противоречии между надеждой и действительностью.
издали с большим самозабвением, нежели отдавалась она, когда была в его
объятиях; потом вернулся домой, пообедал, не замечая того, что ест, и
сел ей писать.
написал ей. Как это она не ответила ему, ничего не велела передать? На
второй день, утром, он получил краткую телеграмму, назначавшую свидание
на завтра, в тот же час. Этот клочок голубой бумаги сразу излечил его от
недуга ожидания, который уже начинал его терзать.
их встреча во флигельке ничем не отличалась от первой. Андре Мариоль,
сначала удивленный и смутно взволнованный тем, что не ощущал в их
отношениях той восторженной страсти, приближение которой он
предчувствовал, но еще более влюбленный чувственно, понемногу забывал
мечту об ожидаемом обладании, испытывая несколько иное счастье в
обладании обретенном. Он привязывался к ней узами ласк, самыми опасными,
неразрывными, теми единственными узами, от которых никогда уже не
освободиться мужчине, если они крепко обхватят его и так вопьются, что
выступит кровь.
что этому не будет конца, что он всегда будет жить так, исчезнув для
всех и существуя для нее одной; и в его увлекающейся душе, душе
художника, ничего не создавшего, вечно томимого ожиданием, рождалась
призрачная надежда на скромную, счастливую и замкнутую жизнь.
должно быть, столько же радостью этих свиданий, очарованием домика,
превратившегося в оранжерею редких цветов, и новизною этих любовных
отношений, отнюдь не опасных, раз никто не имел права выслеживать ее, и
все-таки полных тайны, сколько и почтительной, все возраставшей
нежностью ее возлюбленного.
мне завтра днем. Я сказала, что вы вернулись.
уединение показалось бы необъяснимым, возбудило бы подозрения.
у меня свою Дидону, которую еще никто не слыхал. Это поэма об античной
любви. Госпожа де Братиан, считавшая себя единственной обладательницей
Масиваля, в полном отчаянии. Впрочем, она тоже будет, она ведь поет. Ну,
не молодчина ли я?
уединении!
Глава 3
теперь он уже не "дорогой друг", как в Отейле. И последовавшее за этим
краткое рукопожатие было поспешным рукопожатием женщины, занятой,
озабоченной, поглощенной светскими обязанностями. Он направился в
гостиную, а г-жа де Бюрн пошла навстречу прекраснейшей г-же Ле Приер,
чуть-чуть иронически прозванной "богиней" за смелые декольте и
притязания на скульптурность форм. Ее муж был академик по разряду
Надписей и Изящной Словесности.
что вас нет в живых.
романист прервал его:
очень интересна.
изысканной современностью. Пойдемте, я вас представлю.
всегда сравнивали с куколкой, бледной и очаровательной белокурой
куколкой, придуманной и сотворенной самим дьяволом на погибель большим
бородатым детям. У нее были продолговатые, узкие, красивые глаза,
немного подтянутые к вискам, как у китайцев; взгляд их, отливавший
голубой эмалью, струился между век, редко открывавшихся совсем, меж
медлительных век, созданных, чтобы что-то скрывать, чтобы беспрестанно
опускать завесу над тайной этого существа.
изящный рот с тонкими губами был, казалось, намечен миниатюристом, а
затем обведен легкой рукой чеканщика. Голос ее звенел, как хрусталь, ее
неожиданные острые мысли, полные тлетворной прелести, были своеобразны,
злы и причудливы.
истерички смущали окружающих, порождая волнение и бурные страсти. Она
была известна всему Парижу как самая экстравагантная и к тому же самая
остроумная светская женщина из высшего света, хотя никто в точности не
знал, кто она такая и что собою представляет. Она покоряла мужчин своим
неотразимым могуществом. Муж ее тоже был загадкой. Благодушный и
барственный, он, казалось, ничего не замечал. Была ли то слепота,
безразличие или снисходительность? Быть может, ему нечего было замечать,
кроме экстравагантностей, которые, несомненно, забавляли и его самого?
Впрочем, мнения о нем расходились. Передавали и очень дурные слухи.
Доходило до намеков, будто он извлекает выгоду из тайной порочности
жены.
периоды их близости чередовались с приступами исступленной вражды. Они
нравились друг другу, друг друга боялись и стремились одна к другой, как
два заядлых дуэлиста, из которых каждый высоко ценит противника и
мечтает его убить.
одержала победу, и крупную победу: она отвоевала Ламарта, отбила его у
соперницы, разлучила их и приблизила его к себе, чтобы приручить и
открыто записать в число своих завзятых поклонников. Романист был,
по-видимому, увлечен, заинтересован, очарован и ошеломлен всем тем, что
обнаружил в этом невероятном создании; он не мог удержаться, чтобы не
говорить о ней с первым встречным, и это уже стало вызывать толки.
другого конца гостиной, и он улыбнулся, шепнув своему другу:
показавшемуся из-за приподнятой портьеры. Почти сразу же вслед за ним
появилась маркиза де Братиан, и это дало Ламарту повод сострить:
Дидоны. Первое, как видно, состоялось в карете маркизы.
коллекции.
женщине и внезапная неприязнь ко всему этому обществу, к жизни этих
людей, к их понятиям, вкусам, их мелочным интересам, их пустым
развлечениям. Воспользовавшись тем, что Ламарт склонился к молодой даме
и стал говорить ей что-то вполголоса, он повернулся и отошел.
подошел поздороваться с ней. По словам Ламарта, в этой передовой среде
она была представительницей старины. Молодая, высокая, красивая, с очень
правильными чертами лица, с каштановыми волосами, сверкавшими огненными
искрами, приветливая, пленявшая своим спокойствием и
доброжелательностью, невозмутимым и в то же время умным кокетством,
страстным желанием нравиться, скрытым за внешне искренней и простой
сердечностью, она снискала себе верных поклонников, которых тщательно
оберегала от опасных соперниц. Ее салон состоял из близких друзей,
которые, впрочем, единодушно восхваляли также и достоинства ее мужа.
умного и сдержанного человека, о котором мало говорили, в то время как
он стоил, пожалуй, больше многих других.
последний раз платком по всегда влажному, лоснящемуся лбу;
великосветский философ Жорж де Мальтри; потом, вместе, барон де Гравиль
и граф де Марантен. Де Прадон с дочерью встречали гостей. С Мариолем де
Прадон был очень любезен. Но Мариоль грустно смотрел на то, как г-жа де
Бюрн переходит от одного к другому, занятая всеми больше, чем им.
Правда, два раза она бросила на него быстрый взгляд, как бы говоривший:
"Я думаю о вас", - но взгляд столь мимолетный, что он, быть может,
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Володихин Дмитрий
Андреев Николай
Конюшевский Владислав