Юру. Дядя Юра вспоминался теперь с трудом. Он был из другой жизни.
заглядывая Андрею в глаза.
хлебни? Которую ты где-то там вычитал. Наврал ведь мне про резервуар, да?
книги. Надо только уметь их читать...
Резервуар хочешь? Тогда нечего рассиживаться... Вставай, говорю!
запылил кругами над плешивой глиной, а глина с натугой двинулась навстречу
и некоторое время вела себя смирно, словно собиралась с силами, а потом
начала опрокидываться косогором...
Всю жизнь меня куда-то несет - не сидится мне на месте, дураку... Главное,
ведь смысла никакого уже нет. Раньше все-таки всегда бывал какой-то смысл.
Ну, пусть даже самый мизерный, пусть даже завиральный, но все-таки, когда
меня били, скажем, по морде, я всегда мог сказать себе: это ничего, это -
во имя, это - борьба...
Дворце, они только что поели курятины, жаренной под давлением, и теперь
лежали на ярких синтетических матрасиках на краю бассейна с прозрачной
подсвеченной водой.) Всему на свете цена - дерьмо, сказал Изя, ковыряя в
зубах хорошо отмытым пальцем. Всем этим вашим пахарям, всем этим токарям,
всем вашим блюмингам, крекингам, ветвистым пшеницам, лазерам и мазерам.
Все это - дерьмо, удобрения. Все это проходит. Либо просто проходит без
следа и навсегда, либо проходит потому, что превращается. Все это кажется
важным только потому, что большинство считает это важным.
усладить свою плоть ценой наименьших усилий. Но если подумать, кому какое
дело до большинства? Я лично против него ничего не имею, я сам в известном
смысле большинство. Но меня большинство не интересует. История большинства
имеет начало и конец. Вначале большинство жрет то, что ему дают. А в конце
оно всю свою жизнь занимается проблемой выбора, что бы такое выбрать
пожрать этакое? Еще не жратое?.. Ну, до этого пока еще далековато, сказал
Андрей. Не так далеко, как ты воображаешь, возразил Изя. А если даже и
далеко, то не в этом дело. Важно, что есть начало и есть конец... Все, что
имеет начало, имеет и конец, сказал Андрей. Правильно, правильно, сказал
Изя нетерпеливо. Но я ведь говорю о масштабах истории, а не о масштабах
Вселенной. История большинства имеет конец, а вот история меньшинства
закончится только вместе со Вселенной... Элитарист ты паршивый, лениво
сказал ему Андрей, поднялся со своего коврика и бухнулся в бассейн. Он
долго плавал, фыркал в прохладной воде и, ныряя на самое дно, где вода
была ледяная, жадно глотал ее там, как рыба...
глотал! Я бы весь бассейн выглотал, Изе бы не оставил - пусть резервуар
ищет...
полуобвалившаяся глухая стена, щетинистая от пыльных растений, остатки
неуклюжей четвероугольной башни.
говоришь: никто до нас...
Я говорил...
округлились, выкатились, давно забытым жестом он полез под бороду искать
свою бородавку. - Норманны... - бормотал он. - Надо же... Интересно, чем
их сюда заманили?
оказались в затишье. На четырехугольной гладкой площади возвышалось низкое
строение с рухнувшей крышей.
дверному проему. - То-то же я ни хрена не понимал, что это за союз...
откуда здесь меч какой-то... Так разве сообразишь такое?..
Провалившиеся стропила перемешались с обломками сгнивших досок - остатков
длинного, во всю длину дома, стола. Все было пыльное, трухлявое,
истлевшее, а вдоль стены слева тянулись такие же пыльные трухлявые скамьи.
Не переставая бормотать, Изя полез копаться в этой груде тлена, а Андрей
выбрался наружу и пошел вокруг дома. Очень скоро он наткнулся на то, что
было когда-то резервуаром - огромная круглая яма, выложенная каменными
плитами. Сейчас камни эти были сухие, как сама пустыня, но когда-то вода
здесь, без сомнения, была: глина на краю ямы, твердая как цемент,
сохранила глубокие отпечатки обутых ног и собачьих лап. Худо дело, подумал
Андрей. Былой ужас взял его за сердце и сейчас же отпустил: на