Этрета и обратно.
спеша, и они вместе зашагали по росе, сперва полями, потом лесом, зве-
невшим от птичьего гомона.
мужчины налегали изо всех сил. Лодка с трудом двигалась по каменистой
отмели Ластик подсовывал под киль деревянные катки, смазанные салом, по-
том становился на свое место и тянул нескончаемое "гой-го", чтобы согла-
совать общие усилия.
гальке с треском рвущегося холста
тились на скамьях Потом двое матросов, оставшихся на берегу, столкнули
ее в воду.
ка надулся, и лодка поплыла спокойно, еле качаясь на волнах.
лось с океаном У берега большая тень падала от подножья отвесного ска-
листого утеса, а склоны его, кое-где поросшие травой, были залиты солн-
цем
скала странной формы, закругленная и продырявленная насквозь, напоминала
огромного слона, который погрузил хобот в море. Это были "Малые ворота"
Этрета.
и смотрела вдаль; и ей казалось, что в мире нет ничего прекраснее света,
простора и воды
дывался к бутылке, спрятанной у него под скамьей; при этом он не перес-
тавая курил свой огрызок трубки, казалось, неугасимой. Из трубки посто-
янно шел столбик синего дыма, а другой, такой же точно, выходил из угла
его рта Никто никогда не видел, чтобы моряк набивал табаком или разжигал
глиняную головку трубки, ставшую темнее черного дерева. Иногда он отни-
мал трубку от губ и через тот же уголок рта, откуда шел дым, сплевывал в
море длинную струю бурой слюны.
на и виконт оказались рядом; оба были немного смущены этим. Неведомая
сила скрещивала их взгляды, потому что они, как по наитию, в одно время
поднимали глаза; между ними уже протянулись нити смутной и нежной симпа-
тии, так быстро возникающей между молодыми людьми, когда он недурен, а
она миловидна. Им было хорошо друг возле друга, вероятно, оттого, что
они думали друг о друге.
моря, раскинувшегося под ним; но море, словно из кокетства, оделось
вдруг легкой дымкой и закрылось от солнечных лучей Это был прозрачный
туман, очень низкий, золотистый, он ничего не скрывал, а только смягчал
очертания далей. Светило пронизывало своими огнями и растворяло этот си-
яющий покроя; а когда оно обрело всю свою мощь, дымка испарилась, исчез-
ла, и море, гладкое, как зеркало, засверкало на солнце.
цах.
шагающего в море, настолько высокие, что под ними могли проходить морс-
кие суда; перед ближней возвышался белый и острый шпиль скалы.
регу канатом, виконт на руках перенес Жанну на сушу, чтобы она не замо-
чила ног; потом они стали подниматься бок о бок по крутому кремнистому
берегу, взволнованные этим мимолетным объятием, и вдруг услышали, как
дядя Ластик говорил барону:
молчали, - океан приглушал голос и мысль, а тут, за столом, стали болт-
ливы, как школьники на вакациях.
хотя она еще дымила, и все рассмеялись. Муха, которую, должно быть,
привлекал красный нос Ластика, несколько раз садилась на него, а когда
неповоротливый матрос смахнул ее, но не успел поймать, она "расположи-
лась на кисейной занавеске, где многие ее сестры уже оставили следы, и
оттуда, казалось, жадно сторожила этот багровый выступ, поминутно пыта-
ясь снова сесть на него.
ела эта возня и он проворчал: "Экая язва", - у Жанны и виконта даже сле-
зы выступили от смеха, они корчились, задыхались и зажимали себе рот
салфеткой.
солнышке.
маленький барский дом, скорее похожий на большую ферму, и очутились на
открытой равнине, уходившей перед ними вдаль.
морской соленый воздух возбудил аппетит, завтрак опьянил их, а смех
взвинтил нервы. Теперь они были в каком-то чаду, им хотелось бегать без
оглядки по полям. У Жанны звенело в ушах, она была взбудоражена новыми,
непривычными ощущениями.
хлеба, поникшие от зноя. Неисчислимые, как травинки в поле, кузнечики
надрывались, наполняя все - поля ржи и пшеницы, прибрежные камыши - сво-
им резким, пронзительным стрекотанием.
как будто оно, того и гляди, станет красным, подобно металлу вблизи ог-
ня.
солнца, тянулась узкая дорога. Когда они вступили на эту дорогу, на них
пахнуло плесенью, промозглой сыростью, которая проникает в легкие и вы-
зывает озноб. От недостатка воздуха и света трава здесь не росла, и зем-
лю устилал только мох.
листве, сюда врывался поток света; согревая землю, он пробудил к жизни
семена трав, одуванчиков, вьюнков, вырастил воздушные, как дымка, зонти-
ки белых лепестков и соцветия наперстянки, похожие на веретенца. Бабоч-
ки, пчелы, неуклюжие шершни, гигантские комары, напоминающие остовы мух,
множество крылатых насекомых, пунцовые в крапинку божьи коровки, жуки,
отливающие медью, и другие - черные, рогатые, наполняли этот жаркий све-
товой колодец, прорытый в холодной тенистой чаще.
солнце. Они наблюдали возню всей этой мелкоты, зародившейся от одного
солнечного луча, и Жанна в умилении твердила:
кой или бабочкой и прятаться в цветах.
лушенный, задушевный, каким делают признания. Он уверял, что ему опосты-
лел свет, надоела пустая жизнь - вечно одно и то же; нигде не встретишь
ни искренности, ни правды.
на, что он не стоит деревенской жизни. И чем больше сближались их серд-
ца, тем церемоннее называли они друг друга "виконт" и "мадемуазель", но
тем чаще встречались и улыбались друг другу их глаза; и им казалось, что
души их наполняются какой-то небывалой добротой, всеобъемлющей любовью,
интересом ко всему тому, что не занимало их прежде,
реть "Девичью беседку" - высокий грот в гребне скалы; они стали дожи-
даться его в трактире.
гу.
малейшего колыхания, как будто вовсе не двигалась. Ветер набегал нето-
ропливыми теплыми дуновениями, и парус на миг натягивался, а потом снова
безжизненно опадал вдоль мачты. Мутная водная пелена словно застыла; а
солнце, утомившись горением, не спеша опускалось к ней по своей орбите.