честно сказать: дядя, голубчик, заблудились, выведи... Нет, ему,
понимаете, резюме нужно, мы-де и сами не лыком шиты... Ну и сиди теперь,
как дурак. Малянов взял чайник и пошел от Валькиного срама на кухню. Он не
слышал, о чем шла речь, пока наливал воду и ставил чайник на газ. Когда он
вернулся, Вечеровский неторопливо говорил, внимательно разглядывая ногти
теперь уже на левой руке:
Действительно, фантастическое, по-видимому, надлежит объяснить
фантастическим. Я полагаю, что все вы оказались в сфере внимания...
м-м-м... назовем это сверхцивилизацией. По-моему, это уже устоявшийся
термин для обозначения иного разума, на много порядков более
могущественного, нежели человеческий...
необычайно важным и сосредоточенным видом.
продолжал Вечеровский, - вопрос не только сложный, но и праздный. Существо
дела состоит в том, что человечество, само того не подозревая, вызвало на
себя контакт и перестало быть самодовлеющей системой. По-видимому, сами
того не подозревая, мы наступили на мозоль некоей сверхцивилизации, и эта
сверхцивилизация, по-видимому, поставила своей целью регулировать отныне
наш прогресс по своему усмотрению...
понимаешь? Какая, к черту, сверхцивилизация? Что это за сверхцивилизация,
которая тычется в нас, как слепой котенок? Зачем вся эта бессмыслица? Этот
мой следователь, да еще с коньяком... Бабы эти Захаровы... Где основной
принцип разума: целесообразность, экономичность?..
внечеловеческую целесообразность человеческими мерками? И потом, представь
себе: с какой силой ты бьешь себя по щеке, чтобы убить несчастного комара?
Ведь таким ударом можно было бы убить всех комаров в округе разом.
точки зрения щуки?
продолжал:
личные неприятности и проблемы отходят на второй план. Речь теперь идет
уже о судьбе человечества... - Он помедлил. - Ну, возможно не о судьбе в
роковом смысле этого слова, однако, во всяком случае, о его достоинстве.
Так что перед нами стоит задача защитить не просто вашу, валя, теорию
ревертазы, но судьбу всей нашей планетной биологии вообще... Или я
ошибаюсь?
нормальных размеров. Он самым энергичным образом кивнул, но сказал совсем
не то, что ожидал Малянов. Он сказал:
идет о сотнях исследований. Может быть, о тысячах... Да что я говорю - о
перспективных направлениях вообще!
оружие - тайна, следовательно, наше оружие - гласность. Что мы должны
сделать в первую очередь? Посвятить в события своих знакомых, которые
обладают, с одной стороны, достаточной фантазией, чтобы поверить нам, а с
другой стороны - достаточным авторитетом, чтобы убедить своих коллег,
занимающих командные высоты в науке. Таким образом, мы косвенно выходим на
контакт с правительством, получаем доступ к средствам массовой информации
и можем авторитетно информировать все человечество. Первое ваше движение
было совершенно правильным - вы обратились ко мне. Лично я беру на себя
попытку убедить несколько крупных математиков, являющихся одновременно
крупными администраторами. Естественно, я свяжусь с нашими, а потом и с
зарубежными.
говорил. Он называл имена, звания, должности, он очень четко определил, к
кому должен обратиться Малянов, к кому - Вайнгартен. Можно было подумать,
что он уже несколько дней сидел над составлением подробного плана
действий. Но чем больше он говорил, тем большее уныние охватывало
Малянова. И когда Вечеровский с каким-то совсем уже неприличным пылом
перешел ко второй части своей программы, к апофеозу, в котором
объединенное всеобщей тревогой человечество в едином строю сплоченными
мощностями всей планеты дает отпор сверхцивилизованному супостату, - вот
тут Малянов почувствовал, что с него хватит, поднялся, пошел на кухню и
заварил новый чай. Вот тебе и Вечеровский. Вот тебе и башка. Видно, тоже
здорово перепугался, бедняга. Да, брат, это тебе не про телепатию спорить.
А вообще-то, мы сами виноваты: Вечеровский то, Вечеровский се, Вечеровский
башка... А Вечеровский - просто человек. Умный человек, конечно, крупный
человек, но не более того. Пока речь идет об абстракциях - он силен, а вот
как жизнь-матушка подопрет... Обидно только, что он почему-то сразу принял
сторону Вальки, а меня даже толком выслушать не пожелал... Малянов взял
чайники и вернулся в комнату.
