нее путаное письмо, в котором дама выражала сожаление, что не может ее
принять, так как уезжает из Парижа... Все эти уколы обострили чувстви-
тельность Аннеты. Она стала бояться новых обид, но, как ни странно, тер-
завший ее нервы страх толкал ее навстречу неприятностям, заставлял бро-
сать людям вызов.
в том кругу, где обе вращались, Люсиль больше всех нравилась Аннете.
Между ними не было особой близости, но они всегда охотно встречались. И
вот Аннета узнала от тетки, что сестра Люсиль только что вышла замуж.
Люсиль ее об этом не известила, но Аннета все-таки написала ей поздрави-
тельное письмо. Люсиль хранила молчание. Причина была ясна, и Аннете не
следовало упорствовать. Но она упорствовала из какой-то странной потреб-
ности лишний раз убедиться в том, что и так хорошо знала, и сделать себе
больно.
уже входя, вспомнила, что у Люсиль сегодня приемный день. Но отступать
было поздно... В гостиной шел оживленный разговор. Здесь было человек
десять, почти все - знакомые Аннеты. При ее появлении все смолкли.
Только на несколько секунд. Аннета, взволнованная, как человек, который
бросается в бой, вошла с улыбкой и, не глядя по сторонам, направилась
прямо к Люсиль. Та в замешательстве встала ей навстречу. Люсиль была ми-
ниатюрная блондинка с хитрым и умильно ласковым выражением прищуренных
глаз, с хорошеньким, но помятым личиком, которому немного выступающие
вперед зубы придавали сходство с мышиной мордочкой. Люсиль была умна,
делала вид, что любит людей и страстно увлекается идеями, на самом же
деле была глубоко равнодушна и к идеям и к людям. Осторожная, не очень
искренняя, слабохарактерная, она хотела всем нравиться, а главное - ста-
ралась со всеми ладить и ко всему приспособляться. Поведение Аннеты ее
лично ничуть не возмущало. Своим любопытным остреньким носиком Люсиль
заранее чуяла всякий скандал и тешилась им. То, что случилось с Аннетой,
казалось ей просто глупым приключением и только развлекло ее, но она
считалась с мнением света и потому была сейчас в затруднительном положе-
нии. Когда Аннета написала ей, что вернулась в Париж, Люсиль подумала:
путацией в свете. Не зная, на что решиться, она со дня на день отклады-
вала ответ. Собиралась повидать Аннету - не сейчас, а через некоторое
время ("ведь это не к спеху! "), и так, чтобы никто не узнал. Это не ме-
шало Люсиль за глаза высмеивать Аннету и, говоря о ней с другими, прини-
мать вид оскорбленной добродетели.
вынуждало Люсиль принять решение немедленно. Она гораздо больше серди-
лась на Аннету за то, что та сыграла с ней такую скверную штуку, чем за
то, что та родила незаконного ребенка. ("Хоть двух, пожалуйста, - только
меня пусть оставят в покое!.. ")
ку Аннеты и ответила на ее улыбку медовой улыбкой, которая была хорошо
знакома Аннете, - против ее обольстительной нежности никто не мог усто-
ять. Но так было только в первую минуту. Быстрые глаза и настороженный
слух Люсиль мгновенно уловили иронию в настроении окружающих. Лицо ее
сразу приняло ледяное выражение, и, сказав Аннете из вежливости нес-
колько слов, она с деланным оживлением возобновила прерванную беседу.
Все остальные, словно по молчаливому уговору, тоже принялись болтать.
