появился смутный красноватый диск.
накатывая крышку. Он нагнулся, проверяя замок. - Прощай, Солнце, как
говорилль капитан Немо. Но получилось, что не последний раз. Я готов,
Вольдемар.
Быков.
в этом отсеке.
"ду-ду-ду" в казеннике и сказал:
казенник, - заклинить. И как следует.
спросил Юрковский.
з-задумал, к-как ты думаешь?
з-знаю.
подташнивало. Потом Дауге сказал:
сегодня дежурный, Шарль?
сказал: - Я пойду и приготовлю новый суп.
расплылся серыми пятнами и исчез. Юрковский смотрел, стиснув зубы так, что
трещало в висках. "Прощай, Солнце, - подумал он. - Прощай, Солнце".
тоже оттолкнулся и ударился головой о карниз. Дауге поймал его за руку с
растопыренными пальцами и вытащил в коридор. Юрковский слышал, как Иоганыч
спросил: "Ну, как жизнь, хороше-о?" Моллар ответил: "Хороше-о, но очень
неудобно". - "Ничего, - сказал Дауге бодрым голосом. - Скоро привыкнете".
перископ. Было видно, как вверху, откуда падал планетолет, сгущается
коричневый туман, но снизу, из непостижимых глубин, из бездонных глубин
водородной пропасти, брезжил странный розовый свет. Тогда Юрковский закрыл
глаза. "Жить, - подумал он. - Жить долго. Жить вечно". Он вцепился обеими
руками в волосы. Оглохнуть, ослепнуть, онеметь, только жить. Только
чувствовать на коже солнце и ветер, а рядом - друга. Боль, бессилие,
жалость. Как сейчас. Он с силой рванул себя за волосы. Пусть как сейчас,
но всегда. Вдруг он услышал, что громко сопит, и очнулся. Ощущение
непереносимого, сумасшедшего ужаса и отчаяния исчезло. Так уже бывало с
ним - двенадцать лет назад на Марсе, и десять лет назад на Голконде, и в
позапрошлом году тоже на Марсе. Приступ сумасшедшего желания просто жить,
желания темного и древнего, как сама протоплазма. Словно короткий обморок.
Но это проходит. Это надо перетерпеть, как боль. И сразу о чем-нибудь
позаботиться. Лешка приказал задраить тестерные пазы. Он отнял руки от
лица, раскрыл глаза и увидел, что сидит на полу. Падение "Тахмасиба"
тормозилось, вещи обретали вес.
амбразуры в прочной оболочке жилой гондолы, в которые вставляются
рецепторы приборов. Затем он тщательно заклинил казенник
бомбосбрасывателя, собрал разбросанные обоймы от бомбозондов и аккуратно
сложил их в стеллаж. Он заглянул в перископ, и ему показалось - да так
оно, наверное, и было на самом деле, - что тьма вверху стала гуще, а
розовое сияние внизу сильнее. Он подумал, что на такую глубину в Юпитер не
проникал еще ни один человек, разве что Сережа Петрушевский, светлая ему
память, но и он, скорее всего, взорвался раньше. У него тоже был расколот
отражатель.
во все каюты. "Тахмасиб" еще падал, хотя с каждой минутой все медленнее, и
Юрковский шел на цыпочках, словно под водой, балансируя руками и время от
времени делая непроизвольные прыжки.
похожий на воинственный клич: "Как жизьнь, Грегуар, хороше-о?" Видимо,
Дауге удалось привести радиооптика в обычное настроение. Ответа Грегуара
Юрковский не расслышал. "Хороше-о", - пробормотал он и не заметил, что не
заикается. Все-таки хорошо.
странный пряный запах. Юрковский вошел и включил свет. Посреди каюты
валялся развороченный чемодан. Никогда еще Юрковский не видел чемодана в
таком состоянии. Так чемодан мог бы выглядеть, если бы в нем лопнул
бомбозонд. Матовый потолок и стены каюты были заляпаны коричневыми,
скользкими на вид кляксами. От клякс исходил вкусный пряный аромат. "Мидии
со специями", - сразу определил Юрковский. Он очень любил мидии со
специями, но они, к сожалению, были напрочь исключены из рациона
межпланетников. Он оглянулся и увидел над самой дверью блестящее черное
пятно - метеоритная пробоина. Все отсеки жилой гондолы были
герметическими. При попадании метеорита подача воздуха в них автоматически
перекрывалась до тех пор, пока смолопласт - вязкая и прочная прокладка
корпуса - не затягивал пробоину. На это требуется всего одна, максимум две
секунды, но за это время давление в отсеке может сильно упасть. Это не
очень опасно для человека, но смертельно для контрабанды консервов.
Консервы просто взрываются. Особенно пряные консервы. "Контрабанда, -
подумал Юрковский. - Старый чревоугодник. Ну, будет тебе от капитана.
Быков не выносит контрабанды".
слабо серебрится. "Ага, - подумал он. - Кто-то уже прометаллизировал
пробоины. Правильно, иначе под таким давлением смолопластовые пробки
просто вдавило бы внутрь". Он выключил свет и вернулся в коридор. И тогда
он ощутил усталость и свинцовую тяжесть во всем теле. "О черт, как я
раскис", - подумал он и вдруг почувствовал, что лента, на которой висел
микрофон, режет шею. Он понял, в чем дело. Перелет заканчивается. Через
несколько минут тяжесть станет двойной и над головой будет десять тысяч
километров сжатого водорода, а под ногами шестьдесят тысяч километров
сжатого, жидкого, твердого водорода. Каждый килограмм тела будет весить
два килограмма, а то и больше. "Бедный Шарль, - подумал Юрковский. -
Бедный Миша".
суп. Очень тяжелый суп.
дверей камбуза грузно вихляющийся столик на колесах. На столике слабо
дымились три кастрюльки. Юрковский пошел навстречу и вдруг почувствовал,
как стало тяжело. Моллар слабо ахнул и сел на пол. "Тахмасиб" остановился.
"Тахмасиб" с экипажем, с пассажирами и с грузом прибыл на последнюю
станцию.
тяжело, со свистом дышал, навалившись грудью на стол. Лицо у него было
багровое, отекшее.
себя слова. Моллар криво улыбнулся и лег на диван лицом вверх. Ему было
плохо. "Тахмасиб" больше не падал, и тяжесть становилась непереносимой.
Быков посмотрел на Моллара.
встанете. Он вас раздавит, вы понимаете?
отвисла.
поглядел на Михаила Антоновича и оскалил зубы в нерадостной усмешке. - Ни
кусочка, - повторил он.
Березин Федор
Громыко Ольга
Муркок Майкл
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий