Чтение 15–й страницы книги ~Хищные вещи века~

пальцем.

- С кем это вы там перемигиваетесь? - спросила Вузи ломаным от смеха
голосом.

- Это Лэн, - сказал я. Все-таки смотреть на нее было одно
удовольствие, люблю смотреть, когда люди смеются, особенно такие, как
Вузи, красивые и почти дети.

- Где Лэн? - удивилась она.

Лэна в дверях не было.

- Лэна нет, - сказала тетя Вайна, которая одобрительно нюхала свою
рюмочку с бренди и ничего не заметила. - Мальчик сегодня пошел к Зирокам
на день рождения. Если бы вы знали, Иван...

- А почему он говорит - Лэн? - спросила Вузи, снова оглядываясь на
дверь.

- Лэн был здесь, - объяснил я. - Я помахал ему рукой, а он убежал. Вы
знаете, он мне показался немножко диковатым.

- Ах, он у нас очень нервный ребенок, - сказала тетя Вайна. - Он
родился в тяжелое время, а в этих нынешних школах совершенно не умеют
подойти к нервным детям. Сегодня я отпустила его в гости...

- Мы сейчас тоже пойдем, - сказала Вузи. - Вы меня проводите. Я
только подмалююсь, а то из-за вас у меня все размазалось. А вы пока
наденьте что-нибудь приличное.

Тетя Вайна была не прочь остаться, рассказать мне еще что-нибудь и,
может быть, даже показать фотоальбом Лэна, но Вузи утащила ее с собой, и я
слышал, как она спрашивает мать за дверью: "Как его зовут? Не могу
запомнить... Веселый дядька, правда?" - "Вузи!.." - укоризненно внушала
тетя Вайна.

Я выложил на постель весь свой гардероб и попытался сообразить, как
Вузи представляет себе прилично одетого человека. До сих пор мне казалось,
что я одет вполне прилично. Вузины каблучки уже выбивали в кабинете
нетерпеливую чечетку. Ничего не придумав, я позвал ее.

- Это все, что у вас есть? - спросила она, сморщив нос.

- Неужели не годится?

- Да ладно, сойдет... Снимайте пиджак и надевайте вот эту гавайку...
Или лучше вот эту. Ну и одеваются у вас в Тунгусии... Давайте побыстрее.
Нет-нет, рубашку тоже снимайте.

- Что, на голое тело?

- Знаете, вы все-таки тунгус. Вы куда собираетесь? На полюс? На Марс?
Что это у вас под лопаткой?

- Пчелка укусила, - сказал я, торопливо натягивая гавайку. - Пошли.

На улице было уже темно. Люминесцентные лампы мертво светили сквозь
черную листву.

- Куда мы направляемся? - спросил я.

- В центр, конечно... Не хватайте меня под руку, жарко... Драться вы
хоть умеете?

- Умею.

- Это хорошо, я люблю смотреть.

- Смотреть я тоже люблю...

Народу на улицах было гораздо больше, чем днем. Под деревьями, среди
кустов, в воротах группами по нескольку человек торчали какие-то
неприкаянные люди. Они остервенело курили трещащие синтетические сигареты,
гоготали, небрежно и часто отплевывались и громко разговаривали грубыми
голосами. Над каждой группой висел гомон радиоприемников. Под одним
фонарем стучало банджо, и двое подростков, корчась и изгибаясь, отчаянно
вскрикивая, плясали модный фляг, танец большой красоты, когда умеешь его
танцевать. Подростки умели. Вокруг стояла компания, тоже отчаянно
вскрикивала и ритмично била в ладоши.

- Может быть, станцуем? - предложил я Вузи.

- Нет уж... - прошипела она, схватила меня за руку и пошла быстрее.

- А почему нет? Вы не умеете фляг?

- Я лучше с крокодилами буду плясать, чем с этими...

- Напрасно, - сказал я. - Ребята как ребята.

- Да, каждый в отдельности, - сказала Вузи с нервным смешком. - И
днем.

Они торчали на перекрестках, толпились под фонарями, угловатые,
прокуренные, оставляя на тротуарах россыпи плевков, окурков и бумажек от
конфет. Нервные и нарочито меланхоличные. Жаждущие, поминутно озирающиеся,
сутуловатые. Они ужасно не хотели походить на остальной мир и в то же
время старательно подражали друг другу и двум-трем популярным киногероям.
Их было не так уж и много, но они бросались в глаза, и мне казалось, что
каждый город и весь мир заполнены ими, - может быть, потому, что каждый
город и весь мир принадлежали им по праву. И они были полны для меня
какой-то темной тайны. Ведь я сам простаивал когда-то вечера с компанией
приятелей, пока не нашлись умелые люди, которые увели нас с улицы, и потом
много-много раз видел такие же компании во всех городах земного шара, где
умелых людей не хватало. Но я никогда и не смог понять до конца, какая
сила отрывает, отвращает, уводит этих ребят от хороших книг, которых так
много, от спортивных залов, которых предостаточно в этом городе, от
обыкновенных телевизоров, наконец, и гонит на вечерние улицы с сигаретой в
зубах и транзистором в ухе - стоять, сплевывать (подальше), гоготать
(попротивнее) и ничего не делать. Наверное в пятнадцать лет из всех благ
мира истинно привлекательным кажется только одно: ощущение собственной
значимости и способность вызывать всеобщее восхищение или по крайней мере
привлекать внимание. Все же остальное представляется невыносимо скучным и
занудным и в том числе, а может быть и в особенности, те пути достижения
желаемого, которые предлагает усталый и раздраженный мир взрослых...

