превосходно. Держись, дон Рэба! Он взглянул на министра - и похолодел.
Министр охраны короны нисколько не растерялся. Он кивал Румате с ласковой
отеческой укоризной. Этого Румата никак не ожидал. Да он в восторге,
ошеломленно подумал Румата. Зато король вел себя, как ожидалось.
спрашиваю! Молчать! Я вас спрашиваю, где доктор?
ибо у вас так много верных подданных, что они порой мешают друг другу в
стремлении услужит вам. (Король тупо смотрел на него.) Не скрою, как и
все, происходящее в вашей стране, был мне известен и благородный замысел
пылкого дона Руматы. Не скрою, что я выслал навстречу доктору Будаху наших
серых солдат - исключительно для того, чтобы уберечь почтенного пожилого
человека от случайностей дальней дороги. Не буду я скрывать и того, что не
торопился представить Будаха Ируканского вашему величеству...
сколь многоопытен в благородной схватке. Ему и невдомек, на какую низость
способен герцог Ируканский в своей бешеной злобе против вашего величества.
Но мы-то с вами это знаем, государь, не правда ли? (Король покивал.) И
поэтому я счел необходимым произвести предварительно небольшое
расследование. Я бы не стал торопиться, но если вы, ваше величество
(низкий поклон королю), и дон Румата (кивок в сторону Руматы) так
настаиваете, то сегодня же после обеда доктор Будах, ваше величество,
предстанет перед вами, чтобы начать курс лечения.
это хорошо. Это никогда не мешает. Проклятый ируканец... - Он взвыл и
снова схватился за колено. - Проклятая нога! Так, значит, после обеда?
Будем ждать.
тронный зал мимо ошеломленного Руматы. Когда он погрузился в толпу
расступающихся придворных, дон Рэба приветливо улыбнулся Румате и спросил:
ошибаюсь?
темным, сырым, провонявшим аммиаком и гнилью, мимо роскошных, убранных
коврами комнат, мимо запыленных кабинетов с узкими зарешеченными окнами,
мимо кладовых, заваленных рухлядью с ободранной позолотой. Людей здесь
почти не было. Редкий придворный рисковал посещать этот лабиринт в тыльной
части дворца, где королевские апартаменты незаметно переходили в
канцелярии министерства охраны короны. Здесь было легко заблудиться. Все
помнили случай, когда гвардейский патруль, обходивший дворец по периметру,
был напуган истошными воплями человека, тянувшего к нему сквозь решетку
амбразуры исцарапанные руки. "Спасите меня! - кричал человек. - Я
камер-юнкер! Я не знаю, как выбраться! Я два дня ничего не ел! Возьмите
меня отсюда!" (Десять дней между министром финансов и министром двора шла
оживленная переписка, после чего решено было все-таки выломать решетку, и
на протяжении этих десяти дней несчастного камер-юнкера кормили, подавая
ему мясо и хлеб на кончике пики.) Кроме того, здесь было небезопасно. В
тесных коридорах сталкивались подвыпившие гвардейцы, охранявшие особу
короля, и подвыпившие штурмовики, охранявшие министерство. Резались
отчаянно, а удовлетворившись, расходились, унося раненых. Наконец здесь
бродили и убиенные. За два века их накопилось во дворце порядочно.
наготове.
рукой.
себя на мысли о том, что оскорбительные словечки и небрежные жесты
получаются у него рефлекторно, что он уже не играет высокородного хама, а
в значительной степени стал им. Он представил себя таким на Земле, и ему
стало мерзко и стыдно. Почему? Что со мной произошло? Куда исчезло
воспитание и взлелеянное с детства уважение и доверие к себе подобным, к
человеку, к замечательному существу, называемому "человек"? А ведь мне уже
ничто не поможет, подумал он с ужасом. Ведь я же их по-настоящему ненавижу
и презираю... Не жалею, нет - ненавижу и презираю. Я могу сколько угодно
оправдывать тупость и зверство этого парня, мимо которого я сейчас
проскочил, социальные условия, жуткое воспитание, все, что угодно, но я
теперь отчетливо вижу, что это мой враг, враг всего, что я люблю, враг
моих друзей, враг того, что я считаю самым святым. И ненавижу я его не
теоретически, не как "типичного представителя", а его самого, его как
личность. Ненавижу его слюнявую морду, вонь его немытого тела, его слепую
веру, его злобу ко всему, что выходит за пределы половых отправлений и
выпивки. Вот он топчется, этот недоросль, которого еще полгода назад
толстопузый папаша порол, тщась приспособить к торговле лежалой мукой и
засахарившимся вареньем, сопит, стоеросовая дубина, мучительно пытаясь
вспомнить параграфы скверно вызубренного устава, и никак не может
сообразить, нужно ли рубить благородного дона топором, орать ли "караул!"
или просто махнуть рукой - все равно никто не узнает. И он махнет на все
рукой, вернется в свою нишу, сунет в пасть ком жевательной коры и будет
чавкать, пуская слюни и причмокивая. И ничего на свете он не хочет знать,
и ни о чем на свете он не хочет думать. Думать! А чем лучше орел наш дон
Рэба? Да, конечно, его психология запутанней и рефлексы сложней, но мысли
его подобны вот этим пропахшим аммиаком и преступлениями лабиринтам
дворца, и он совершенно уже невыносимо гнусен - страшный преступник и
бессовестный паук. Я пришел сюда любить людей, помочь им разогнуться,
увидеть небо. Нет, я плохой разведчик, подумал он с раскаянием. Я никуда
не годный историк. И когда это я успел провалиться в трясину, о которой
говорил дон Кондор? Разве бог имеет право на какое-нибудь чувство, кроме
жалости?
повернулся и опустил руки крест-накрест на рукоятки мечей. К нему бежал
дон Рипат, придерживая на боку клинок.
шепотом.
проговорил едва слышно на ухо:
доном Рэбой в лиловых покоях.
сказал с вежливым удивлением:
не то вообще выдуман.
слухи. Сплетни. Анекдоты... Жизнь так скучна... Вы меня, очевидно,
неправильно понимаете... (Лейтенант смотрел на него безумными глазами.)
Посудите сами - какое мне дело до нечистоплотных связей дона Рэбы,
которого, впрочем, я слишком уважаю, чтобы как-то судить?.. И потом,
простите, я спешу... Меня ждет дама.
прочь. Румату вдруг осенила счастливая мысль.
небольшая интрига, которую мы провели сегодня утром с доном Рэбой?
открыто приняли нашу сторону. Такой умный человек, как вы, дон Румата, и
якшаетесь с баронами, с благородными выродками...
чтобы идти. - Вы забываете, что с высоты моего происхождения не видно
никакой разницы даже между королем и вами. До свидания.
проходы и молча отстраняя часовых. Он плохо представлял себе, что
собирается сделать, но он понимал, что это удивительная, редкостная удача.
Он должен слышать разговор между двумя пауками. Недаром дон Рэба обещал за
живого Вагу в четырнадцать раз больше чем за Вагу мертвого...
клинками наголо.
ними. - Министр у себя?
столов и чугунных подставок для светильников. Несколько раз он явственно
слышал чье-то сопение над ухом, и его обдавало густым чесночно-пивным
духом. Потом он увидел слабую полоску света, расслышал знакомый гнусавый
тенорок почтенного Ваги и остановился. В ту же секунду острие копья
осторожно уперлось ему между лопатками. "Тише, болван, - сказал он
раздраженно, но негромко. - Это я, дон Румата". Копье отодвинулось. Румата
подтащил кресло к полоске света, сел, вытянув ноги, и зевнул так, чтобы
было слышно. Затем он стал смотреть.
Роллинс Джеймс
Панов Вадим
Орловский Гай Юлий
Белов Вольф
Посняков Андрей
Контровский Владимир