бенка, добросовестно исполнять домашние обязанности, однако надлежит бе-
речь богатство своего "я" во имя того, что важнее всего на свете.
манны, так неясны, нелепы! Душа... Смешно говорить о своей душе! Что это
значит? Не объяснишь, что. Но она есть. Это - я сама, Рожэ. Самое во мне
правдивое, самое сокровенное.
ное?
для себя. Любовь... любовь... любовь...
выспренних словах полную отдачу самого себя, радость самопожертвования
ради счастья любимого человека. И думала:
знаю? Воображаешь, будто я не могла бы принести себя в жертву тебе, если
понадобилось бы, и не обрела бы в этом радости? Но при одном условии:
чтобы ты этого не требовал... Почему ты требуешь? Почему ты ждешь этого
так, словно это твое право? Почему нет у тебя веры в меня, в мою лю-
бовь?"
выражать свои мысли. Но при случае, может быть, я была бы способна это
почувствовать...
вам кажется... Но я не люблю обещать больше (а вдруг окажется даже
меньше?) того, что могу выполнить. Заранее не знаю... Нужно доверять
друг другу. Мы люди порядочные. Мы любим друг друга, Рожэ. Будем делать
друг для друга все, что можно.
вас к этому. Просить придется о многом...
вольно замкнутой, но очень привольной жизнью. Отец предоставлял мне пол-
нейшую независимость, которой я не злоупотребляла, потому что она каза-
лась мне естественной и потому что она была здоровой. Я привыкла рассуж-
дать, и теперь мне трудно обойтись без этого. Я отдаю себе отчет в том,
что немного отличаюсь от большинства девушек моего класса. И все же, мне
кажется, и чувствую то же, что чувствуют и они; только я осмеливаюсь
сказать об этом, яснее сознаю все это... Вы просите, чтобы я соединила
свою жизнь с вашей. Я тоже хочу этого. Самое сокровенное желание каждой
из нас - найти спутника, милого сердцу. И мне думается, Рожэ, что вы
могли бы им стать... если... если бы вы захотели...
и хочу.
шучу. Подумайте!.. Ведь соединить наши жизни не означает покончить с той
или с другой... А что мне предлагаете вы? Правда, вы этого не сознаете,
потому что люди давным-давно привыкли к такому неравенству. А для меня
оно - новость... Вы входите в мою жизнь не только со своей любовью. Вхо-
дите со своими близкими, друзьями, знакомыми, со своей родней, со своей
карьерой, со своим будущим, ясным для вас, со своей партией и ее догма-
тами, со своей семьей и ее традициями - с целым миром, который принадле-
жит вам, с целым миром, который и есть вы сами. А мне, которая тоже об-
ладает своим миром и которая тоже сама есть целый мир, вы говорите:
"Бросай свой мир! Отшвырни его и входи в мой!" Я готова войти, Рожэ, но
войти вся целиком. Принимаете вы меня всю целиком?
сказали, что отдать мне все не можете.
ной? И принимаете ли всю целиком?"
бодны с тысяча семьсот восемьдесят девятого года...
перестанете быть совсем свободной. Другими словами, возьмете на себя не-
которые обязательства.
его меня не пугает. Радостно, охотно приняла бы я на себя часть забот и
трудов того, кого я люблю, - те обязанности, которые приходится испол-
нять в совместной жизни. И чем тягостнее были бы они, тем стали бы мне
дороже, потому что мне помогла бы любовь. Но и ради этого я не откажусь
от тех обязанностей, которые требует от меня моя личная жизнь.
что, мне кажется, знаю я сам, жизнь ваша, дорогая моя Аннета, жизнь ва-
ша, до сих пор такая тихая, такая скромная, как будто не предъявляла к
вам особых требований. Чего же ей угодно сейчас? Вы подразумеваете свои
занятия? Вам хотелось бы их продолжать? Я считаю, признаюсь вам, что та-
кой род деятельности обманывает ожидания женщин. Если, конечно, нет
призвания. По-моему, в семейной жизни это помеха... Впрочем, не думаю,
что вы обременены сим даром богов. Слишком вы земная, уравновешенная.
