изящно изогнутый Жиан Жиакомо, за ним с его огромным портфелем под мышкой
и с его тростью в зубах семенил гном. Мы раскланялись. От великого
престидижитатора пахло хорошим вином и французскими благовониями.
Остановить его я не посмел, и он прошел сквозь запертую дверь в свой
кабинет. Гном просунул ему вслед портфель и трость, а сам нырнул в батарею
парового отопления.
больше, чем в будний день. В кабинетах и лабораториях во всю горели огни,
двери были распахнуты настежь. В институте стоял обычный деловой гул:
треск разрядов, монотонные голоса, диктующие цифры и произносящие
заклинания, дробный стук "мерседесов" и "рейнметаллов". И над всем этим
раскатистый и победительный рык Федора Симеоновича: "Эт' хорошо, эт'
здо-о-рово! Вы молодец, голубчик! Но к-какой дурак выключил г-генератор?"
Меня саданули в спину твердым углом, и я ухватился за перила. Я
рассвирепел. Это были Володя Почкин и Эдик Амперян, они тащили на свой
этаж координатно-измерительную машину весом в полтонны.
- Заноси, заноси!..
правее! Ты видишь, что не проходит?
негодованием. "Я вам покажу, - бормотал я, прыгая через четыре ступеньки.
- Я вам покажу бездельничать. Я вам покажу всех пускать без разбору!.."
Макродемоны Вход и Выход, вместо того, чтобы заниматься делом, дрожа от
азарта и лихорадочно фосфоресцируя, резались в рулетку. На моих глазах
забывший свои обязанности Вход сорвал банк примерно в семьдесят миллиардов
молекул у забывшего свои обязанности Выхода. Рулетку я узнал сразу. Это
была моя рулетка. Я сам смастерил ее для одной вечеринки и держал ее за
шкафом в электронном зале, и знал об этом один только Витька Корнеев.
Заговор, решил я. Всех разнесу. А через вестибюль все шли и шли покрытые
снегом краснолицые веселые сотрудники.
поработаю. Оставил им дубля и ушел...
водки - не помогает...
провалился, чуть не занесло меня...
демонов, оставалось только пойти и вдребезги разругаться с провокатором
Витькой, а там будь что будет. Я погрозил демонам кулаком и побрел вверх
по лестнице, пытаясь представить себе, что было бы, если бы в институт
сейчас заглянул Модест Матвеевич.
усмиряли выпущенного из бутылки джинна. Джинн, огромный, синий от злости,
метался в вольере, огороженном щитами Джян бен Джяна и закрытом сверху
мощным магнитным полем. Джинна стегали высоковольтными разрядами, он выл,
ругался на нескольких мертвых языках, скакал, отрыгивал языки огня, в
запальчивости начинал строить и тут же разрушал дворцы, потом, наконец,
сдался, сел на пол и, вздрагивая от разрядов, жалобно завыл:
уже совсем тихий...
дубли. Оригиналы же, столпившись около вибростенда, поглядывали на часы и
откупоривали бутылки.
зал.
Пробки грянули в щиты Джян бен Джяна, шипя полилось ледяное шампанское.
Разряды смолкли, джинн перестал скулить и начал принюхиваться. В ту же
секунду кремлевские часы принялись бить двенадцать.
пусть катится со своими нервами.
по домам...
это пройдет", - и гурьбой двинулись к вольеру... Дубли откатили один из
щитов, а оригиналы деловито окружили джинна, крепко взяли его за руки и за
ноги и поволокли к вибростенду. Джинн трусливо причитал и неуверенно сулил
всем сокровища царей земных. Я одиноко стоял в сторонке и смотрел, как они
пристегивают его ремнями и прикрепляют к разным частям его тела
микродатчики. Потом я потрогал щит. Он был огромный, тяжелый, изрытый
вмятинами от ударов шаровых молний, местами обуглившийся. Щиты Джян бен
Джяна были сделаны из семи драконьих шкур, склеенных желчью отцеубийцы, и
рассчитаны на прямое попадание молнии. К каждому щиту были обойными
гвоздиками прибиты жестяные инвентарные номера. Теоретически на лицевой
стороне щитов должны были быть изображения всех знаменитых битв прошлого,
а на внутренней - всех великих битв грядущего. Практически же на лицевой
стороне щита, перед которым я стоял, виднелось что-то вроде реактивного
самолета, штурмующего автоколонну, а внутренняя сторона была покрыта
странными разводами и напоминала абстрактную картину.
