него всегда висит на груди, а не на спине, как требует инструкция. Так ему
удобно, и ни за что его не переубедить, пока кто-нибудь с цилиндром на
спине не обгонит его на инерционном шве, на продольном стыке или хотя бы
на простой косоугольной распорке без троса. Вот тогда он посмотрит и,
возможно, перебросит цилиндр за спину, да и то не обязательно. А на
инструкцию он плевал. "Инструкция - это для тех, кто еще не умеет". Но вот
слуха у него нет. Поет он просто безобразно. И это даже хорошо, потому что
куда годится человек, к которому и придраться нельзя? У порядочного
человека всегда должна быть этакая дырка в способностях, лучше даже
несколько, и тогда он будет по-настоящему приятен. Тогда ты точно знаешь,
что он не перл какой-нибудь. Вот Женька - стоит ему запеть, и сразу видно,
что он не перл, а славный парень.
ты меня принимаешь?
книжка?
произнес:
Величества".
за книга. Что ж, в этом нет ничего такого...
скучища. Разве можно так писать книги? Алексей Петрович меня слегка
проэкзаменовал, - последнее слово Юра выговорил с особым отвращением, - и
все время придирался. Почему он ко мне все время придирается, вы не
знаете, Ваня?
придирается. Он только требует то, что следует требовать. Он очень
справедливый человек, наш капитан.
что ему хочется сказать. В глаза Быкову сказать такое, пожалуй, не
рискнешь. За глаза говорить нехорошо. А сказать очень хочется...
нарисовал его портрет. Стажер Бородин, очень похожий, вот с этаким носом,
сидел, перекосив физиономию, за чтением толстенной книги "Физика
металлов".
Можно, я его возьму? Спасибо... Я вот, Ваня, очень не люблю скучных. У них
такая скучная, тошная жизнь. На работе пишут бумажки или считают на
машинах, которые не они придумали, а сами придумать что-нибудь даже не
пытаются. Им и в голову не приходит что-нибудь придумать. Они все делают
"как люди". Вот примутся рассуждать: эти ботинки красивые и прочные, а эти
нет, и не умеют у нас в Вязьме красивую мебель делать, придется из Москвы
выписать, а вот об этой книге говорят, что ее надо прочесть, и пойдемте
завтра по грибы, по слухам хорошие в этом году грибы... Елки-палки, меня
по эти грибы ничем на свете не загонишь!
интеграл от нуля до бесконечности.
они не знают, куда это время девать. Катаются на машинах большой глупой
компанией, и тошно смотреть, как они это по-идиотски делают. Сначала по
грибы, потом идут в кафе и едят так - просто от безделья, потом начинают
гонять по шоссе, только по самым лучшим и благоустроенным, где, значит,
безопасно, и ремонтные автоматы под рукой, и мотели, и все что хочешь.
Потом собираются на какой-нибудь даче и там опять ничего не делают, даже
не беседуют. Скажем, перебирают эти свои паршивые грибы и спорят, где
подберезовик, а где подосиновик. А уж начнут спорить о чем-нибудь дельном,
тут уж беги-спасайся. Почему, видите ли, их до сих пор не пускают в
космос. А спроси, зачем им это, - ничего толком ответить не могут,
бормочут что-то про свои права. Ужасно они любят говорить про свои права.
Но самое противное у них - это то, что у них всегда масса времени, и они
это время убивают. Я тут на "Тахмасибе" не знаю, куда деваться от
безделья, мне работать не терпится, а они были бы здесь как рыба в воде...
лицо у него стало почему-то печальное. Потом он сказал:
скучноватый...
мешаешь все в одну кучу - и Быкова и любителей безопасных шоссе...
себя в каком-либо другом качестве - два. И потом ведь Алексей Петрович
работает даже тогда, когда читает журналы или дремлет в своем кресле. Ты
никогда не задумывался над этим?
сложная работа. Тяжелая, изматывающая. Нужно быть Быковым, чтобы
выдерживать все это. Чтобы привыкнуть к постоянному напряжению, к
состоянию непрерывной готовности. Не понимаешь?
