могли попасть. А потом, когда уже надоело и они уходили, Пашка небрежно,
не глядя бросил последний снежок и попал. Антон изо всех сил вдавил
приклад в плечо. Анка стоит слишком близко, подумал он. Он хотел было
крикнуть ей, чтобы она отошла, но понял, что это было бы глупо. Выше. Еще
выше... Еще... Его вдруг охватила уверенность, что, если он даже
повернется к ним спиной, фунтовая стрела все равно вонзится точно в
Пашкину переносицу, между веселыми зелеными глазами. Он открыл глаза и
посмотрел на Пашку. Пашка больше не ухмылялся. А Анка медленно-медленно
поднимала руку с растопыренными пальцами, и лицо у нее было напряженное и
очень взрослое. Тогда Антон поднял арбалет еще выше и нажал на спусковой
крючок. Он не видел, куда ушла стрела.
красным кульком лицо, встряхнув, развернул его и стал повязывать голову.
Анка нагнулась и подобрала свой арбалет. Если она этой штукой трахнет меня
по голове, подумал Антон, я ей скажу спасибо. Но Анка даже не взглянула на
него.
плелся следом и старался подавить в себе сомнения.
Пашка ладно, он испугался. Только еще неизвестно, кто больше трусил -
Вильгельм-папа или Телль-сын. Но Анка-то чего? Надо думать, перепугалась
за Пашку. А что мне было делать? Вот тащусь за ними, как родственник.
Взять и уйти. Поверну сейчас налево, там хорошее болото. Может, сову
поймаю. Но он даже не замедлил шага. Это значит навсегда, подумал он. Он
читал, что так бывает очень часто.
стояло высоко, было жарко. За шиворотом кололись хвойные иголки. Дорога
была бетонная, из двух рядов серо-рыжих растрескавшихся плит. В стыках
между плитами росла густая сухая трава. На обочинах было полно пыльного
репейника. Над дорогой с гудением пролетали бронзовки, и одна нахально
стукнула Антона прямо в лоб. Было тихо и томно.
круглый жестяной диск, покрытый облупившейся краской. Судя по всему, там
был изображен желтый прямоугольник на красном фоне.
Движение только в одну сторону.
километров двести, вдруг - хлоп! - "кирпич". И ехать дальше нельзя, и
спросить не у кого.
Она огляделась. Кругом на много километров был безлюдный лес, и не у кого
было спросить, что там может быть за этим знаком. - А вдруг это вовсе и не
"кирпич"? - сказала она. - Краска-то вся облупилась...
бы стрела перебила проволоку и знак упал бы прямо к ногам Анки. Но стрела
попала в верхнюю часть знака, пробила ржавую жесть, и вниз посыпалась
только высохшая краска.
Вильгельма Телля. Антон криво улыбнулся.
regard their current turn away and loose name of action". ("И начинанья,
вознесшиеся мощно, сворачивая в сторону свой ход, теряют время действия"
(Шекспир, "Гамлет").
вот...
тоже увидел примятую траву и черную полосу от протекторов в том месте, где
автомобиль затормозил перед выбоиной в бетоне.
порядочный водитель не поедет под "кирпич". Во-вторых, смотри: вот
выбоина, вот тормозной след... Так откуда он ехал?
обалдел от жары!
хотелось только одного: чтобы впереди оказался какой-нибудь взорванный
мост и чтобы нужно было прорваться на ту сторону. Какое мне дело до этого
порядочного! - думал он. - Пусть идут, куда хотят... со своим Пашенькой.
Он вспомнил, как Анка срезала Павла, когда тот назвал ее Анечкой, и ему
стало немного легче. Он оглянулся.
следу таинственной машины. Ржавый диск над дорогой тихонько покачивался, и
сквозь дырку мелькало синее небо. А на обочине сидела Анка, уперев локти в
голые колени и положив подбородок на сжатые кулаки.
руле. Над черным лесом поднималась красная луна, неистово вопили лягушки.
цепями к пулемету. Он подумал и добавил: - Пулемет весь врос в землю...
починить.
последнюю на этой дороге, было уже совсем темно. Хваленый хамахарский
жеребец, взятый у дона Тамэо за карточный долг, оказался сущим барахлом.
Он вспотел, сбил ноги и двигался скверной, вихляющейся рысью. Румата
сжимал ему коленями бока, хлестал между ушами перчаткой, но он только
уныло мотал головой, не ускоряя шага. Вдоль дороги тянулись кусты, похожие
в сумраке на клубы застывшего дыма. Нестерпимо звенели комары. В мутном
небе дрожали редкие тусклые звезды. Дул порывами несильный ветер, теплый и
холодный одновременно, как всегда осенью в этой приморской стране с
душными, пыльными днями и зябкими вечерами.
смысла. До полуночи оставался час, а Икающий лес уже выступил над
горизонтом черной зубчатой кромкой. По сторонам тянулись распаханные поля,
мерцали под звездами болота, воняющие неживой ржавчиной, темнели курганы и
сгнившие частоколы времен Вторжения. Далеко слева вспыхивало и гасло
угрюмое зарево: должно быть, горела деревушка, одна из бесчисленных
однообразных Мертвожорок, Висельников, Ограбиловок, недавно
переименованных по августейшему указу в Желанные, Благодатные и
Ангельские. На сотни миль - от берегов Пролива и до сайвы Икающего леса -
простиралась эта страна, накрытая одеялом комариных туч, раздираемая
оврагами, затопляемая болотами, пораженная лихорадками, морами и зловонным
насморком.
шарахнулся, задирая голову. Румата подхватил поводья, привычно поддернул
на правой руке кружева и положил ладонь на рукоятку меча, всматриваясь.
Человек у дороги снял шляпу.
штурмовички неудержимо рыгают от скверного пива, баронские дружинники
алчно сопят и гремят железом, а монахи - охотники за рабами - шумно
чешутся. Но в кустах было тихо. Видимо, этот человек не был наводчиком. Да
он и не был похож на наводчика - маленький плотный горожанин в небогатом
плаще.