Но каждый за себя, и к черту всех!.. Ну, а если эта дуреха страдает, то
сама и виновата! Она всегда до смешного серьезна, к чему это?"
устроили вечер живых картин, где Сильвия должна была показать все свои
прелести и кое-что в придачу... (Она изображала парижанку-чародейку;
лоскуток материи - и она превращается в своих двойников, вереницу двой-
ников, причем каждый красивее оригинала, но, прибавляя к нему новое, они
делают его очаровательнее всех предыдущих, ибо в нем заключаются все
они.) Если бы Аннета попыталась соревноваться с ней, то потерпела бы
полное поражение. Она это знала отлично; она предвидела свое поражение;
как же стала бы она жить после! Она отказалась участвовать в вечере,
сославшись на нездоровье - плохой вид служил ей оправданием. Туллио и не
пытался ее уговаривать. Но когда Аннета отказалась, ее замучила мысль,
что она сложила оружие. Даже безнадежная борьба - сама по себе надежда.
Теперь полдня Туллио и Сильвия проводили вдвоем, с глазу на глаз. Аннета
заставляла себя ходить на все репетиции, чтобы быть им помехой. Но им
ничто не мешало. Она, пожалуй, их даже подзадоривала, - особенно бесс-
тыдницу Сильвию, заставлявшую повторять раз десять ту сцену, когда ода-
лиску, млеющую от наслаждения, похищает корсар байроновского типа, -
мрачно сверкают его глаза, он скрежещет зубами, вид роковой и хищный, -
ягуар, готовый к прыжку. Туллио вел свою роль так, словно вот-вот пре-
даст огню и мечу весь "Палас-отель". А Сильвия вела роль так, что ей
могли позавидовать двадцать тысяч гурий, выщипывающих бороду пророку в
раю.
сел, к счастью, позабытая восхищенной публикой, не могла досидеть до
конца. Она ушла измученная. Голова у нее горела. Во рту было горько. Она
думала все об одном: о своих страданиях. Поруганная страсть терзала ей
душу.
уйти совсем; она бродила около освещенного зала. Солнце уже закатилось.
Стемнело. Звериный инстинкт заставил Аннету ревниво следить за той
дверью, из которой, конечно, они оба выйдут. Боковая дверка сделана для
актеров; не пересекая зала, они могут пройти в костюмерную, в другое
крыло дома. И правда, они вышли; остановились в тени на лужайке, загово-
рили. Аннета притаилась за деревьями и услышала, как смеется, как хохо-
чет Сильвия...
стерегут!
отчаяние, и она убежала в темноту, куда-то вдаль. Наверное, было слышно,
как она бежит, потеряв голову, как ломаются ветки, - так убегает затрав-
ленный дверь. Но Аннету больше не тревожило, что ее услышат. Она уже ни
с чем не считалась. Она бежала, бежала... Куда? Она и сама не знала. И
так никогда и не узнала. Бежала во мраке, стонала. Ничего не видела пе-
ред собой. Сколько она бежала? Пять минут, двадцать минут, час? Этого
она так никогда и не узнала. Бежала, пока не споткнулась о корни, не
упала во весь рост, не ударилась лбом о ствол дерева... И тут она закри-
чала, завыла, как раненое животное, прижавшись ртом к земле.
шелестит букашка. Тишина. Только журчит ручей, струясь по голышам, у
ствола сосенки, о которую Аннета расшибла лоб. Да из глубины ущелья,
разрезавшего высокое обрывистое плато, поднимается яростный рев потока.
Его стоны вторят стонам измученной женщины. Словно то извечный вопль
земли...
разрядили тоску, тяжесть которой давила ее столько дней. Разум молчал. И
вдруг тело ее, изнемогая, перестало стенать. Прорвалась вся скорбь ее
души. Аннета поняла, что покинута. Одинока и предана. Круг ее мыслей
дальше не простирался. Не было сил собрать их разбредшееся стадо. Даже
подняться не хватало сил. Она приникла к земле... Ах, если бы земля
расступилась!.. Поток рокотал, говоря и думая за нее.
