приходило.
де. Она это сама чувствовала, но только не понимала. А теперь вот поня-
ла. Он то и дело говорит ей что-нибудь милое, приятное. Один раз даже
поцеловал ей руку. Чего ж он добивается? Она нравится ему, но очень ли
нравится? А что, если он хочет на ней жениться? И тотчас ей послышалось,
что в ночной тишине, где уже реяли над нею сны, чей-то голос крикнул:
"Графиня де Равенель!"
туфли под стулом, на который бросила платье, встала и, подойдя к окну,
бессознательно распахнула его, словно мечтам ее тесно было в четырех
стенах.
голос Великана:
Дурного-то пока ничего нет. Отец знает, что к чему.
окно, отворенное под ее окном. И Шарлотта подумала: "Кто это там? О чем
они говорят?" По освещенной стене промелькнула тень. Это была ее сестра.
Как, значит, она еще не ложилась! Почему? Но свет погас, и Шарлотта вер-
нулась к мыслям, смутившим ее сердце.
пока еще не любит. Но может полюбить, раз она ему нравится. А если он
полюбит ее, сильно, сильно, безумно, страстно, как любят в светском об-
ществе, он, конечно, женится на ней.
монастырском пансионе, сохранила, однако, смиренную приниженность
крестьянки. Она думала, что может выйти замуж за нотариуса или за адво-
ката, за врача, но никогда у нее и желания не возникало стать знатной
дамой, носить фамилию с дворянским титулом. Лишь изредка, закрыв прочи-
танный роман, она несколько минут предавалась такого рода туманным меч-
таниям, но грезы тотчас же улетали, как фантастические химеры, едва кос-
нувшись ее души. И вдруг от слов сестры все это несбыточное, немыслимое
стало как будто возможным, приблизилось, словно парус корабля, гонимого
ветром.
дения: залитые светом красивые гостиные, красивые дамы, улыбающиеся ей,
красивая карета, ожидающая ее у подъезда старинного замка, рослые лакеи
в шитых золотом ливреях, сгибающие спину в поклоне, когда она проходит
мимо.
ла, выпила стакан воды и несколько минут постояла босая на холодном ка-
менном полу.
открыла глаза: мысли, взволновавшие ее, не давали ей покоя.
гое: и стены, выбеленные известкой, - работа бродячего маляра-стекольщи-
ка, и дешевенькие ситцевые занавески на окнах, и два стула с соломенными
сиденьями, никогда не покидавшие назначенного для них места по сторонам
комода.
дении, она чувствовала себя простой крестьянкой, полна была смирения,
казалась себе недостойной этого красивого белокурого насмешника-парижа-
нина, а меж тем его улыбающееся лицо неотступным видением вставало перед
ней, стушевывалось, снова выступало и мало-помалу покоряло ее, запечат-
левалось в сердце.
круглым туалетным зеркальцем величиной с донышко тарелки; потом снова
легла и, держа в руках зеркало, стала рассматривать свое собственное ли-
чико, выделявшееся на белой подушке в рамке рассыпавшихся темных волос.
думывалась, - расстояние между графом де Равенелем и ею представлялось
ей огромным, а брак этот - немыслимым. И сердце у нее сжималось. Но тот-
час же она снова смотрелась в зеркало, улыбалась, чтобы понравиться се-
бе, находила, что она хорошенькая, и все препятствия рассеивались, как
дым.
ла:
бе говорила вчера...
душная улыбка, всегда появлявшаяся на его лице в беседе о выгодном
дельце.
вило Шарлотту еще больше, чем откровенное раздражение Луизы, и она с не-
которым смущением подумала: "Может быть, они уже говорили об этом между
собой?"
шляпку, взяла зонтик, перекинула на руку легкую мантильку и пошла в
отель, потому что выехать решено было в половине второго.
вершали дальние прогулки. Маркиз с дочерью сидели на заднем сиденье, а
Шарлотте оставили место на передней скамейке между Полем Бретиньи и
Гонтраном.
обсаженную ореховыми и каштановыми деревьями. Шарлотта несколько раз за-
мечала, что Гонтран прижимается к ней, но он делал это так осторожно,
что она не могла оскорбиться. Он сидел справа от нее и, когда разговари-
вал с ней, едва не касался лицом ее щеки; отвечая ему, она не смела по-
вернуться, боясь его дыхания, которое она уже чувствовала на своих гу-
бах, боясь его глаз, взгляд которых смущал ее.
ливые комплименты.
во всем своем отяжелевшем теле. Поль казался грустным, озабоченным. Один
лишь маркиз поддерживал беседу, болтая невозмутимо и беззаботно, с обыч-
ной своей живой непринужденностью избалованного старого дворянина.
под руку Шарлотту, убежал вперед. В открытой беседке играл оркестр, ди-
рижер помахивал палочкой, подбадривая то скрипки, то медные инструменты,
а вокруг расселось на стульях целое полчище курортных обитателей, разг-
лядывая гуляющих. Дамы демонстрировали свои туалеты, свои ножки, вытяги-
вая их на перекладину переднего стула, свои воздушные летние шляпки,
придававшие им еще больше очарования.
смешные физиономии и потешались над ними.
за его сестру, жену или за любовницу?
этой парочкой и, находя, что они слишком "расшалились", подозвала их,
чтобы унять. Но они, не вняв ее наставлениям, опять отправились путе-
шествовать в толпе гуляющих и забавлялись от души.
поговорить с ним.
ля хорошо поесть, рестораны в Руайя никуда не годились; в обратный путь
отправились уже в темноте.
ран, передавая ей перчатки, крепко сжал ее руку. Девичья совесть забила
тревогу. Ведь это было признание в любви! Намеренное! В нарушение прили-
чий? Что теперь делать? Поговорить с ним? Но что же ему сказать? Рассер-
диться было бы смешно. В таких обстоятельствах нужен большой такт. А ес-
ли ничего не сделать, ничего не сказать, ему покажется, что она принима-
ет его заигрывания, готова стать его сообщницей, отвечает "да" на это
пожатие руки.
в Руайя чересчур развязна, теперь ей уже казалось, что сестра была пра-
ва, что она скомпрометировала, погубила себя. Коляска катилась по доро-