ным говорить лишь о торговле, она мечтала о путешествиях, о пейзажах,
залитых лунным светом, о поцелуях в вечерней полутьме. И вот однажды по-
явился молодой человек, как появляются герои в романах, и заговорил так
же, как говорят они.
ли он настолько слеп и глуп, чтобы отвергать очевидность единственно по-
тому, что дело касается его матери?
спутницы жизни, остался же он верен разлученной с ним, стареющей женщи-
не, оставил же наследство своему сыну, их сыну!..
лось убить кого-нибудь! Он поднял руку и замахнулся, словно для удара,
он чувствовал потребность разить, избивать, калечить, душить! Кого? Всех
на свете - отца, брата, покойника, мать!
вопль сирены рванулся ему навстречу так неожиданно, что Пьер едва не
упал. Он попятился к гранитному парапету и сел на него, обессиленный, в
полном изнеможении.
входа в гавань, так как прилив уже начался.
в рассеянном свете электрических огней порта, между обоими молами, вы-
росла большая черная тень. Голос ночного сторожа, хриплый голос старого
отставного капитана, крикнул за спиной Пьера:
на:
султан Везувия, а у подножия вулкана летают светляки в апельсиновых ро-
щах Сорренто и Кастелламаре! Сколько раз твердил он в мечтах эти милые
его сердцу имена, как будто ему были знакомы те волшебные края. О, если
бы он мог уехать, сейчас же, куда глаза глядят и никогда больше не возв-
ращаться, никогда не писать, никогда не подавать вестей о себе! Но -
увы! - надо было вернуться в родительский дом и лечь в постель.
ше. Он встал и принялся шагать взад и вперед, как офицер, отбывающий
вахту на палубе.
ницаемого мрака. Но туман не рассеивался, сырость становилась невыноси-
мой, и он вернулся к городу. Он так озяб, что зашел в матросский кабачок
выпить грогу; когда пряный, горячий напиток обжег ему небо и горло, он
почувствовал, что к нему возвращается надежда.
родные и безрассудные мысли! Ну конечно же, он ошибается! Он нагромоздил
улики, как в обвинительном акте против невиновного, которого всегда так
легко осудить, если хочется верить в его виновность. Надо выспаться,
тогда утром все покажется другим. И он вернулся домой, лег в постель и
усилием воли заставил себя заснуть.
лумраке теплой, уединенной комнаты, он, еще прежде чем в нем пробудилось
сознание, почувствовал ту мучительную тяжесть, ту подавленность, какую
оставляет в нас горе, с которым мы заснули. Несчастье, только задевшее
нас накануне, как будто проникает во время сна в самую нашу плоть и то-
мит, изнуряет ее, точно лихорадка. Ему сразу вспомнилось все, и он сел в
кровати.
торые терзали его сердце под вопли сирен на молу. Чем больше он размыш-
лял, тем меньше оставалось сомнений. Собственная логика, подобно руке,
которая тянет за собой и душит, неумолимо влекла его к жестокой истине.
чтобы растворить окно и вдохнуть свежий воздух, и тут из-за стены до не-
го донесся негромкий храп.
Он ничего не предчувствовал, ни о чем не догадывался! Человек, который
был другом их матери, оставил ему все свое состояние. И он взял деньги,
находя это справедливым и в порядке вещей.
хается от муки, от отчаяния. И в Пьере закипал гнев на безмятежно и
сладко похрапывающего брата.
сказать брату, едва очнувшемуся от сна:
нашу мать и обесчестить ее".
считает его сыном их отца. Теперь надо было таить, хоронить в себе обна-
руженный им позор, прятать от всех замеченное пятно, чтобы никто не уз-
нал о нем, даже и брат - в особенности брат.
Пусть хоть все на свете обвиняют его мать, лишь бы он был убежден в ее
невиновности, один он. Как теперь жить рядом с ней изо дня в день и ду-
мать, глядя на нее, что она зачала брата в объятьях чужого человека?
ли, чтобы женщина, подобная его матери, чистая сердцем и прямодушная,
могла пасть, увлеченная страстью, а впоследствии ничем не выдать своего
раскаяния, укоров нечистой совести?
жестоко терзало ее, но потом это прошло, как все проходит. Конечно, она
оплакивала свое падение, но мало-помалу почти забыла о нем. Не обладают
ли все женщины, решительно все, этой необычайной способностью забвения,
так что спустя несколько лет они едва узнают того, кто прижимался устами
к их устам и осыпал поцелуями их тело? Поцелуй разит, точно молния,
страсть проносится грозой, потом жизнь, как и небо, снова безоблачна, и
все идет по-прежнему. Разве вспоминают о туче?
угнетал его. Он чувствовал тяжесть крыши над головой, стены душили его.
Ему хотелось пить; он зажег свечу и пошел на кухню выпить холодной воды
из-под крана.
графином, присел в одной рубашке на ступеньку, где тянуло сквозняком, и
стал жадно пить воду прямо из горлышка, большими глотками, как человек,
запыхавшийся от бега. Он еще посидел, не двигаясь, и его поразила тишина
дома; постепенно он стал различать малейшие звуки. Сначала тиканье часов
в столовой; казалось, оно становилось громче с каждой минутой. Потом он
опять услышал храп, старческий храп, прерывистый, частый, - видимо, это
храпел отец; его передернуло от мысли, словно она впервые вспыхнула у
него в мозгу, что эти двое людей, храпевшие под одной крышей, отец и
сын, не имеют друг с другом ничего общего! Никакие узы, даже самые неве-
сомые, не связывали их, и они этого не знали! Они дружески беседовали
между собой, обнимались, вместе радовались и печалились, как будто в их
жилах текла одна кровь. А между тем двое людей, родившихся на противопо-
ложных концах земли, не могли бы быть более чуждыми друг другу, чем этот
отец и этот сын; они думали, что любят друг друга, потому что между ними
стояла мать. Да, именно ложь породила эту отеческую и сыновнюю любовь,
ложь, которую нельзя разоблачить, о которой никто никогда не узнает,
кроме него, кроме истинного сына.
кое-нибудь сходство, хоть малейшее, между его отцом и Жаном, то та-
инственное, передающееся от дедов к правнукам сходство, которое свиде-
тельствует, что целый род нисходит по прямой линии от одного объятия.
Ему, врачу, чтобы уловить это сходство, достаточно было бы подметить
форму челюсти, горбинку носа, расстояние между глазами, строение зубов
или волос, даже еще меньше - жест, привычку, манеру держаться, унаследо-
ванный вкус, какой-нибудь характерный для опытного глаза признак.
до сих пор он плохо всматривался, плохо наблюдал, так как не имел ника-
кой надобности отыскивать эти неуловимые приметы.
маться по лестнице, погруженный в раздумье. Поравнявшись с дверью брата,
он круто остановился и протянул руку, чтобы открыть ее. Его охватило не-
одолимое желание сейчас же увидеть Жана, пристально вглядеться в него,
застигнуть его во время сна, когда все спокойно, когда мускулы не напря-
жены и отдыхают, когда с лица сошли все ужимки жизни. Он овладеет тайной
его спящего лица, и, если есть сколько-нибудь уловимое сходство, оно не
ускользнет от него.
вая какой-нибудь предлог, чтобы войти.
Посняков Андрей
Русанов Владислав
Володихин Дмитрий
Белов Вольф
Суворов Виктор
Каменистый Артем