упырями. А в устье Голубой Змеи нас зовут мороками. А на Архипелаге -
"цзеху"... В русском языке нет соответствия. Это значит - подземный
житель, умеющий покорять и убивать силой своего духа.
ближайший друг, от которого я никогда ничего не скрывал, обладает
способностью покорять и убивать силой своего духа. Будем надеяться, что
только собачек, а вообще-то - кто его знает... Всего-навсего пять лет
дружбы. Черт подери, почему меня это так задевает, в конце концов?
по-своему.
нас нет и никогда не будет. Ваши машины и ваша наука...
видим пушку. Она стоит слева за углом, приземистая, словно бы припавшая к
мостовой, - длинный ствол с тяжелым набалдашником дульного тормоза,
низкий, широкий щит, размалеванный камуфляжными зигзагами, широко
раздвинутые трубчатые станины, толстенькие колеса на резиновом ходу... С
этой позиции был сделан не один выстрел, но давно, очень давно. Стреляные
гильзы, рассыпанные вокруг, насквозь проедены зеленой и красной окисью,
крючья станин распороли асфальт до земли и тонут теперь в густой траве, и
даже маленькое деревце успело пробиться возле левой станины. Проржавевший
замок откинут, прицела нет вовсе, а в тылу позиции валяются сгнившие,
полураспавшиеся зарядные ящики, все пустые. Здесь стреляли до последнего
снаряда.
громадные, заросшие плющом пробоины в стене дома напротив, и только потом
в глаза мне бросается некая архитектурная несообразность. У подножия дома
с пробоинами совершенно ни к селу ни к городу стоит небольшой,
тускло-желтый павильон, одноэтажный, с плоской крышей, и теперь мне ясно,
что стреляли именно по нему, прямой наводкой, почти в упор, с пятидесяти
метров, а зияющие дыры в стене дома над ним - это промахи, хотя с такого
расстояния промахнуться, казалось, было бы невозможно. Впрочем, промахов
не так уж и много, и можно только поражаться прочности этого невзрачного
желтого сооружения, принявшего на себя столько попаданий и все же не
превратившегося в груду мусора.
ударами снарядов его сдвинуло с места, отбросило назад, загнало на тротуар
и почти воткнуло углом в стену дома. Но это, конечно, не так. Снаряды
пробивали в желтом фасаде круглые отверстия с оплавленными и закопченными
краями и рвались внутри, так что широкие створки просторного входа выбило
наружу, и, перекосившись, они висят теперь на каких-то невидимых ниточках.
Внутри, несомненно, возник пожар, и все, что там было, выгорело дотла, а
языки пламени оставили черные следы над входом и кое-где над пробоинами.
Но стоит павильон, конечно же, именно там, где его поставили с самого
начала какие-то чудаковатые архитекторы, совершенно загородив тротуар и
отхватив часть мостовой, что, несомненно, должно было мешать движению
транспорта.
давно уже исчезли запахи пожаров и стрельбы, но странным образом
сохранилась и давила на душу атмосфера лютой ненависти, ярости, бешенства,
которые двигали тогда неведомыми артиллеристами.
брюзгливо отвесив губу, демонстративно громко бурчит, кося желтым глазом.
"Люди... Какое же тут может быть сомнение... Разумеется, люди... Железо и
огонь, развалины, всегда одно и то же..." Видимо, он тоже ощущает эту
атмосферу, и, наверное, еще более интенсивно чем я. Он ведь вдобавок
вспоминает свои родные края - леса, начиненные смертоубийственной
техникой, выжженные до пепла пространства, где мертво торчат обугленные
радиоактивные стволы деревьев и сама земля пропитана ненавистью, страхом и
гибелью...
