рыданий, разбитая усталостью, она наконец уснула.
сем светло, часы показывали девять. Она крикнула: "Войдите!" - и на по-
роге показался ее муж, веселый, оживленный, в дорожной фуражке, с неиз-
менной дорожной сумкой через плечо, в которой он держал деньги.
реждения. Надеюсь, ты здорова? В Париже прекрасная погода.
этим румяным самодовольным человеком, вытянувшим губы для поцелуя. Потом
вдруг закрыла глаза и подставила ему лоб. Муж спокойно приложился к нему
и сказал:
и в моей комнате ничего не приготовлено.
он крикнул:
лиза превзошел все ожидания. Мы можем излечивать на три болезни больше,
чем курорт Руайя. Великолепно!
возвращения мужа, как от болезненного удара, пробудившего в ней угрызе-
ния совести. Он вышел из туалетной довольный, сияющий, распространяя
вокруг себя крепкий запах вербены. Потом уселся в ногах постели и спро-
сил:
возможно, чтоб он не выздоровел: в воде обнаружено столько целебных
свойств!..
источнику. Она пробормотала:
неделе не ходила туда... Мне нездоровится...
Как ты сейчас мила! Необыкновенно мила!..
чтобы ее обнять.
той к ней рукой и оттопыренными для поцелуя губами. Затем он спросил:
больно!
Мне кажется... кажется, я беременна...
бежать его прикосновения, - так же могла бы она сказать, что у нее про-
каза или чума.
прошептал: "Уже?!" Теперь ему хотелось целовать ее долгими, нежными по-
целуями счастливого и признательного отца семейства. Потом он забеспоко-
ился:
него был торжественный, натянутый и холодный. Он поклонился, едва пожав
протянутую руку банкира, с удивлением смотревшего на него, сел и присту-
пил к объяснению тоном секунданта, обсуждающего условия дуэли:
рию и должен изложить ее, для того чтобы вы поняли мое поведение. Когда
вы оказали мне честь, пригласив меня к вашей супруге, я немедленно явил-
ся, но, оказывается, за несколько минут до моего прихода к ней был приг-
лашен маркизом де Равенель мой коллега, инспектор водолечебницы, кото-
рый, очевидно, пользуется большим доверием госпожи Андермат, нежели я. И
получилось так, что я, придя вторым, как будто бы хитростью отнял у док-
тора Бонфиля пациентку, хотя он по праву уже мог считать себя ее врачом,
и, следовательно, я как будто совершил поступок некрасивый, неблаговид-
ный, недопустимый между коллегами. А нам, многоуважаемый господин Андер-
мат, при исполнении наших обязанностей необходимы большой такт, большая
корректность и сугубая осторожность, во избежание всяческих трений, ко-
торые могут привести к серьезным последствиям. Доктор Бонфиль, осведом-
ленный о моем врачебном визите к вам, счел меня виновным в неблаговидном
поступке, - действительно, обстоятельства говорили против меня, - и
отозвался об этом в таких выражениях, что, если бы не его почтенный воз-
раст, я бы вынужден был потребовать у него удовлетворения. Для того что-
бы оправдать себя в его глазах и в глазах всей местной медицинской кор-
порации, у меня остается только один выход: как мне это ни прискорбно, я
должен прекратить лечение вашей супруги, рассказать всю правду об этом
деле, а вас просить принять мои извинения.
оказались. Но ни я, ни моя жена тут не виноваты, всему виной мой тесть,
- это он позвал доктора Бонфиля, не предупредив нас. Может быть, мне
следует пойти к вашему коллеге и объяснить ему, что...
врачебной этики и чести, которые для меня непререкаемы, и, несмотря на
глубочайшее мое сожаление.
век, который хорошо платит, которому ничего не стоит заплатить за вра-
чебный совет пять, десять, двадцать или сорок франков, купить его, как
покупают коробок спичек за три су; человек, уверенный, что все должно
принадлежать ему по праву золотого мешка, знающий рыночную стоимость
всего на свете, каждой вещи и каждого человеческого существа, признающий
только эту стоимость и умеющий точно определить ее в денежном выражении,
- он был возмущен дерзостью какого-то торговца рецептами и заявил резким
тоном:
шаг не имел плачевных последствий для вашей карьеры. Еще посмотрим, кто
больше пострадает от такого решения - вы или я.
заявил:
Этот шаг будет мне стоить очень дорого во всех отношениях. Но если при-
ходится выбирать между выгодой и совестью, я колебаться не привык!
гостиную, держа в руке какое-то письмо Как только г-н де Равенель остал-
ся с зятем один на один, он воскликнул:
и притом по вашей вине! Доктор Бонфиль обиделся, что вы пригласили к
Христиане его коллегу, и послал мне счет с весьма сухой запиской, пре-
дупреждая, чтобы я больше не рассчитывал на его услуги.
тикулировал, сыпал словами, взвинчивая себя все больше, в том безобидном
и напускном негодовании, которого никто всерьез не принимает. Он выкри-
кивал свои доводы; кто во всем виноват"? Кто? Только его тесть. С какой
стати ему вздумалось пригласить Бонфиля, этого болвана, дурака набитого,
даже не предупредив его, Андермата, тогда как он прекрасно был осведом-
лен через своего парижского врача о сравнительных достоинствах всех трех
анвальских шарлатанов!
спиной мужа! Ведь только муж может быть тут судьей, только он отвечает
за здоровье своей жены! Словом, каждый день одно и то же! Вокруг него
все делают глупости, одни только глупости! Он всегда, всегда об этом
твердит. Но все его предупреждения - глас вопиющего в пустыне! Никто его
не понимает, никто не верит его опытности, и убеждаются в его правоте,
когда уже все пропало.
полиста. Притяжательные местоимения звякали в его тирадах, как монеты. А
когда он восклицал: "Моя жена! - чувствовалась полнейшая его убежден-
ность, что маркиз потерял все права на свою дочь, поскольку он, Андер-
мат, на ней женился, то есть купил ее, - для него это были равнозначащие
понятия.
стал с веселой усмешкой слушать. Он ничего не говорил, он только слушал
и потешался.
и сказал:
есть кандидатура. Предлагаю доктора Онора, единственного, который имеет
свое собственное мнение об анвальских водах, точное и непоколебимое. Он