очаровательной особой. И говорила она со мной охотно, словно только и
ждала случая выговориться. А когда я сострил насчет любви с первого
взгляда, лицо ее исказило бешенство. То есть это я говорю - исказило, на
самом деле оно осталось прекрасным.)
приятели. Одна только я знала, потому, наверное, что он был первым в моей
жизни мужчиной. Я его любила без памяти. Хотя с самого того вечера знала,
чувствовала, что не надолго мне это счастье...
совершенно здоров и невыразимо нежен... Мать никогда не была со мной так
нежна, как он. Только однажды...
с того ни с сего, ночью, я уже задремала... Громко и отчетливо сказал:
"Скоро нам расставаться", а я спросила сквозь дремоту: "Почему?" И он
ответил: "Потому что тебе дальше, а мне обратно, Нэко-тян..."
и влюбился там в одну японочку, и она научила его так ее называть.
Ласкательное прозвище. Нэко-тян. Мне очень нравилось, когда он так меня
называл..."
Пантелеевич Шерстобитов, бывший однополчанин Воронцова. Рассказал он много
любопытного, и много чего я из его рассказов выписал, но всего читать не
стану, а зачитаю только небольшой отрывочек. Слушай.
перескочили, а как на обрыв выперлись - трах-бах, и ничего не помню.
Очнулся уже в санбате. Полноги как не бывало, мозжит - сил нет, лью слезы,
а что поделаешь? Ладно. И вот за час, как меня в тыл отправлять, является
Никитка. Живой-здоровый, весь в пыли, рот до ушей, левая рука на перевязи,
тоже его зацепило, но легонько, остался в строю. Как уж он ко мне
прорвался - не знаю, не скажу. Ну, торопливо перекинулись о том о сем,
оказывается, комбата у нас опять убило, поцеловались на прощанье, а затем
сует он мне в руку сложенную бумажку и говорит мне: ты, говорит, как я
тебе написал здесь, так и сделай, да не забудь, говорит, а то после Победы
сам тебя найду и, несмотря, что ты теперь инвалид, рыло на сторону сворочу
по старой дружбе. И убежал. Ну, развернул я бумажку, читаю. Сейчас уже не
помню в точности, как там было написано, лет-то много прошло, но смысл был
вот какой. Чтобы осенью в сорок седьмом году, когда буду жениться на
Любаше из Медведкова, чтобы непременно позвал на свадьбу. Во как.
слыхом не слыхал. Первое, что я тогда подумал, - что Никита таким способом
просто подбодрить меня хочет: ничего, дескать, жизнь продолжается, ты и
без нот мужик хоть куда, не тушуйся, после войны встретимся... Но потом
вспомнил всякие с ним случаи, ну, что я вам уже рассказал, и знаете,
товарищ следователь, скрывать не стану, повеселел. А потом, пока по
госпиталям валялся, все это, признаться, как-то подзабылось. И записку ту
я где-то затерял, и помучиться порядком пришлось, мне ведь еще две
операции делали... Словом, вспомнил я об этом только через четыре года,
летом сорок седьмого.
Раз задержался я в мастерских допоздна, халтурку одну работал, а дело в
конце августа было, вечера уже темные, да еще дожди все время шли. Ну,
ковыляю я себе домой, а темнотища, а грязища, а вся улица - ухаб на ухабе!
И тротуар деревянный, с войны не чиненный. И загремел я в какую-то ямину.
И культей своей прямо тычком в землю. Света Божьего невзвидел. Сижу,
подняться не моту, только постанываю. И вдруг нежный такой надо мной
голосок: "Вы что, гражданин, расшиблись?" Смотрю - рядом у калитки
платьице белеется. "Расшибся, - говорю, - девушка, да и как не
расшибиться, когда вы у своего дома волчьих ям нарыли, а у меня всего одна
нога!" Короче, помогла она мне подняться, завела в свою комнатушку,
усадила на кушетку, захлопотала. И между прочим говорит: улица, говорит,
здесь и верно нехорошая, только, говорит, это дом не мой, я здесь только
комнату снимаю, а живу, говорит, я в Медведкове. А звать, спрашиваю, как?
Люба меня зовут. Во! У меня в голове словно молния ахнула - разом все
припомнил.
живем душа в душу, двух сыновей вырастили.
Андроньевской тогда жил, я потом у него был раза два... Сидел, сидел он у
меня на свадьбе... Тут только вот какая штука получилась. Накануне как нам
в загс идти, я рассказал сдуру Любаше все эту историю...
