было еще довольно далеко, но комендант тоже видел лужу и тоже не видел
выхода. Он покорно вздохнул и зашелестел бумагами.
Имя: прочерк. Отчество: прочерк. Название: Коровье Вязло...
далеко-далеко победно запели серебряные трубы. Множественный звук этот
пульсировал, нарастал и словно бы приближался. Кровь застыла у нас в
жилах. Это трубили комары, и притом не все, а пока только командиры рот
или даже только командиры батальонов и выше. И таинственным внутренним
взором зверя, попавшего в ловушку, мы увидели вокруг себя гектары и
гектары топкой грязи, поросшие редкой осокой, покрытые слежавшимися слоями
прелых листьев, с торчащими гнилыми сучьями, и все это под сенью
болезненно тощих осин, и на всех этих гектарах, на каждом квадратном
сантиметре - отряды поджарых рыжеватых каннибалов, лютых, изголодавшихся,
самоотверженных.
рассмотрение данного дела до октября... нет, до декабря месяца!
понимает...
изо всех сил ударил себя по физиономии. Фарфуркис ответил ему тем же. Лавр
Федотович начал медленно и с изумлением поворачиваться, и тут свершилось
невозможное: огромный рыжий пират четко, как на смотру, пал Лавру
Федотовичу на чело и с ходу, не примериваясь, вонзил в него свою шпагу по
самые глаза. Лавр Федотович отшатнулся. Он был потрясен, он не понимал, он
не верил... И началось.
разворачивать автомобиль на узком пространстве между зарослями осинника.
Справа от меня возмущенно рычал и ворочался Лавр Федотович, а с заднего
сиденья доносилась такая буря аплодисментов, словно разгоряченная компания
уланов и лейб-гусаров предавалась там взаимооскорблению действием.
такое ощущение, что уши мои превратились в горящие оладьи, щеки - в
караваи, а на лбу взошли многочисленные рога. "Вперед! - кричали на меня
со всех сторон. - Назад!.. Газу!.. Да подтолкните же его кто-нибудь!.. Я
вас под суд отдам, товарищ Привалов!.." Двигатель ревел, клочья грязи
летели во все стороны, машина прыгала, как кенгуру, но скорость была мала,
отвратительно мала, а наперерез с бесчисленных аэродромов снимались все
новые и новые эскадрильи, эскадры, армады. Преимущество противника в
воздухе было подавляющим. Все, кроме меня, остервенело занимались
самокритикой, переходящей в самоистязание. Я же не мог оторвать рук от
баранки, я не мог даже отбиваться ногами, у меня оставалась свободной
только одна нога, и ею я бешено чесал все, до чего мог дотянуться.
озера. Дорога сделалась получше и шла в гору. В лицо мне ударил тугой
ветер. Я остановил машину. Я перевел дух и стал чесаться. Я чесался с
упоением, я никак не мог перестать, а когда все-таки перестал, то
обнаружил, что Тройка доедает коменданта. Комендант был обвинен в
подготовке и осуществлении террористического акта, ему предъявили счет за
каждую выпитую из членов Тройки каплю крови, и он оплатил этот счет
сполна. То, что оставалось от коменданта к моменту, когда я вновь обрел
способность видеть, слышать и думать, не могло уже, собственно, называться
комендантом как таковым: две-три обглоданные кости, опустошенный взгляд и
слабое бормотание: "Господом богом... Иисусом, Спасителем нашим..."
прекратили зачитывать дело? Продолжайте докладывать.
листки.
приказал Лавр Федотович.
ухающие и ахающие звуки.
Зарезали! И для ради чего? Звуки ахающие... Ты зачем нас сюда привезли,
террорист? Ты это нас ухающие звуки слушать привезли? За что же мы кровь
проливали? Ты посмотрите на меня - как я теперь в гостинице появлюсь? Ты
же мой авторитет на всю жизнь подорвали! Я же тебя сгною так, что от тебя
ни аханья, ни уханья не останется!
выкатились, он с видом тихого идиота медленно обводил дрожащим пальцем
огромную красную припухлость у себя на лбу.
собой делом номер тридцать восемь под названием Коровье Вязло
исключительной опасности для народа подвергнуть названное дело высшей мере
рационализации, а именно признать названное необъясненное явление
иррациональным, трансцендентным, а следовательно, реально не существующим,
и как таковое исключить навсегда из памяти народа, то есть из
географических и топографических карт.
извлек из-под сиденья свой портфель и положил его плашмя к себе на колени.
перед Лавром Федотовичем возникла Большая Круглая Печать. Лавр Федотович
взял ее обеими руками, занес над актом и с силой опустил. Мрачная тень
прошла по небу, автомобиль слегка присел на рессорах. Лавр Федотович убрал
портфель под сиденье и продолжал:
Колонии иррационального, трансцендентного, а следовательно, реально не
существующего болота Коровье Взяло, а также за необеспечение безопасности
работы Тройки объявить строгий выговор, но без занесения. Есть еще
предложения?
приговорить коменданта Зубо к расстрелу с конфискацией имущества и с
поражением родственников в правах на двенадцать лет. Однако Фарфуркис
слабым голосом возразил, что такой меры социальной защиты Тройка применить
не вправе, что у него, Фарфуркиса, есть сильное желание подать на
коменданта в суд, но что в конечном счете он, Фарфуркис, полностью
поддерживает Лавра Федотовича.
товарищ Зубо?
километров пять.
там. Муравьи разве что...
он, обнаруживая высокую прозорливость и неусыпную заботу о народе.
может быть и речи.
вовремя вспомнил Фарфуркис. Пока они упражнялись в зоологии, я
рассматривал карту, выискивая кратчайшую дорогу к заколдованному месту.
Высшая мера уже оказала свое действие. На карте был Китежград, была река
Китежа, было озеро Звериное, были какие-то Лопухи, болота же Коровье
Вязло, которое распространялось раньше между озером Звериным и Лопухами,
больше не было. Вместо него на карте имело место анонимное белое пятно,
какое можно видеть на старинных картах на месте Антарктики.
овсы, пробрались сквозь стадо коров, обогнули рощу Круглую, форсировали
ручей Студеный и через полчаса оказались перед местом заколдованным.
кругом стоял сплошной лес, тянувшийся до самого Китежграда, но его свели,
и осталось только то, что было на холме. На самой вершине виднелась
почерневшая избушка, по склону перед нами бродили две коровы с теленком
под охраной большой понурой собаки. Возле крыльца копались в земле куры, а
на крыше стояла коза.
подъехать, не пешком же нам...
бы молочка сейчас выпил. Когда, понимаешь, грибами отравишься, очень
полезно молочка выпить. Ехай, ехай, чего стали!
объяснения мои были встречены таким ледяным изумлением Лавра Федотовича,
заразившегося мыслью о целебных свойствах парного молочка, такими
стенаниями Фарфуркиса: "Сметана! С погреба!", что я не стал спорить. Мне и