протискиваться внутрь, мужественно покрикивая: "А ну, шевелись! Подбери
губы, наступят! Кто это там ревет? Головы выше!" Последней вошла та самая
девочка в спортивных брюках. На секунду она остановилась и с надеждой
оглянулась на Горбовского, но он сделал каменное лицо.
втиснул в толпу. Потом он спросил Диксона: - А где кино?
старта. Дети любят сюрпризы.
девочки, спокойной плазмы!
Горбовский, прощально махая рукой, отступил от комингса. Вдруг он
вспомнил.
Письмо почему-то оказалось во внутреннем кармане. Горбовский сунул его
девочке в спортивных брюках и поспешно отдернул руку. Люк закрылся.
Горбовский, сам не зная зачем, погладил голубоватый металл, ни на кого не
глядя, спустился на землю, и Диксон с Марком оттащили трап. Вокруг корабля
осталось совсем мало народу, зато над кораблем в небе кружились десятки
вертолетов и флаеров.
какой-то бюст и пошел вокруг корабля к пассажирскому люку, где его должна
была ждать Женя Вязаницына. Хоть бы Матвей прилетел, с тоской подумал он.
Он чувствовал себя выжатым и высушенным и очень обрадовался, когда увидел
Матвея. Матвей шел ему навстречу. Но он был один.
люки уже закрыли? - Он все оглядывался.
быть, она на вертолете, подумал он. Но он знал, что это невозможно.
где она. Ай да она, подумал он.
космодромом. Огромная голубая громада корабля бесшумно оторвалась от земли
и медленно пошла вверх. Первый раз в жизни вижу старт своего корабля,
подумал Горбовский. Матвей все провожал корабль глазами - и вдруг как
ужаленный повернулся к Горбовскому и с изумлением уставился на него.
как же корабль?
ровная полоса.
затормозил и выжидательно посмотрел на него.
выйти Але Постышевой. Всю дорогу от космодрома эта пара молчала на заднем
сиденье. Они крепко, по-детски, держались за руки, и Аля, закрыв глаза,
прижималась лицом к плечу Марка.
цветочки, и уже не жарко. И это очень полезно для вашего сердца.
словно в коридор с черными стенами: обе Волны - северная и южная - уже
высоко поднялись над горизонтом.
Прощайте, Леонид, прощай, Марк. И ты, девочка, прощай. Идите... Но сначала
я попытаюсь последний раз предугадать ваши поступки. Сейчас это особенно
просто.
и они пошли в степь. Горбовский и Диксон смотрели им вслед.
вот тоже завидую. Завидую, что кто-то будет думать о нем в его последние
минуты, а обо мне... да и о вас тоже, Леонид, никто.
Да, - сказал он. - На этот раз нам, кажется, не выбраться. Прощайте,
Леонид!
другими людьми, так же неторопливо бредущими в город. Ему было очень легко
и покойно впервые за этот сумбурный, напряженный и страшный день. Больше
не надо было ни о ком заботиться, не надо было принимать решений, все
вокруг были самостоятельны, и он тоже стал совершенно самостоятельным.
Таким самостоятельным он еще не был никогда в жизни.
растущие в синее небо, он был бы просто прекрасен: тихий, прозрачный, в
меру прохладный, пронизанный косыми розовыми лучами солнца. Людей на шоссе
оставалось все меньше; многие ушли в степь, как Валькенштейн с Алей,
другие остались прямо у обочин.
картины, выставленные художниками в последний раз, - у деревьев, у стен
домов, на волноводах поперек дороги, на столбах энергопередач. Перед
картинами стояли люди, вспоминали, тихо радовались, кто-то - неугомонный -
затеял спор, а миловидная худенькая женщина горько плакала, повторяя
громко: "Обидно... Как обидно!" Горбовский подумал, что где-то видел ее,
но так и не мог вспомнить - где.
маленький, хилый человек с необычайной страстью и темпераментом играл на
концертной хориоле, и люди за столиками слушали его, не шевелясь; и еще
много людей сидели и слушали на ступеньках и прямо на газонах перед кафе,
а к хориоле был прислонен большой лист картона, на котором кривоватыми
буквами было написано: "Далекая Радуга". Песня. Не оконч.".
огромный, еще недостроенный купол входного кессона. Из здания театра
тянулась цепочка нуль-физиков, тащивших папки, свертки, груды коробок.
Горбовский сразу подумал о папке, которую ему передал Маляев. Он попытался
вспомнить, куда дел ее. Кажется, оставил в рубке. Или в тамбуре? Не надо
вспоминать. Неважно. Следует быть совершенно беззаботным. Странно, неужели
физики еще надеются? Правда, всегда можно надеяться на чудо. Но забавно,
что на чудо теперь надеются самые скептические и логические люди планеты.
изодранном пилотском комбинезоне, слепой, с забинтованным лицом. На
коленях у него лежало блестящее никелированное банджо. Запрокинув голову,
слепой слушал песню "Далекая Радуга".
Увидев Горбовского, он заулыбался и сказал на ходу: "А, капитан! Как ваши
ульмотроны? Достали? А мы вот архивы хороним. Очень утомительно. День
какой-то сумасшедший..." Кажется, это был единственный человек на Радуге,
который так и не узнал, что Горбовский настоящий капитан "Тариэля".
в порядке.
Он помолчал, затем добавил растерянно: - Женя нашлась, ты знаешь где?
Горбовский пошел дальше.
и удобными шезлонгами, с катерами и лодками, выстроившимися у невысокого
причала. Он опустился в один из шезлонгов, с удовольствием вытянул ноги,
сложил руки на животе и стал смотреть на запад, на багровое закатное
солнце. Слева и справа нависали бархатно-черные стены, он старался не
замечать их.
Мы сидели бы втроем в рубке, и я рассказывал бы им, какая славная планета
Радуга, и как я исколесил ее всю за день. Перси Диксон помалкивал бы,
накручивая бороду на пальцы, а Марк бы брюзжал, что старо, скучно и везде
одинаково. А завтра в это время мы бы вышли из деритринитации...
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Афанасьев Роман