аппарат подальше от Земли и решил тренироваться там. Ракета долго металась
зигзагами, пока я не привык к управлению. Один раз мы пролетели в
атмосфере над самым Лондоном - жаль, что ЕПБ уже оттуда убралась. Впрочем,
думаю, что страждущих чуда и без нее там хватало. Я не чувствовал себя
властелином пространства (и времени). Потный и злой, я дергал реостаты
машины, а Перевозчиков скакал козлом и азартно подавал реплики вроде
следующей: "Еще туда, туда крути!". В конце концов он притих и стал что-то
искать, а потом помочился прямо возле пульта - видимо, не мочился утром.
Наконец на большой высоте я установил аппарат над центральной Сибирью,
восточнее Енисея, и медленно стал двигать рукоятку назад к слову
"Process". Сначала ракета просто замедлялась, продолжая удаляться от
Земли, а когда стрелка коснулась слова "Process", ракета начала посадку. Я
больше не трогал рукоятку. Ракета опускалась медленно, не так, как в
прошлый раз, и направление движения можно было корректировать реостатами
рулей. И мы медленно и плавно приземлились в тайгу, на какую-то мокрую
поляну с чахлыми наклоненными лиственницами.
чистый и пахнущий хвоей. Все это немного напоминало леса под Вильно, и мне
захотелось отдохнуть от индийской экзотики. Но рядом со мной стояла, к
сожалению, неотъемлемая часть этой экзотики - Перевозчиков Игорь
Анатольевич. Держась за края люка, он высунулся наружу, осматривался и
принюхивался. Положение наше было скользким: люк этого аппарата явно мог
закрываться и открываться, когда хотел. На правах пилота я предложил
своему спутнику прыгать, и он подчинился. Вода не доходила до колен.
Перевозчиков двинулся к берегу болота, туда, где деревья были ровнее и
толще. Там начиналась высокая трава, и наверняка там было полно клещей, но
искать другое место не хотелось. Мешки с вещами стояли прямо возле входа,
и я стал давать их Перевозчикову по одному, а тот носил их на траву. Я не
спускал с него глаз. Да простит меня бог, когда он пошел за последним
мешком, я взял винтовку, тщательно прицелился и выстрелил. Он тут же упал
в воду, но не погрузился полностью, и я смог сделать еще пару выстрелов.
Пули не оставляли на воде никакого следа - ни всплеска, ни брызг. А вот
шум был явно лишним, и следовало побыстрее убираться из болота, чтобы тоже
не стать мишенью. Я повесил на плечо обе винтовки, отодвинул от стенки
последний мешок и увидел рядом с ним на полу какую-то помятую цветную
тетрадь. Я сунул ее в мешок, закинул его за спину и спрыгнул в болото. И
услышал за собой глухой стук. Люк закрылся.
пуста на десятки верст, и я никогда никого здесь не видел. Почему я вообще
тут торчу? Самое разумное - уйти своей дорогой и больше не вмешиваться в
чужое дело. Смешно, но меня удерживает обещание, данное двум монахам. Если
бы не я, Шин не привел бы Хозяина к заколдованному месту. Следующее по
разумности - сидеть здесь и ждать, не суетиться. Отправить ракету обратно
в Гималаи? Что будет с ней потом? И вообще, откроется ли дверь? Это тоже
суета. Я построил себе домик из бревен, маленький, но прочный. Лето
кончилось, и я благополучно перезимовал, занимаясь охотой, но больше
рыбной ловлей. Когда я выхожу на порог, передо мной открывается вид на
болото с редкими, чахлыми, наклоненными в разные стороны лиственницами и
темной водой. Ракету теперь не видно. Если двигаться к середине болота,
вокруг поднимается туман, потом он совсем закрывает берег и тайгу, а потом
становится коричневым и превращается в горы. И вот уже вокруг безлюдная
горная долина, замкнутая со всех сторон, и ракета стоит на каменистом
склоне. Никаких трупов возле ракеты нет. И уйти оттуда можно только
обратно в тайгу - при приближении горные склоны снова превращаются в
болотный туман. Я давно уже туда не хожу. И даже не снимаю с полки тот
предмет, который подобрал у стенки, выходя из ракеты. Это иллюстрированный
журнал за 1973 год с безобразной картинкой на обложке: розовая плоская
баба на темно-зеленом фоне, стоит на доске на воде и держится за канат. Я
почерпнул оттуда массу сведений о будущем, и на основании этих сведений
оно представляется мне розовым (и плоским). Данных явно не хватает. Там
есть и моя статья, о том, что взрыва в тайге не было. И вот теперь я
спокойно сижу здесь и жду: может быть, кто-нибудь придет.
