спальне, где и предавались они, как я понимаю, специфическим разговорам,
не предназначенным для грубых мужских ушей. Не могу сказать, чтобы она мне
была противна, так, иногда смешила и слегка раздражала, сплетенки ее
временами были интересны, а уж в тот вечер я слушал ее в оба уха, стараясь
не пропустить ни слова.
проследовал сам Первый, за ним по пятам Кнут, а за Кнутом, едва не
наступая ему на задники, "этот самый, который так подвел нас с газетой,
Волошин"... "Представляете, я его едва узнала! Только по этой его черной
повязке на глазу. Лысый, как чайник, физиономия голая, смотреть неловко,
честное слово. И глаз сверкает! Поистине, Бог шельму метит..." В приемной
уже дожидались трое посетителей, все директора совхозов, они было
вскочили, но Первый поприветствовал их взмахом руки и бросил на ходу:
"Сидите, товарищи". И дверь в кабинет закрылась.
секретарша не знала. Минут через десять дверь распахнулась, и в приемную
вышли - сначала Волошин и почти сразу за ним Кнут. Волошин остановился у
стола секретарши и оперся на его край рукой без пальца. Кнут двинулся к
выходу в коридор, но приостановился возле Волошина и произнес негромко:
"Вот так, Волошин. А будешь трепыхаться, возьмемся за тебя по-настоящему.
Тогда взвоешь". Сказавши это, он обычной своей неторопливой походкой
пересек приемную и удалился. В приемной воцарилась тишина, посетители
старательно отводили глаза от Волошина, секретарша принялась перебирать
какие-то бумаги. "Ей-Богу, товарищи, не знаю даже - какие. Всегда мне в
таких ситуациях ужасно неловко. Двадцать лет там служу, а привыкнуть ну
никак не могу, представляете?" И тут раздался звонок, призывающий ее в
кабинет.
был в райкоме тем, что вечно забывал закрывать за собой двери. Вот и тут
дверь в кабинет он за собой только прикрыл, оставив изрядную щель, а дверь
в коридор оставил нараспашку. Итак, секретарша на звонок вскочила и вдруг
увидела, что один из посетителей уставился на Волошина дикими
вытаращенными зенками и откинулся на спинку стула, загородившись
портфелем. Она тоже взглянула на Волошина. И ужаснулась. "Он был синий,
товарищи! Представляете? Синий, как покойник!" Глаз его налился кровью.
Лысая голова втянулась в плечи, лысина покрылась обильным потом. Губы
искривились, он прошипел несколько омерзительных слов, и его всего
перекосило.
рухнула". И в этот самый момент из коридора послышался грузный грохот,
словно упало что-то тяжелое и объемистое. И кто-то хрипло завопил. И
совершенно как эхо из кабинета Первого донесся пронзительный визг. В
коридоре затопали и заголосили, а дверь кабинета распахнулась, и в
приемную буквально вывалился наш Первый. Он прижимал ладонь к щеке, между
пальцами бойко стекали густые красные струйки. "Врача... - пробормотал он.
- Немедленно... Врача!" Его качнуло. Посетители, оправившись от столбняка,
кинулись к нему и, втащив обратно в кабинет, уложили на диван. Секретарша
оказалась на высоте. Выхватила из шкафчика полотенце, смочила из графина и
наложила на пораженную щеку. Затем, приказав посетителям держать и
прижимать этот компресс, кинулась к телефону. "И представьте, товарищи, в
"скорой" уже знали! Машина уже выехала! Конечно, никакой мистики не
случилось, а "скорую" вызвали минутой раньше для Кнута, который сверзился
с лестницы..."
карандаш, толстый, всегда остро заточенный с обоих концов. Когда Волошин и
Кнут удалились, он взял этот карандаш, чтобы сделать пометки в перекидном
календаре. И тут ему вдруг стало дурно. Он еще успел дать звонок
секретарше, потерял сознание и упал лицом вперед. И карандаш пропорол ему
щеку насквозь. ("Хорошо, что не в глаз!" - простодушно присовокупила наша
старая дева.)
и кабинета, Кнут пострадал в те же самые секунды. Он неторопливо
поднимался по лестнице на третий этаж, снисходительно с кем-то беседуя,
вдруг замолк на полуслове, слабо помахал руками и покатился по ступеням
вниз.