вроде как бы поеживалась, что ли... Он, правда, ничего, наверное, такого
не заметил. Веселый был, расцеловал нас, выпивал хорошо, закусывал,
"горько" кричал... Только спустя какое-то время зашел у нас с Любой о нем
разговор, и она мне говорит: если, говорит, ты меня любишь, держись от
него подальше. Я страшно удивился. Почему? - говорю. У него, говорит, глаз
нехороший, зловещий. Я ее на смех поднял, застыдил, рассердился даже,
однако она - ни в какую. Твердит одно: если, дескать, меня любишь... Ну,
что с ней поделаешь? Тайком от нее встретился я с Никиткой несколько раз,
да так и разошлись наши дорожки..."
(ранен на Друти, июнь 44; женился на Любаше из Медведкова, осень 47)".
снова положил дневник на стол. - Читай дальше.
один мужчина. Капитан 1-го ранга в отставке Микаэл Грикорович Хачатрян,
друг детства Воронцова. Читаю:
умерла недавно. Правда, ей под восемьдесят уже было... Жаль Никиту, очень
жаль. Из мужской части мы с ним в нашем классе всего двое, пожалуй, в
живых оставались, остальных всех война съела... Так вам о нем в школьные
годы? Гм... А позвольте полюбопытствовать, зачем это вам?
повадках, высказываниях школьника Никиты Воронцова какие-либо странности,
несообразности... ненормальности даже?
парнишка. Гм... Мы с ним большие приятели, что называется, водой не
разольешь, но, говоря откровенно, я его иногда побаивался. Держался он
как-то слишком по-взрослому, слишком навытяжку, если вы понимаете, что я
хочу сказать, слишком сдержанно. А если уж расходился, то это у него
получалось просто даже страшно.
шпанистая компания, человек десять хулиганов под предводительством некоего
Гришки-Мурзы. Не знаю, чем мы с Никитой им не понравились, но принялись
они нас бить. Где ни встретят, там бьют. Завтраки отнимали, карманные
деньги, шапки срывали и закидывали куда-нибудь... Сами знаете, как это у
подростков бывает. Первобытная жестокость. Гм... Мы с Никитой года два это
терпели, а то и три. Не ябедничали, конечно, да и бесполезно было
ябедничать. И вот однажды встречают они нас на дороге из школы и
принимаются за дело. Обычно мы как? Кое-как прикрываемся, стараемся
проскочить поскорее и во все лопатки удрать. И вдруг Никита
разворачивается и выдает самому Гришке-Мурзе прямой в переносицу. Мне даже
хруст послышался, клянусь Богом. Это было совершенно неожиданно, и они
оцепенели. А Никита уже одного бьет ногой в пах, другого хватает за волосы
и с треском ударяет мордой о подставленное колено, третьего еще как-то.
Гм... Они опомнились и набросились на него всем скопом, обо мне забыли, а
я совершенно, знаете ли, ополоумел, в глазах темно, и ору нечленораздельно
на всю улицу. Они здорово тогда избили Никиту, но и сами потерпели урон...
К счастью, сбежались прохожие. Гм... Да. И вот после этого дня Никита стал
сам подстерегать их поодиночке и избивать. Я иногда присутствовал. Это
было ужасно. Это было... Это было невероятно жестоко, умело и, я бы
сказал, по-деловому. То есть он дрался не так, как обыкновенно дерутся
мальчишки, - не стремился оскорбить ударами, унизить, просто показать свое
превосходство. Гм... Он как бы работал. Начал он прямо с Мурзы. Напал на
него в школьной уборной и всю перемену деловито и страшно его обрабатывал.
Все эти мальчишеские правила - "до первой крови", "под дых не бить",
"ножку не подставлять", "лежачего не трогать" - все это он игнорировал.
Уже через минуту несчастный Мурза валялся на кафельном полу и хрипел, а
Никита трудился над ним и кулаками, и башмаками, и по-всякому. Мы
оцепенели от ужаса, никто не решался вмешаться, даже старшеклассники.
Клянусь Богом, такую ледяную жестокость я видел потом только в кино, в
гангстерских фильмах!"
мальчишка даже в пожилых мужиках! Полковник в отставке, на шестом десятке,
Орловский Гай Юлий
Сертаков Виталий
Березин Федор
Корнев Павел
Роллинс Джеймс