в муках и душевной слабости, - и вот истомленная Аннета стала медленно
подниматься. Ссадина на лбу ныла довольно сильно: боль отвлекала мысли.
Аннета омочила в ручье расцарапанные руки, приложила их к израненному,
горящему лбу. И потом долго сидела, сжав виски и глаза мокрыми ладонями,
ощущая, как проникает в нее ледяная чистота. И горе ее осталось где-то
далеко позади. Она, как посторонняя, внимала его стонам и уже не понима-
ла своего исступления. Она думала:
Пусть его берет кто хочет!.. Оспаривать не стану..."
счастья, которого она все-таки жаждала, и жгучие порывы тех желаний, ко-
торые, хоть и отвергал их разум, все еще владели ее телом и которым суж-
дено было еще долго владеть им. И вслед за ними, за их ожесточенным на-
тиском, зазвучал гадкий отголосок ревности... Она выдержала их приступ
молча, согнулась, будто под порывом вихря, потом подняла голову и громко
заговорила:
Она больше, чем я, создана для любви. И она гораздо красивее. Я знаю это
и люблю ее. Люблю, потому что она такая. Значит, ее счастье должно стать
моим счастьем. Я эгоистка... Но только почему, почему она мне солгала?
Все остальное неважно! Почему она обманула меня? Почему чистосердечно не
сказала, что любит его? Почему все делала назло мне, как враг? Да и во
всех ее черточках, которые я старалась не замечать, есть что-то не очень
чистое, не очень порядочное, не очень красивое! Но тут нет ее вины. Как
она могла в этом разобраться? Ведь какую жизнь с самого детства ей приш-
лось вести! Вправе ли я упрекать ее? Разве я была искренна?.. И то, что
было во мне, разве было чище?.. То, что было! То, что есть!.. Ведь я от-
лично знаю, что это по-прежнему во мне...
Сильвия будет счастлива!
тишине и все раздумывала, покусывая кончики исцарапанных пальцев. Потом
еще раз вздохнула, поднялась и молча пустилась в путь.
была далеко, хотя уже чувствовалось, что она выбирается из пучины мрака
за самым горизонтом. Слабое сияние бахромой повисло над вершинами гор,
они замыкали плато, словно края - чашу; все отчетливее вырисовывались на
светящемся фоне их черные силуэты. Аннета шла не спеша и всей грудью,
теперь, как прежде вздымавшейся ровно, вдыхала запах скошенных трав.
лась. Она узнала шаги и заторопилась навстречу. И там, вдали, тоже услы-
шали ее шаги. Встревоженный голос позвал:
на; зажурчал ручеек радости, - осадок от всех горестей, все, все исчез-
ло. Она не ответила, но пошла еще быстрее, быстрее. А та, другая, уже
бежала. И повторяла голосом, полным тоски:
темной стеной гор, из светлеющего мрака показалась маленькая серенькая
фигурка. Аннета крикнула:
другу...
гивались до затылка, шеи, плечей, обретали свое, утраченное.
плечи. - Ты без пальто! Тебе нечем прикрыться!..
стало холодно, она вздрогнула.
накидкой, она на ощупь почувствовала, что платье ее разорвано. - Порва-
ла... Как же так? Что случилось? Волосы разметались по щекам... А это
еще что? Что у тебя на лбу? Да ты упала, Аннета?..
к плечу Сильвии и заплакала. Сильвия усадила ее у дороги. Луна, преодо-
лев преграды гор, осветила израненный лоб Аннеты, и Сильвия покрыла его
поцелуями.
родной волчонок, я так испугалась: поднялась к нам в комнату, а тебя там
нет!.. Я тебя звала... Ищу тебя целый час... Ах, какой это был ужас!.. Я