щекотно!.. Ой, не могу!.." Я вернулся в коридор. В коридоре пахло
бенгальскими огнями. Под потолком крутились шутихи, стуча о стены и
оставляя за собой струи цветного дыма, проносились ракеты. Я повстречал
дубля Володи Почкина, волочившего гигантскую инкунабулу с медными
застежками, двух дублей Романа Ойры-Ойры, изнемогавших под тяжеленным
швеллером, потом самого Романа с кучей ярко-синих папок из архива отдела
Недоступных Проблем, а затем свирепого лаборанта из отдела Смысла Жизни,
конвоирующего на допрос к Хунте стадо ругающихся привидений в плащах
крестоносцев... Все были заняты и деловиты.
меня исчезло всякое желание бороться с этими нарушениями, потому что сюда
в двенадцать часов новогодней ночи, прорвавшись через пургу, пришли люди,
которым было интереснее доводить до конца или начинать сызнова
какое-нибудь полезное дело, чем глушить себя водкою, бессмысленно дрыгать
ногами, играть в фанты и заниматься флиртом разных степеней легкости. Сюда
пришли люди, которым было приятнее быть друг с другом, чем порознь,
которые терпеть не могли всякого рода воскресений, потому что в
воскресенье им было скучно. Маги, люди с большой буквы, и девизом их было
- "понедельник начинается в субботу". Да, они знали кое-какие заклинания,
умели превращать воду в вино, и каждый из них не затруднился бы накормить
пятью хлебами тысячу человек. Но магами они были не поэтому. Это была
шелуха, внешнее. Они были магами потому, что очень много знали, так много,
что количество перешло у них, наконец, в качество, и они стали с миром в
другие отношения, нежели обычные люди. Они работали в институте, который
занимался прежде всего проблемами человеческого счастья и смысла
человеческой жизни, но даже среди них никто точно не знал, что такое
счастье и в чем именно смысл жизни. И они приняли рабочую гипотезу, что
счастье в непрерывном познании неизвестного и смысл жизни в том же. Каждый
человек - маг в душе, но он становится магом только тогда, когда начинает
меньше думать о себе и больше о других, когда работать ему становится
интереснее, чем развлекаться в старинном смысле этого слова. И наверное,
их рабочая гипотеза была недалека от истины, потому что так же как труд
превратил обезьяну в человека, точно так же отсутствие труда в гораздо
более короткие сроки превращает человека в обезьяну. Даже хуже, чем в
обезьяну.
и карьерист продолжают ходить на задних конечностях, разговаривать вполне
членораздельно (хотя круг тем у них сужается до предела), а что касается
узких брюк и увлечения джазом, по которым одно время пытались определять
степень обезьяноподобия, то довольно быстро выяснилось, что они
свойственны даже лучшим из магов.
неограниченные возможности для превращения человека в мага. Но он был
беспощаден к отступникам и метил их без промаха. Стоило сотруднику
предаться хотя бы на час эгоистическим и инстинктивным действиям (а иногда
даже просто мыслям), как он со страхом замечал, что пушок на его ушах
становится гуще. Это было предупреждение. Так милицейский свисток
предупреждает о возможном штрафе, так боль предупреждает о возможной
Конюшевский Владислав
Громыко Ольга
Никитин Юрий
Якубенко Николай
Свержин Владимир
Лукьяненко Сергей