Аркадий СТРУГАЦКИЙ, Борис СТРУГАЦКИЙ

ПОПЫТКА К БЕГСТВУ

- Хороший сегодня будет день! - сказал вслух Вадим.

Он стоял перед распахнутой стеной, похлопывая себя по голым плечам и
смотрел в сад. Ночью шел дождь, трава была мокрая, кусты были мокрые и
крыша соседнего коттеджа тоже была мокрая. Небо было серое, а на тропинке
блестели лужи. Вадим подтянул трусы, спрыгнул в траву и побежал по
тропинке. Глубоко, с шумом вдыхая сырой утренний воздух, он бежал мимо
отсыревших шезлонгов, мимо мокрых ящиков и тюков, мимо соседского
палисадника, где, выставив напоказ внутренности, красовался
полуразобранный "колибри", через мокрые, пышно разросшиеся кусты, между
стволами мокрых сосен; не останавливаясь, прыгнул в озерцо, выбрался на
противоположный берег, поросший осокой, а оттуда, разгоряченный, очень
довольный собой, все наращивая темп, помчался обратно, перепрыгивая через
огромные спокойные лужи, распугивая маленьких серых лягушек, прямо к
лужайке перед Антоновым коттеджем, где стоял "Корабль".

"Корабль" был совсем молодой, ему не исполнилось и двух лет. Черные
матовые бока его были абсолютно сухи и чуть заметно колыхались, а острая
вершина была сильно наклонена и направлена в ту точку серого неба, где за
тучами находилось солнце. "Корабль" по привычке набирал энергию. Высокая
трава вокруг "Корабля" была покрыта инеем, поникла и пожелтела. Впрочем,
это был приличный тихого нрава звездолет типа "турист". Рейсовый рабочий
звездолет за ночь выморозил бы весь лес на десять километров вокруг.

Вадим, поскальзываясь на поворотах, обежал "Корабль" и направился
домой. Пока он, стеная от наслаждения, растирался мохнатым полотенцем, из
дачи напротив вышел сосед дядя Саша со скальпелем в руке. Вадим помахал
ему полотенцем. Соседу было полтораста лет и он день-деньской возился со
своим вертолетом, но все было втуне - "колибри" летал неохотно. Сосед
задумчиво поглядел на Вадима.

- У тебя нет запасных биоэлементов? - спросил он.

- Что, сгорели?

- Не знаю. У них ненормальная характеристика.

- Можно связаться с Антоном, дядя Саша, - предложил Вадим. - Он
сейчас в городе. Пусть привезет вам парочку.

Сосед подошел к вертолету и стукнул его скальпелем по носу.

- Что же ты не летаешь, дурачок? - спросил он сердито.

Вадим принялся одеваться.

- Биоэлементы... - ворчал дядя Саша, запуская скальпель во
внутренности "колибри". - Кому это надо? Живые механизмы... Полуживые
механизмы... Почти неживые механизмы... Ни монтажа, ни электроники... Одни
нервы! Простите, но я не хирург. - Вертолет дернулся. - Тихо, ты,
животное! Стой смирно! - он извлек скальпель и повернулся к Вадиму. - Это
негуманно наконец! - объявил он. - Бедная испорченная машина превращается
в сплошной больной зуб! Может быть, я слишком старомоден? Мне ее жалко, ты
понимаешь?

- Мне тоже, - пробормотал Вадим, натягивая рубашку.

- Что?

- Я говорю: может быть, вам помочь?

Дядя Саша некоторое время переводил взгляд с вертолета на скальпель и
обратно.

- Нет, - сказал он решительно. - Я не желаю применяться к
обстоятельствам. Он у меня будет летать.

Вадим сел завтракать. Он включил стереовизор и положил перед собой
"Новейшие приемы выслеживания тахоргов". Книга была старинная, бумажная,
читанная-перечитанная еще дедом Вадима. На обложке был изображен пейзаж
планеты-заповедника Пандоры с двумя чудовищами на переднем плане.

Вадим ел, листая книжку и с удовольствием поглядывал на хорошенькую
дикторшу, рассказывавшую что-то о боях критиков по поводу эмоциолизма.
Дикторша была новая и она нравилась Вадиму уже целую неделю.

- Эмоциолизм! - со вздохом сказал Вадим и откусил от бутерброда с
козьим сыром. - Милая девочка, ведь это слово отвратительно даже
фонетически. Поедем лучше с нами! А оно пусть останется на Земле. Оно
наверняка умрет к нашему возвращению - можешь быть уверена.

- Эмоциолизм как направление обещает многое, - невозмутимо говорила
дикторша. - Потому что только он сейчас дает по-настоящему глубокую
перспективу существенного уменьшения энтропии эмоциональной информации в
искусстве. Потому что только он сейчас...