гудок автомобильного клаксона. Места здесь совсем непроходимые, тем более
для автомобиля. Через десяток верст на западе начинаются высокие, крутые и
скалистые горы, которые тянутся до самого Енисея. К югу и к северу
местность ровнее, но дорог никаких нет. Я долго прислушивался, но звук не
повторялся. А через два дня у меня объявился гость. Гость как гость, с
виду охотник, весь заросший щетиной. Он заявил, что сюда направляется
делегация советского правительства. Только этого я и ждал. Потом он
спросил, где Перевозчиков. Я с невозмутимым видом ответил: "Не дошел", и
тот больше уже ни о чем не спрашивал. Я сказал, что готов встретить
делегацию, и он ушел обратно в лес, в западном направлении.
было не меньше десятка известных лиц, в частности: Сталин, Луначарский,
Каганович, Берия, Тимирязев. Было несколько женщин, из которых мне
запомнились две: Надя и Инна. Было им каждой лет пятьдесят, но называли
они себя все равно Надя и Инна, и всегда ходили вместе, только что не
взявшись за руки. Все были одеты по-походному, тащили с собой огромные
рюкзаки. Настроение у них было очень бодрое, веселое, жизнерадостное.
Излагаю их собственное объяснение, которое остается только принять на
веру: в Москве остались двойники. Подвойский и Арманд инсценировали
смерть. Это мне было непонятно. Кто такие Подвойский и Арманд, я и сейчас
не знаю, а портреты Сталина и Тимирязева мне приходилось видеть еще в
Берлине, и сходство было несомненное. Может быть, это как раз двойники, а
может, это и не люди совсем, а часть декорации. Зачем - тоже не знаю. Все
они плотной группой, громко разговаривая, вышли из леса, и каждый
поздоровался со мной за руку и представился. Тайга сразу наполнилась
шумом, суетой, кто-то пошел рубить дрова, Сталин и Берия потащили свои
мешки в дом и принялись готовить чай. Жратва в мешках вряд ли была
декорацией: я уже год не видел нормальных продуктов. Никто ничего не
объяснял, и я решил поговорить с Тимирязевым. Он стоял у самой воды и
всматривался в болотные кочки, причем губы его слегка шевелились, а
бородка дергалась. Мне показалось, что он читает какие-то стихи. Я
прислушался: он бормотал что-то вроде "друзья, караваны ракет...". Я
спросил его:
и полетим к Луне. К Марсу, к Юпитеру! На околосветовой скорости. А потом
мы вернемся, да-да, вернемся на нашу Землю, и каждый будет заниматься
своим делом. Знаете, как сказал однажды Владимир Ильич: нет ничего
интереснее, чем делать историю своими руками. Мы с вами такую историю
сделаем!
биолог говорю. А Троцкий, представьте себе, не захотел! Он как услышал от
меня, говорит, иди на х.. со своим Эпштейном! Я так его и не понял.
досмотреть весь этот водевиль до конца, не упуская ни одной подробности!
трогательным любопытством расспрашивали меня, как я жил один в тайге, а
Луначарский даже блеснул знанием индийского эпоса. Оказывается, Хозяин
привез ему в подарок картину "Майтрейя Победитель", и Луначарский жалел,
что не смог взять ее с собой. Она так и осталась в кабинете у московского
двойника. Все раскрыли свои мешки и принялись, как один, бриться и
причесываться. Кроме необходимых в тайге вещей, в мешках у них были
тщательно упакованные парадные костюмы. Сталин и Берия угостили всех чаем,
а теперь принялись собирать роскошный стол, с бутылками, закусками и
прочей снедью. Удивительно, как они смогли все это тащить. Но бабы, бабы!
Надя и Инна, видимо, стесняясь переодеваться в такой толпе, подошли ко мне
вдвоем и спросили:
мошка. Мошка может буквально съесть человека за день. Я проводил их на