- А вот здесь живет старый Руэн, - сказала Вузи. - У него каждый
вечер новая. Устроился так, старый хрыч, что они к нему сами ходят. Во
время заварушки ему оторвало ногу... Видите, у него света нет, радиолу
слушают. А ведь страшный, как смертный грех!

- Хорошо тому живется, у кого одна нога... - рассеянно сказал я.

Она, конечно, захихикала и продолжала:

- А вот тут живет Сус. Он рыбарь. Вот это парень!

- Рыбарь? - сказал я. - И чем же занимается, этот Сус-рыбарь?

- Рыбарит. Что делают рыбари? Рыбарят! Или вы спрашиваете, где он
служит?

- Нет, я спрашиваю, где он рыбарит.

- В метро... - Она вдруг запнулась. - Слушайте, а вы сами не рыбарь?

- Я? А что, заметно?

- Что-то в вас есть, я сразу заметила. Знаем мы этих пчелок, которые
кусают в спину.

- Неужели?

Она взяла меня под руку.

- Расскажите что-нибудь, - сказала она, подлащиваясь. - У меня
никогда не было знакомых рыбарей. Вы ведь мне что-нибудь расскажете?

- А как же... Рассказать про летчика и корову?

- Нет, правда...

- Какой жаркий вечер! - сказал я. - Хорошо, что вы сняли с меня
пиджак.

- Все равно ведь все знают. И Сус рассказывает, и другие...

- Вот как? - спросил я с интересом. - Что же рассказывает Сус?

Она сразу отпустила мою руку.

- Я сама не слыхала... Девчонки рассказывали.

- И что же рассказывали девчонки?

- Ну... Мало ли что... Может быть они, врут все. Может, Сус вовсе тут
ни при чем...

- Гм... - сказал я.

- Ты только не подумай про Суса, он хороший парень и очень
молчаливый.

- Чего ради я стану думать про Суса? - сказал я, чтобы ее успокоить.
- Я его и в глаза не видел.

Она опять взяла меня под руку и с энтузиазмом сказала, что сейчас мы
выпьем.

- Сейчас самое время нам с тобой выпить, - сказала она.

Она уже прочно была со мной на "ты". Мы свернули за угол и вышли на
магистраль. Здесь было светлее, чем днем. Сияли лампы, светились стены,
разноцветными огнями полыхали витрины. Это был, вероятно, один из кругов
Амадова рая. Но я представлял себе все это как-то иначе. Я ожидал ревущие
оркестры, кривляющиеся пары, полуголых и голых людей. А здесь было
довольно спокойно. Народу было много, и, по-моему, все были пьяны, но все
были отлично и разнообразно одеты, и все были веселы. И почти все курили.
Ветра не было ни малейшего, и волны сизого табачного дыма качались вокруг
ламп и фонарей, как в накуренной комнате. Вузи затащила меня в какое-то
заведение, высмотрела знакомых и удрала, пообещав найти меня позже. Народ
в заведении стоял стеной. Меня прижали к стойке, и я опомниться не успел,
как проглотил рюмку горькой. Пожилой коричневый дядя с желтыми белками
гудел мне в лицо:

- ...Куэн повредил ногу, так? Брош пошел в артики и теперь никуда не
годен. Это уже трое, так? А справа у них нет никого, Финни у них справа, а
это еще хуже, чем никого. Официант он, вот и все. Так?

- Что вы пьете? - спросил я.

- Я вообще не пью, - с достоинством ответил коричневый, дыша сивухой.
- У меня желтуха. Слыхали про такое?

Позади меня кто-то сверзился с табурета. Шум то стихал, то
усиливался. Коричневый, надсаживаясь, выкрикивал историю про какого-то
типа, который на работе повредил шланг и чуть не умер от свежего воздуха.
Понять что-нибудь было трудно, потому что разнообразные истории
выкрикивались со всех сторон.

- ...Он, дурак, успокоился и ушел, а она вызвала грузотакси,
погрузила его барахло и велела свезти за город и там все вывалить...

- ...А я твой телевизор к себе и в сортир не повешу. Лучше "Омеги"