женной. Однако она не сдалась. Она знала, как слабохарактерна Люсиль. И,
во всеоружии своей гордой улыбки, усевшись среди гостей, которые делали
вид, что не замечают ее, и оживленно обменивались пустыми фразами, стала
осматриваться по сторонам. Встречаясь с нею взглядом, все начинали мор-
гать глазами и смотрели в сторону. Только одна дама не успела отвести
глаза, устремленные на Аннету с злобным выражением. Аннета узнала широ-
кое румяное лицо Марии-Луизы де Бодрю, дочери богатого нотариуса и жены
судейского чиновника, семья которого издавна поддерживала с семьей
Ривьеров внешне дружеские отношения, но втайне недолюбливала их. В этой
дородной даме воплотились самые устойчивые черты ее класса - крупной
буржуазии: любовь к порядку, честности, отсутствие любознательности,
черствость сердца и в особенности ума; все узаконенные добродетели,
твердая вера, часто формальная, очищенная от всяких сомнений и мыслей,
словно ее выпотрошили на прилавке мясника, и культ собственности, всех
видов собственности: своей семьи, своего имущества, своей страны, своей
религии, своей морали, своих традиций, своих антипатий - словом, своего
пассивного и компактного "я", подобного глыбе, заслоняющей солнце. Рядом
с ней нет места для бочки Диогена! Всем Бодрю особенно ненавистна была
всякого рода независимость - религиозная, нравственная, умственная, по-
литическая и социальная. Она внушала им органическое отвращение, и для
всех ее видов у них было одно общее название: "анархизм", которое они
произносили как бранное слово. Этот "анархизм" они всегда чуяли в семье
Ривьеров. И Мария-Луиза, как и все ее родные, относилась к Аннете с инс-
тинктивным недоверием. Она не прощала ей той свободы, которая предостав-
лена была Аннете в юности ее воспитателями. Быть может, в ее нелестном
мнении об Аннете была и крупица зависти. Открыто высказывать это мнение
ей мешало одно: богатство Ривьеров. Богатство внушает людям уважение,
оно - самая надежная опора общественного порядка. Но это лишь при усло-
вии, если не поколеблена его основа, законная семья. За этим следят
столпы общества, и лучше их не гневить. Аннета посягнула на священнейшие
законы морали, и сторожевой пес проснулся. Он пока еще молчал - он ни-
когда не рычит в обществе, но глаза говорили за него. Во взгляде Ма-
рии-Луизы де Бодрю Аннета прочла злобное презрение. Но она спокойно пос-
мотрела на толстощекую защитницу нравственности и, поздоровавшись с ней
дружеским кивком головы, заставила ее ответить. Задыхаясь от досады, что
не может воспротивиться этому насилию, Мария-Луиза поклонилась, вознаг-
радив себя только тем, что бросила на Аннету весьма суровый взгляд. Ан-
кета отнеслась к этому равнодушно - она уже не смотрела на Марию-Луизу.
Глаза ее, обежав гостиную, снова остановились на Люсиль.
ла какое-то замечание и та была вынуждена ответить. Пришлось беседующим
принять Аннету в свой круг. Ее поневоле слушали - впрочем, не только из
вежливости, а с интересом и не без удовольствия, потому что Аннета была
остроумна. Но слушали, не отвечая, с притворной рассеянностью, и тут же
заводили речь о другом. Разговор замирал, лишь время от времени вспыхи-
вая на минуту, перескакивая с одного на другое. Скоро Аннета заметила,
что она одна разглагольствует среди общего молчания; она слушала свой
голос, как голос постороннего человека. Аннета была женщина чуткая, впе-
чатлительная и гордая, и от нее не ускользнула ни одна из этих унизи-
тельных подробностей. С детства привыкнув понимать лживый язык салонов,
да и самой им пользоваться, она под этим намеренным невниманием, двус-
мысленными усмешками и неискренней учтивостью угадывала желание оскор-
бить ее. И она страдала, но смеялась и продолжала разговор. А окружающие
думали:
дам собралась уходить, и пошла ее проводить в переднюю. Аннета осталась
одна среди группы людей, твердо решивших не замечать ее. Не желая длить
это мучение, она собиралась встать и тоже уйти. Но тут с другого конца
гостиной к ней направился Марсель Франк. Он пришел давно, однако Аннета
была так поглощена своими усилиями скрыть охватившее ее отчаяние, что не
заметила его. А Марсель, с насмешливым состраданием наблюдая за ней,
удивлялся ее дерзости и думал:
ная фантазерка!.. Вот умора!.."
засветились благодарностью. А вокруг все молчали, у всех были замкнутые,
настороженные лица...
нулись! Ну что, вволю нагляделись на "лазурь средиземных вод"?
подтолкнул ее? Что это было - гордость, бессознательная бравада или
просто искренность?) весело ответила:
ша.
гие исподтишка переглядывались. А Мария-Луиза де Бодрю в негодовании
встала. Вся красная, выпятив пышную грудь, так бурно вздымавшуюся от
желчного презрения, что трещал лиф, она оттолкнула стул и, ни с кем не
простясь, вышла. Температура в гостиной сразу понизилась на несколько
градусов. Аннета осталась в своем углу одна с Марселем Франком. Он пос-
мотрел на нее с насмешливой жалостью и пробормотал:
но.
она спокойно и неторопливо встала и пошла к выходу, прощаясь со всеми
холодными поклонами, на которые ей отвечали так же холодно.
высоко поднятой головой и светски бесстрастным видом, тот ни за что не
угадал бы, какая гроза бушует в ее раненом сердце. Только вернувшись до-
мой, запершись в своей комнате наедине с ребенком, она дала волю горьким
слезам. Потом, крепко прижав к себе малыша, вызывающе засмеялась.
бы Аннету в свой круг, - особенно в той среде, которую дочь архитектора
Ривьера должна была бы хорошо знать: в среде артистов, далеких от филис-
Конюшевский Владислав
Лукьяненко Сергей
Круз Андрей
Верещагин Олег
Николаев Андрей
Круз Андрей