горячим, как кипяток, душем, кряхтя, растирая тело варежкой из жесткой
губки, пока кожа не стала багровой, потом выключил душ, сел на край ванны
и закурил. Урчала вода в трубах, Гута на кухне позвякивала посудой;
запахло жареной рыбой, потом Гута постучала в дверь и просунула ему чистое
белье.
Рэдрик оделся, то есть натянул майку и трусы, и прямо в таком виде
вернулся на кухню.
успеешь, посиди! - он поймал ее за руку и попытался посадить к себе на
колени, но она вывернулась и села за стол напротив.
Брезгуешь, значит.
не муж. Тебя сначала набить надо.
Я сейчас пойду. Приготовь мне выходной костюм. По классу "А". Рубашечку
там, галстук...
прошел в чулан и запер дверь на щеколду. Потом он надел резиновый фартук,
натянул резиновые перчатки до локтей и принялся выгружать на стол то, что
было в мешке. Две "пустышки". Коробка с "булавками". Девять "батареек".
Три "браслета". И один какой-то обруч - тоже вроде "браслета", но из
белого металла, полегче и диаметром побольше, миллиметров на тридцать.
Шестнадцать штук "черных брызг" в полиэтиленовом пакете. Две великолепной
сохранности "губки" с кулак величиной. Три "зуды". Банка "газированной
глины". В мешке еще оставался тяжелый фарфоровый контейнер, тщательно
упакованный в стекловату, но Рэдрик не стал его трогать. Он достал
сигареты и закурил, рассматривая добро, разложенное на столе.
счеты. Зажав сигарету в углу рта и щурясь от дыма, он писал цифру за
цифрой, выстраивая все в три столбика, а потом просуммировал первые два.
Суммы получились внушительные. Он задавил окурок в пепельнице, осторожно
открыл коробку и высыпал "булавки" на бумагу. В электрическом свете
"булавки" отливали синевой и только изредка вдруг брызгали чистыми
спектральными красками - желтым, красным, зеленым. Он взял одну "булавку"
и осторожно, чтобы не уколоться, зажал между большим и указательным
пальцами. Потом он выключил свет и подождал немного, привыкая к темноте.
Но "булавка" молчала. Он отложил ее в сторону, нашарил другую и тоже зажал
между пальцами. Ничего. Он нажал посильнее, рискуя уколоться, и "булавка"
заговорила: слабые красноватые вспышки пробежали по ней и вдруг сменились
более редкими зелеными. Несколько секунд Рэдрик любовался этой странной
игрой огоньков, которая, как он узнал из "Докладов", должна была что-то
означать, может быть, что-то очень важное, очень значительное, а потом
положил "булавку" отдельно от первой и взял новую...
остальные молчали. На самом деле они тоже должны были разговаривать, но
для этого пальцев было мало, а нужна была специальная машина величиной со
стол. Рэдрик снова зажег свет и к уже написанным цифрам добавил еще две. И
только после этого он решился.
стол мягкий сверток. Некоторое время он смотрел на этот сверток, задумчиво
почесывая подбородок тыльной стороной ладони. Потом все-таки взял
карандаш, повертел его в неуклюжих резиновых пальцах и снова отбросил.
Достал еще одну сигарету и, не отрывая глаз от свертка, выкурил ее всю.
обратно в мешок. - И все. И хватит.
идти. Наверное, с полчасика можно было еще поспать, чтобы голова сделалась
яснее, но, с другой стороны, гораздо полезней прийти на место пораньше и
посмотреть, как и что. Он сбросил рукавицы, повесил фартук и, не выключив
света, вышел из чулана.
завязывал галстук перед зеркалом, когда за его спиной тихонько скрипнули
половицы, раздалось азартное сопение, и он сделал хмурое лицо, чтобы не
рассмеяться.
ногу.
топтали, дергали за волосы и окатывали потоками разных сведений. Соседский
Вилли оторвал у куклы ногу. На третьем этаже завелся котенок, весь белый и
с красными глазами, - наверное, не слушался маму и ходил в Зону. На ужин
была каша с вареньем. Дядя Гуталин опять насосался и был больной, он даже
плакал. Почему рыбы не тонут, если они в воде? Почему мама ночью не спала?
Почему пальцев пять, а рук две, а нос один?.. Рэдрик осторожно обнимал
теплое существо, ползающее по нему, вглядывался в огромные, сплошь темные,
без белков, глаза, прижимался щекой к пухлой, заросшей золотым шелковистым
пушком щечке и повторял:
трубку.
гудки. Тогда Рэдрик поднялся, опустил Мартышку на пол и, уже больше не
слушая ее, натянул брюки и пиджак. Мартышка тарахтела не умолкая, но он
только рассеянно улыбался одним ртом, так что наконец ему было объявлено,
что папа язык проглотил, зубами закусил, и он был оставлен в покое.
сбегал в ванную за кастетом, снова вернулся в чулан, взял портфель в одну
руку, корзину с мешком в другую, вышел, тщательно запер дверь чулана и
крикнул Гуте: "Я пошел!"
причесалась и подкрасилась, и на ней был не халат, а домашнее платье,
самое его любимое - ярко-синее с большим вырезом.
поцеловал в вырез.
глазами.
полосатой пижаме, который возился с дверным замком у своей двери. Из
темных недр квартиры тянуло теплой кислятиной. Рэдрик остановился и
сказал:
что-то буркнул.
что-то пилим. Это какое-то недоразумение.
побеспокоили, прошу прощения.
навалил на нее старое сиденье, оглядел все напоследок и вышел на улицу.
один квартал до Центрального проспекта. Перед "Метрополем", как всегда,
блестел никелем и лаком разноцветный строй машин, лакеи в малиновых
куртках тащили в подъезд чемоданы, какие-то иностранного вида солидные
люди группками по-двое, по-трое беседовали, дымя сигарами, на мраморной
лестнице. Рэдрик решил пока не заходить туда. Он устроился под тентом
маленького кафе на другой стороне улицы, спросил кофе и закурил. В двух
шагах от него сидели за столиком трое чинов международной полиции в
штатском, они молча и торопливо насыщались жареными сосисками
по-хармонтски и пили темное пиво из высоких стеклянных кружек. По другую
сторону, шагах в десяти, какой-то сержант мрачно пожирал жареный
картофель, зажав вилку в кулаке. Голубая каска стояла вверх дном на полу
рядом с его стулом, ремень с кобурой висел на спинке. Больше в кафе
посетителей не было. Официантка, незнакомая пожилая женщина, стояла в
сторонке и время от времени зевала, деликатно прикрывая ладонью
раскрашенный рот. Было без двадцати девять.
ходу и нахлобучивая на голову мягкую шляпу. Он бодро ссыпался по лестнице
- маленький, толстенький, розовый, весь такой благополучный,
благоустроенный, свежевымытый, решительно уверенный, что день не принесет
ему никаких неприятностей. Он помахал кому-то рукой, перебросил свернутый
плащ через правое плечо и подошел к своему "пежо". "Пежо" у Дика был тоже