и рисовать в воображении картины одна другой ужаснее. Мы идем дальше, а я
думаю, что в эпохи глобальных катастроф цивилизации выплескивают на
поверхность бытия всю мерзость, все подонки, скопившиеся за столетия в
генах социума. Формы этой накипи чрезвычайно многообразны, и по ним можно
судить, насколько неблагополучна была данная цивилизация к моменту
катаклизма, но очень мало можно сказать о природе этого катаклизма, потому
что самые разные катаклизмы - будь то глобальная пандемия, или всемирная
война, или даже геологическая катастрофа - выплескивают на поверхность
одну и ту же накипь: ненависть, звериный эгоизм, жестокость, которая
кажется оправданной, но не имеет на самом деле никаких оправданий...
группам подготовить трансляторы для приема лингвистической информации. Я
завожу руку за спину и на ощупь щелкаю тумблером портативного
переводчика...
девять утра направился на площадь звезды.
неотесанного мрамора весь влажно сверкал под солнцем. Еще издали я увидел
перед главным входом небольшую пеструю толпу, а подойдя вплотную, услыхал
недовольные и разочарованные восклицания. Оказывается, музей был закрыт
для посетителей по случаю подготовки какой-то новой экспозиции. Толпа
состояла главным образом из туристов, но особенно негодовали в ней научные
работники, выбравшие именно это утро для того, чтобы поработать с
экспонатами. Не было им никакого дела до новых экспозиций. Заранее надо
было предупреждать их о такого рода административных маневрах. А теперь
вот считайте, что день у них пропал... Сумятицу усугубляли кибернетические
уборщики, которых, видимо, забыли перепрограммировать, и теперь они
бессмысленно блуждали в толпе, путаясь у всех под ногами, шарахаясь от
раздраженных пинков и поминутно вызывая взрывы злорадного хохота своими
бессмысленными попытками пройти сквозь закрытые двери.
приходилось бывать в этом музее, и я знал, где расположен служебный вход.
Я обогнул здание и по тенистой аллейке прошел к широкой низкой дверце,
едва заметной за сплошной стеной каких-то вьющихся растений. Эта
пластиковая, под мореный дуб дверца тоже была заперта. У порога маялся еще
один киберуборщик. Вид у него был безнадежно-унылый: за ночь он, бедняга,
основательно разрядился, а теперь здесь, в тени, шансов вновь накопить
энергию у него было немного.
голос:
центральных помещений под новую экспозицию. Просим прощения, приходите к
нам через неделю.
стрекотал у меня под ногами. Видимо, его заинтересовали мои туфли.
смолк.
захлопнулась.
уже давно успел заметить, что каждый музей обладает своим запахом.
Особенно мощно пахло в зоологических музеях, но и здесь тоже попахивало
основательно. Внеземными культурами, надо полагать.
молоденьких девчушек, которые с молекулярными паяльниками в руках возились
в недрах некоего сооружения, более всего напоминающего гигантский моток
колючей проволоки. Я спросил, где мне найти Майю Тойвовну, получил
подробные указания и пошел блуждать по переходам и залам спецсектора
предметов материальной культуры невыясненного назначения. Здесь я никого
не встретил. Широкие массы сотрудников пребывали, по-видимому, в
центральных помещениях, где и занимались новой экспозицией, а здесь не
было никого и ничего, кроме предметов невыясненного назначения. Но уж зато
предметов этих я нагляделся по дороге досыта, и у меня мимоходом сложилось
убеждение, что назначение их как было невыясненным, так и останется
таковым во веки веков, аминь.
подняла мне навстречу лицо - красивая, мало того - очень милая женщина,
прекрасные каштановые волосы, большие серые глаза, слегка вздернутый нос,
сильные обнаженные руки с длинными пальцами, свободная синяя
блузка-безрукавка в вертикальную черно-белую полоску. Прелестная женщина.
Над правой бровью у нее была маленькая черная родинка.
меня, глядела и молчала. На столе перед нею было пусто, только обе руки ее
лежали на столе, как будто она положила их перед собой и забыла о них.
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Муркок Майкл
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия