привыкла...
надо быть на планерке. Марин, я вот все спросить хотел, а кто этот бородатый
над столом висит? Не Стендаль?
написано. И фильм путевый...
чистого белья, постелила себе на тахте, ему на кушетке, погасила ночник,
разделась и юркнула под отдающее крахмальным холодом одеяло:
на поскрипывающей кушетке, стал раздеваться в темноте.
на чистой простыне.
Николаича:
тебе, факт. И жизнь твою совместно бы выпрямили...
Только сейчас почувствовала она как устала за этот день.
что он по-своему прав".
сараев, московских переулков, машин, картин, приусадебных участков, заросших
прудов, гулких пустых музеев, сумрачных казенных коридоров, переполненных
эскалаторов, просторных помоек...
квартиру на Варсонофьевском: два иссине-белых фонаря светят в
полузашторенное окно, отражаясь в полированой крышке пианино и разбрасывая
по высокому потолку бледные тени. Балконная дверь распахнута, тюль слабо
колеблется, а за ним -- чернота.
зеленоватый свет и продолговатое лицо Марии приближается с полузакрытыми
глазами. Чувствуя нарастающее сердцебиенье, Марина долго целуется с ней,
отстраняется, чтобы перевести дыхание, и видит лицо Светы. Она быстро
притягивает Марину за плечи и целует -- жадно, неистово. Да это вовсе не
Света -- Иринка. Тонкие, прохладные губки неумело обхватывают Маринины,
язычок ищет себе подобного... нет, это Сонечкин язычок... Сонечкин... но
руки уже Кларины -- нежные, умелые руки. Они ласкают шею Марины, гладят
плечи, грудь... нет, это руки Тани Веселовской... как больно она целует,
щекоча вездесущими рыжими кудряшками... Милка... Милка сосет верхнюю губу,
ласкает пальцами уши... Зина... осторожно целует, глядя в глаза... Тоня...
прикасается прохладными губами к уголку рта и замирает... Вика. Милая...
Марина обнимает ее -- мокрую, только что выбежавшую из рижского прибоя...
поцелуй их длится вечность... но нет... это Сонечка Гликман... ласково лижет
язычком губы Марины и тут же прижимается щекой... Туськиной щекой --
бледной, с мелкими белыми волосиками... Марина целует щеку, Барбара
поворачивается к ней лицом, улыбась, берет в ладони и целует медленно, явно
позируя... носы их сходятся и Тамара убирает свой, ищет рот Марины...
Анжелика прижимается голой грудью, целует и сосет подбородок... Машутка,
постанывая, покрывает лицо быстрыми поцелуями, словно птичка клюет... Капа
целуется долго, шумно дыша через курносый нос... Маринины руки тонут в
пухлых Наташкиных плечах... Аня неумело тычется, бормоча что-то
уменьшительное, уступая место черным глазищам Тамары, но ненадолго -- Ира
смотрит испуганно, потом коротко целует и отстраняется уже
близняшкой-двойняшкой... как долго они целуются, словно пьют друг друга...
нет, это Любка, конечно же Любка. Мягкий рот ее пахнет вином... ой! Фридка
кусает губы и громко хохочет, откидываясь и мотая лохматой головой... губа
болит, но теплая тонкая рука Нины гладит ее, потом строгий рот приближается,
приближается и целует -- сдержанно и осторожно... Наташка плачет, слезливо и
капризно прося о чем-то и прикасается холодными, мокрыми от слез губами...
нет, они не мокрые, а сладкие, сладкие... Райка хохочет, жуя шоколадку и
показывая Марине коричневый язычок, да нет же, он не коричневый -- Сашенькин
язычок, он голубой от близко стоящего ночничка, он изящно скользит по таким
же голубым губкам, облизывает их, готовит к поцелую...
сокровенное и дорогое...
Сергея Николаича.
Потыкавшись в щеку, он стал искать Маринины губы.
пытаясь отвернуться, но шершавая ладонь мягко задержала щеку.
его сильно пахнущее табаком и мужчиной тело уже лежало рядом.
-- целоваться с тяжело дышащим мужиком.
рубашку, легла на спину:
тяжелый, горячий, и, целуя, сразу же вошел -- грубо, неприятно.
глаза.
выстроить всю ту же милую сердцу картину: темную бабушкину комнату, свет
фонарей в окне, колышащийся тюль, вереницу знакомых губ.
сжимали талию Марины, живот скользил по животу, а широкая грудь навалилась
плотно, без зазора.
движения и дыхания слились в монотонное чередование теплых волн:
прилив-отлив... прилив-отлив... прилив-отлив...
потолку, хрустнул выключатель лампы, но настойчивый прибой смыл все,
вытолкнув Марину во все те же бескрайние небо-море, одно из которых с
шипением накатывалось на ноги, другое -- дышало над головой теплой синевой.
затылок и шею густым запахом трав.
разбивались об ее ноги, сильно толкая в промежность, щекоча теплой пеной
бедра и колени.
как с каждой волной теплеет вода. Да и ветер, соленый, порывисто дышащий в
ухо, тоже становился горячее, шипел, путался в волосах, затекал за плечи.
принимая гениталиями толчки горячего прибоя, постанывая от удовольствия.
распустился живописным взрывом, который стремительно потянулся вверх, застыл
во всей подробной форме Спасской башни.
засвистел. И перезвон сменился мощными ударами, от которых, казалось,
расколется небо:
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Глуховский Дмитрий
Белов Вольф
Прозоров Александр
Пехов Алексей