Вадим встал и с бутербродом в руке подошел к распахнутой стене.

- Дядя Саша, - позвал он, - вам ничего не слышится в слове
"эмоциолизм"?

Сосед, заложив руки за спину, стоял перед развороченным вертолетом.
"Колибри" трясся, как дерево под ветром.

- Что? - сказал дядя Саша не оборачиваясь.

- Слово "эмоциолизм", - повторил Вадим. - Я уверен, что в нем
слышится похоронный звон, видится нарядное здание крематория, чувствуется
запах увядших цветов.

- Ты всегда был тактичным мальчиком, Вадим, - сказал старик со
вздохом. - А слово действительно скверное.

- Совершенно безграмотное, - подтвердил Вадим, жуя. - Я рад, что вы
тоже это чувствуете... Послушайте, а где ваш скальпель?

- Я уронил его внутрь, - сказал дядя Саша.

Некоторое время Вадим разглядывал мучительно трепещущий вертолет.

- Вы знаете, что вы сделали, дядя Саша? - сказал он. - Вы замкнули
скальпелем дигестальную систему. Я сейчас свяжусь с Антоном, пусть он
привезет вам другой скальпель.

- А этот?

Вадим с грустной улыбкой махнул рукой.

- Смотрите, - сказал он, показывая остаток бутерброда. - Видите? - Он
положил бутерброд в рот, прожевал и проглотил.

- Ну? - с интересом спросил дядя Саша.

- Такова в наглядных образах судьба вашего инструмента.

Дядя Саша посмотрел на вертолет. Вертолет перестал вибрировать.

- Все, - сказал Вадим. - Нет больше вашего скальпеля. Зато "колибри"
у вас теперь заряжен. Часов на тридцать непрерывного хода.

Сосед пошел вокруг вертолета, бесцельно трогая его за разные части.
Вадим засмеялся и вернулся к столу. Он доедал второй бутерброд и допивал
второй стакан простокваши, когда щелкнул замок информатора и тихий
спокойный голос сказал:

- Вызовов и посещений не было. Антон, уходя в город, желает доброго
утра и предлагает немедленно после завтрака начать отрешение от всего
земного. В институт поступило девять новых задач...

- Не надо подробностей, - попросил Вадим.

- ...задача номер девятнадцать пока не решена. Пэл Минчин доказала
теорему о существовании полиноминальной операции над Ку-полем структур
Симоняна. Адрес: Ричмонд, семнадцать-семнадцать-семь. Все.

Информатор щелкнул, помолчал и добавил поучающе:

- Завидовать дурно. Завидовать дурно.

- Балбес! - сказал Вадим. - Я совершенно не завидую. Я радуюсь!
Молодчина, Пэл! - он задумался, глядя в сад. - Нет, - сказал он. - Сейчас
все это долой. Надо отрешаться от земного.

Он швырнул грязную посуду в мусоропровод и вскричал:

- На тахоргов! Украсим кабинет Пэл Минчин - Ричмонд, семнадцать -
семнадцать-семь черепом тахорга!

И он спел:

Пусть тахорги в страхе воют,

Издавая визг и писк!

Ведь на них идет войною

Структуральнейший лингвист!

- Теперь так, - сказал Вадим. - Где радиофон? - он набрал номер. -
Антон? Как дела?

- Стою в очереди, - ответил Антон.

- Что ты говоришь? И все на Пандору?

- Многие. И кто-то распространяет слух, что охота на тахоргов скоро
будет запрещена.

- Но мы-то успеем?

Антон некоторое время молчал.

- Успеем, - сказал он.

- А девушки там рядом есть?

- Как не быть...

- А они тоже успеют?

- Сейчас спрошу... Они говорят, что успеют.

- Передай им привет от знакомого структурального лингвиста шести
футов росту, с благородной осанкой... Слушай, Антон, что я тебе хотел
сказать? Да! Привези, пожалуйста, дяде Саше скальпель. И пару "БЭ-6". И
заодно "БЭ-7".

- И заодно новый вертолет, - сказал Антон. - Что этот старец сделал
со своим скальпелем?

- Ну как ты думаешь, что можно сделать со скальпелем?

- Не знаю, - сказал Антон подумав. - Скальпель - это вещь на века.
Как Баальбекская платформа.

- Он уронил его в желудок своему "Колибри".

В радиофоне захихикало несколько голосов. Очередь развлекалась.

- Ладно уж, - сказал Антон. - Жди, я скоро буду. Будь моим суперкарго
и начинай погрузку.

Вадим сунул радиофон в карман и прикинул через три комнаты расстояние