расспросы и допросы, в общем, кутерьма получилась страшная. Да и то
сказать, буквально в одну секунду вышли из строя два руководителя райкома!
Тут, дорогие товарищи, забегаешь.
погрузила свой востренький нос в чайную чашку.
Волошиным?
говорите, кутерьма. Вы же рассказывали: синий, как покойник, весь в
поту... Он тоже свалился? Ему-то оказали помощь?
на Алису.
бегают, кровь хлещет... Если он и свалился, то отлежался, надо думать... А
может, и его врачи пользовали, откуда мне знать? Не до него нам там было,
товарищи дорогие...
обстоятельствах, не вызывала как будто сомнений, хотя смутная идея
совершенно иного толка и возникла тогда же в голове моей, такой уж
одиозной фигурой представлялся мне Ким, но идея эта была поистине
сумасшедшей, и я поспешно погасил ее, едва она вплыла в мое сознание...
развлекайтесь, а у меня еще срочные дела.
в курсе и вовсю кипел ядовитейшим сарказмом. Еще бы, одним махом два
секретаря! Террористы не дремлют! Шашки наголо! Скальпели наизготовку!
Примкнуть клистиры! Наш славный Первый: взялся за специально оборудованный
карандаш, мгновенно отключился и очнулся с карандашом в щеке. Еще и правый
клык расшатал. Проверить карандаш на ядовитость, а пролитую на боевом
посту кровь - на содержание алкоголя. Доблестный Кнут: давал на лестнице
руководящие указания некоему замухрышке-завклубом, был оглушен порцией
нервно-паралитического газа и очнулся на нижней ступеньке со сломанной
ключицей и с фингалом во лбу. Фингал явно экспортный, по спецзаказу. Оба
пострадавших тщательно обслужены нашей передовой медициной: рана на щеке
зашита, рука на перевязи, фингал оставлен дышать свежим воздухом. В
настоящее время они сидят или лежат по домам. Больницу навестил некто
компетентный, понюхал, поспрашивал и удалился с физиономией, на коей
явственно читалось, что дело здесь нечисто. Ким Волошин? Да, упоминался.
Мало того, создалось впечатление, что, с точки зрения компетентного
товарища, он столбом возвышается над кучей прочих свидетелей. В больнице
не появлялся, куда делся - неизвестно. Кажется, его разыскивают. И беда не
приходит одна. Недавно позвонил хмырь, заведующий райторговским складом, и
сообщил, что тоже чувствует себя неважно. Происками идеологических врагов
посажен на гвоздь, порвал брюки, а может, и не только брюки, а может, и
совсем не брюки. Послана "скорая помощь"...
продолжать до бесконечности, но я ему мирволил, потому что врач он был
талантливый. Я обозвал его пустобрехом и положил трубку, и буквально через
минуту мне позвонил Главный. Его, конечно, уже известили.
он мне, - двоих накрыло одновременно, хотя бы и таких значительных лиц, -
то ли бывает! А помните, в прошлом году на стадионе подломилась сгнившая
скамья? Тогда разом пятеро покалечились. Знаю, знаю, райком не стадион, и
все же не будем паниковать, Алексей Андреевич, не будем впадать...
выяснилось, что и Моисею Наумовичу совпадения не нравятся. Расспросив меня
в подробностях, он некоторое время молчал, тихонько трубя через губу,
потом проговорил угрюмо:
не узнали, если бы не С., тогда еще лейтенант милиции, тот самый, по
милости которого я сейчас сижу за машинкой. Он довольно регулярно
полеживал у меня по поводу своего маленького сердца. Хороший был парнишка,
благожелательный и в меру доверчивый, и завоевал он меня тем, что охотно
развлекал криминальной хроникой Ташлинска.
мне на "чек-ап", получил обычные уколы в обе ягодицы и сообщил по секрету,
что компетентным товарищам все же удалось разыскать Кима в тот же вечер.
Он сидел у себя дома, пил с соседом бормотуху и ругался по-черному.
Непрошеным гостям он объявил, что ежели секретарей стукнуло, то по
заслугам, есть Бог на свете, а вот за что стукнуло его, Кима, он не знает
и считает это упущением... Еще из беспорядочной этой беседы выяснилось, о
чем шел разговор. Ким потребовал от райкома извинений за незаконное
увольнение из газеты, восстановления на работе и денежной компенсации за
вынужденный прогул. Ну и, конечно, где залез, там и слез.