Потому что, знаете ли, пиетет пиететом, а когда человек несет околесицу,
то уж тут никакой пиетет ему не поможет.
идиотами? Может быть, у него, Вечеровского, и есть в запасе пара
авторитетных и в тоже время полоумных академиков, которые после полубанки
способны встретить такую вот информацию с энтузиазмом? Лично у него,
Вайнгартена, подобных академиков нет. У него, Вайнгартена, есть старый
друг Митька Малянов, от которого он, Вайнгартен, мог бы ожидать
определенного сочувствия, тем более, что сам Малянов ходит в пострадавших.
И что же - встретил он его, Вайнгартена, рассказ с энтузиазмом? С
интересом? С сочувствием, может быть? Черта с два! Первое же, что он
сказал, - это что Вайнгартен врет. И между прочим, он, Малянов, по-своему
прав. Ему, Вайнгартену, даже страшно подумать - обращаться с таким
рассказом к своему шефу, скажем, хотя шеф, между прочим, человек еще вовсе
не старый, отнюдь не закоснелый и сам склонный к некоему благородному
сумасшествию в науке. Неизвестно, как там обстоят дела у Вечеровского, но
он, Вайнгартен, совершенно не имеет целью провести остаток дней своих даже
в самой роскошной психолечебнице...
ясно. И вам-то еще ничего, а мне ведь сексуального маньяка вдобавок
приклеют...
честное слово, я вас просто не узнаю! Н у предположим даже, что разговоры
о клиниках - это некоторое преувеличение. Но ведь мы тут же кончимся как
ученые, немедленно! Рожки да ножки останутся от нашего реноме! А потом,
черт побери, если предположить даже, что нам удалось бы найти одного-двух
сочувствующих из Академии, - ну как они пойдут с этим бредом в
правительство? Кто на это рискнет? Это же черт знает как человека должно
прожечь, чтобы он на это рискнул! А уж человечество наше, наши дорогие
сопланетники... - Вайнгартен махнул рукой и глянул на Малянова своими
маслинами. - Налей-ка погорячее, - сказал он. - Гласность... Гласность -
это, знаете ли, палка о двух концах... - И он принялся шумно пить чай, то
и дело проводя волосатой рукой по потному носу.
Налил себе. Сел. Ужасно было жалко Вечеровского и ужасно неловко за него.
Правильно Валька сказал: реноме ученого - это вещь очень нежная. Одна
неудачная речь - и где оно, твое реноме, Филипп Павлович?
невыносимо. Малянов сказал:
действия... теоретически это все, наверное, правильно. Но нам-то сейчас не
теория нужна. Нам сейчас нужна такая программа, которую можно реализовать
в конкретных, реальных условиях. Ты вот говоришь: "объединенное
человечество". Понимаешь, для твоей программы, наверное, подошло бы
какое-нибудь человечество, но только не наше - не земное, я имею в виду.
Наше ведь ни во что такое не поверит. Оно ведь знаешь когда в
сверхцивилизацию поверит? Когда эта сверхцивилизация снизойдет до нашего
же уровня и примется с бреющего полета валить на нас бомбы. Вот тут мы
поверим, вот тут мы объединимся, да и то, наверное, не сразу, а сначала,
наверное, сгоряча друг другу пачек накидаем.
хохотнул.
умная, но как я ей буду все это рассказывать? Про себя...
проговорил негромко:
такого не пил... Да-да-да... Конечно, все это трудно, неясно... А с другой
стороны - небо, месяц, смотрите, какой... чаек, сигаретка... Что еще, на
самом деле, человеку надо? По телевизору - многосерийный детектив, очень
недурной... Не знаю, не знаю... Вы вот, Дмитрий Алексеевич, что-то там
насчет звезд, насчет межзвездного газа... А какое вам, собственно, до
этого дело? Если подумать, а? Подглядывание какое-то, а? Вот вам и по
рукам - не подглядывайте... Пей чаек, смотри телевизор... Небо ведь не для
того, чтобы подглядывать. Небо ведь - оно чтобы любоваться...