следуй ему... Просьбу, требование (как вы говорите), которое предъявляет
мне жизнь, не так легко выразить яснее: это не очень определенное требо-
вание, но зато необычайно широкое. Речь идет о праве, которым должна
пользоваться всякая живая душа: праве изменять.
всю жизнь, - она имеет право изменять... Я понимаю, Рожэ: вас пугает са-
мо слово "изменять". Меня оно тоже тревожит. Когда нынешний час прекра-
сен, так хотелось бы затаить дыхание!.. Жаль, что нельзя остановить вре-
мя навеки!.. Но ведь мы не имеем права это делать... да и не можем,
впрочем. На месте не останавливаются. Живешь, идешь, тебя подталкивает
что-то, надо, надо двигаться вперед! Любовь от этого не пострадает. Ее
уносят с собой: ведь она может длиться всю жизнь, но всю жизнь она не
заполняет. Подумайте, Рожэ, милый, что, любя вас, я ведь могу вдруг по-
чувствовать (и уже чувствую), что задыхаюсь в кругу вашей деятельности и
ваших мыслей. Я не стану осуждать путь, избранный вами, но зачем же при-
нуждать меня идти по нему? Не находите ли вы справедливым дать мне волю,
чтобы я растворила окно, если мне не хватит воздуха, и даже дверь (о, я
не уйду далеко!), чтобы у меня была своя маленькая область деятельности,
свои духовные запросы, свои собственные привязанности, чтобы не остава-
лась я в заточении где-то на одной точке земного шара, с куцым кругозо-
ром, а старалась расширить его, чтобы я могла переменить обстановку, уе-
хать... (Я говорю: если так будет нужно... ведь я еще не знаю. Но, во
всяком случае, я должна чувствовать, что вольна так поступать, вольна
этого захотеть, вольна дышать, вольна... вольна быть вольной... даже ес-
ли я никогда не стану пользоваться своей волей.) Простите, Рожэ, но, мо-
жет быть, вы находите, что потребность эта-чепуха, ребячество? Вы не
правы, уверяю вас, это сама суть моего существа, дыхание, без которого
нельзя жить. Отнимите у меня все это, и я умру... Во имя любви я сделаю
все... Но принуждение для меня убийственно. Самая мысль о принуждении
меня возмущает... Нет, союз двух существ не должен оборачиваться для них
цепями. Он должен цвести пышным цветом. Хотелось бы мне, чтобы мы не
ревновали друг друга к свободной, деятельной жизни, чтобы счастьем нашим
было помогать друг другу. Будет ли это счастьем для вас, Рожэ? Будете ли
вы любить меня такой - свободной, свободной от вас?
всякий мужчина на его месте. Аннете следовало бы взяться за дело поис-
кусней. Но она так стремилась быть откровенной, так боялась ввести его в
обман, что подчеркивала как раз то, что, по ее мнению, было ему всего
неприятней. И если бы чувство Рожэ было глубже, он понял бы это. А Рожэ,
- не говоря уже о том, как уязвлено было его самолюбие, - обуревало
двойственное чувство: он не хотел принимать всерьез женский каприз и ис-
пытывал досаду при виде этого духовного бунта. Он не воспринял тревожно-
го призыва, обращенного к его сердцу. Он понял одно: над ним нависла ка-
кая-то непостижимая опасность и его, собственника, ущемляют в правах.
Был бы он неопытней в обращении с женщинами, он затаил бы обиду и наобе-
щал бы, наобещал, наобещал... все, чего хотелось Аннете. "Обещания влюб-
ленного - пустые слова! Зачем же на них скупиться?" Но хоть и были у Ро-
жэ недостатки, были у него и достоинства: этот, как говорится, "добрый
малый" слишком был полон собой, чтобы хорошо изучить женщин, с которыми
вдобавок мало имел дела. Скрыть досаду он не мог. Аннета ждала велико-
душных речей, но с разочарованием заметила, что, слушая ее, он думает
лишь о себе.
говорите о нашем браке так, словно для вас он тюрьма; у меня такое впе-
чатление, что вы только и думаете, как бы из нее вырваться. В окнах мое-
го дома решеток нет, и он так построен, что в нем легко дышится. Нельзя
жить, распахнув двери настежь, а мой дом создан для того, чтобы его не
покидали. Вы говорите, что вам хотелось бы уходить из него, завести свою