можно только позавидовать, Юрочка, потому что он нашел главное в себе и в
мире. Он нужен, необходим и труднозаменим. Понимаешь?
прославленный капитан в шлепанцах и полосатых носках в позе бЮргера в
своем любимом кресле.
одной стороны Юрковский, который считает, что жизнь - это довольно скучная
возня с довольно скучными делами и нужно пользоваться всяким случаем,
чтобы разрядиться в великолепной вспышке. С другой стороны, Быков, который
полагает истинную жизнь в непрерывном напряжении, не признает никаких
случаев, потому что он готов к любому случаю, и никакой случай не будет
для него неожиданностью... Но есть еще и третья сторона. Представь себе,
Юра, - Жилин положил ладони на стол и откинулся в кресле, - огромное
здание человеческой культуры: все, что человек создал сам, вырвал у
природы, переосмыслил и сделал заново так, как природе было бы не под
силу. Величественное такое здание! Строят его люди, которые отлично знают
свое дело и очень любят свое дело. Например, Юрковский, Быков... Таких
людей меньше пока, чем других. А другие - это те, на ком стоит это здание.
Так называемые маленькие люди. Просто честные люди, которые, может быть, и
не знают, что они любят, а что нет. Не знают, не имели случая узнать, что
они могут, а что нет. Просто честно работают там, где поставила их жизнь.
И вот они-то в основном и держат на своих плечах дворец мысли и духа. С
девяти до пятнадцати держат, а потом едут по грибы... - Жилин помолчал. -
Конечно, хочется, чтобы каждый и держал и строил. Очень, брат, хочется. И
так обязательно будет когда-нибудь. Но на это нужно время. И силы. Такое
положение вещей тоже ведь надо создать.
было еще осмыслить.
лампу, зрачки у него стали как точки. - У меня был товарищ, звали его
Толя. Мы вместе в школе учились. Он был всегда такой незаметный, все,
бывало, копался в мелочах. Мастерил какие-то тетрадочки, клеил коробочки.
Очень любил переплетать старые зачитанные книжки. Добряк был большой, до
того добряк, что обидных шуток не понимал. Воспринимал их как-то странно
и, на наш тогдашний развеселый взгляд, как-то даже дико. Запустишь ему,
бывало, в кровать тритона, а он его вытащит, положит на ладонь и долго
рассматривает. Вы вокруг гогочем, потому что смешно, а он его
разглядывает, а потом скажет негромко: "Вот бедняга" - и отнесет его в
пруд. Потом он вырос и стал где-то статистиком. Всем известно, работа эта
тихая и незаметная, и все мы считали, что так ему и надо и ни на что
другое наш Толя не годится. Работал он честно, без всякого увлечения, но
добросовестно. Мы летали к Юпитеру, поднимали вечную мерзлоту, строили
новые заводы, а он все сидел в своем учреждении и считал на машинах,
которые не сам придумал. Образцовый маленький человек. Хоть обложи его
ватой и помести в музей под колпак с соответствующей надписью: "Типичный
самодовлеющий человечек конца двадцатого века". Потом он умер. Запустил
пустяковое заболевание, потому что боялся операции, и умер. Это случается
с маленькими людьми, хотя об этом никогда не пишут в газетах.
застекленной веранде, и я сидел рядом и видел сразу и его небритое темное
лицо... мертвое лицо... и огромную синюю тучу над лесом на той стороне
озера. Врач сказал: "Умер". И тотчас же ударил гром невиданной силы, и
разразилась такая гроза, какие на редкость даже на южных морях. Ветер
ломал деревья и кидал их на мокрые розовые скалы, так что они разлетались
в щепки, но даже их треска не было слышно в реве ветра. Озеро стеной шло
на берег, и в эту стену били не по-северному яркие молнии. С домов срывало
крыши. Повсюду остановились часы - никто не знает почему. Животные умирали
с разорванными легкими. Это была неистовая, _з_в_е_р_с_к_а_я_ буря, словно
Посняков Андрей
Каменистый Артем
Никитин Юрий
Русанов Владислав
Лукин Евгений
Бажанов Олег