греческого митрополита.) Феогност даже обмысливал, не перебраться ли ему в
Москву? Но предпочел - так было пристойнее - остаться во Владимире, где
как-никак располагалась кафедра митрополитов русских вот уже поболе
тридесяти лет.
с Владимиром, да и многим прочим градам русским уступала Москва, но все
же... В таком духе, мысля не обидеть собеседника, ответствовал Феогност
Алексию на прямой вопрос того, что он мыслит о храмах Москвы. (Калита
совсем задвинулся в тень, когда речь зашла об этом, и только ждал, что же
возразит митрополиту крестник.) Алексий чуть качнул головой, глянул
Феогносту прямо в глаза. Колюче - не навык еще или намеренно пренебрег
словесным вежеством - не сказал, брякнул:
Тако хощеши ты сказати, отче? Так! Почто прямо не рещи о том! Так и паки
так! - Калита приподнял было руку, не то защищаясь, не то останавливая
Алексия, и смолчал. Феогност, тот поглядел удивленно, раскрыл было рот
мягко возразить, но Алексий не дал ему молвить, голос его окреп, румянец
проступил на щеках:
возведены, не возведены - возникли! С тою же почти скоростию, с коей рубят
у нас хоромы древяные после пожаров и воинского раззору! Я чел в
хронографии Пселловой, - сказал он с запинкой, с тем юным смущением,
которое часто постигает русского человека, вынужденного признаваться в
своих познаниях, - житие кесаря Константина, супруга императрицы Зои,
коему ипат философов, Пселл, ставит в особый упрек драгое
храмоздательство: воздвижение и паки разрушение и вновь созидание в
прекраснейшем и величайшем облике храма святого Георгия... Даже и в сем
святом деле не была потребна суетность! Даже и тут достоит воспомнить
завет Господень: <довлеет дневи злоба его> и <не заботьтесь, живите, яко
птицы небесные>... То есть и заботно, и домовито, яко же и сии вьют гнезда
и птенцов прилежно вскормят и воспитают, но незаботно, не погружаясь
полностию в суету забот, оставляя главнейшее в себе Богу. Не быть рабами
вещей созидаемых! Заботить себя, но не утопать в заботах! И вот зри: храмы
сии - это путь, а не конечный предел, не последнее, что возможет создать и
произвесть наш народ. Да, малы, но бегучи, и горе устремленны, и слиты с
бескрайнюстью окоема земли и небес! Зри! Означена площадь, и вырастут
новые храмы окрест, роскошнейшие и огромнейшие нынешних, и такожде не
станут пределом, а будут воспарять, намекать, ознаменовывать... Зри и в
иных градах такожде! Просторны и в простор устремляемы, и за любою
крохотною часовнею окоем безмерной широты указует зодчий ее! Русское
храмоздательство ныне не суетно, это поприще, путь, а не конечная
пристань. Оно отворяет врата совершенствованию, словно бы глаголет: <Да!
Есть силы на иное, дражайшее! Есть силы подвигу, движению вдаль и
отречению от злобы сего дня и от забот суедневных!>
отмотнул головою, повторив неотступно:
оставлять место движению, дабы возможно было свершить и набольшее! Но и
предельное для сил человеческих доступно, ежели не суетно и не в себя
самое обращено усилие, как пишет о том Пселл в хронографии своей. И София
свершена - хоть и не зрел, но, по словам очевидцев и гласу мудрых, сужу о
том - не всуе, не в себе, не суедневной красы ради, но обращена к
безмерности божией, ради духа и в духе устремлена и парит в аере света!
Всякое самоцельное земное бытие и самоцельное действование - богатств ли
стяжание, произведение ли плодов земных преизобильное - лишь затем, дабы
паки и паки воспроизводить, все увеличивая, создавая заводы многие, все
новые и большие прежних, - но не овеянное духом, но не осмысленное высшею
целью, тленно и временно, и непреложно сокрушит себя, и даже само
производство и само изобилие созданное изничтожит, ибо безмысленно, а
потому безлепо и гибельно суть!
Поглядел чуть смущенно и мягко, словно бы извиняясь за излишнюю
горячность, и заключил негромко:
задавлены духом, имеяше хотение и волю к подвигу, а посему многое возможем
свершить в череде веков грядущих!
обиделся. Думал. Неспешно склонил голову, как бы утверждая сказанное.
После зорко оглядел Алексия.
заинтересованно, и Иван вновь как бы исчез, как бы слился с полутьмой
скудно освещенного покоя.
одолению церкви православной, и потому токмо на нас ныне надежда веры в
русской земле! - строго ответил Алексий.
воззвал: <Господи, сотвори так, чтобы он греку сему по нраву пришел! На
сей малой нити зиждет ныне судьба земли моея!>
управляя заводами монастырскими, явил ты себя, сыне, зело рачительным и
немалую успешливость оказал?
рачителен был и успешлив в многоразличных заводах, начиная от стад
скотинных и кончая книжным делом и зодчеством храмовым. Неволею усвоил и я
сию мирскую мудрость... Но и то скажу! Для успешного ведения дел мирских
паки надлежит не погружать себя в них всецело. Отстояние, духовная высота
и здесь потребны сугубо и сугубую пользу приносят! Мню так, ибо не пораз
убеждался в этом. Мню, даже и гости торговые, что всю жисть свою ведают
един товар и куплю и продажу оного, много успешливее в делах своих, егда
мыслят не об одной лишь пользе суедневной, но и о благе духовном! Шире,
крупнее мыслями, щедрее и взыскательней к людям, видят глубинное и главное
за суетою дня, не страшат утерять сегодня малую мзду, егда грядет
послезавтра большая и множайшая, а скончая живот свой, не скупо дарят
церкви божии, вдов и сирот призревая, нагих одевая, насыщая голодных и
напояя жаждущих, и тем великую пользу приносят Господу и народу своему.
темного угла:
Алексий, сидящий зде, по прошению моему, и оказал в сем деле мирском, но
потребном Господу тщание великое и талан немалый!
взглядом озрел младого мниха, который определенно начинал нравиться ему, и
подумал: <А почему бы и нет? Возможет и большее!> То, что без местных,
выросших здесь, исхитренных в нравах и навычаях своей земли помощников ему
не обойтись Феогност знал с самого начала и сейчас уже без прежнего
внутреннего протеста ко всему, о чем просил московит, воспринял эту новую
подсказку князя Ивана. В самом деле, а почему бы и нет?
медленно начинает движение тяжкий камень, стронутый водомоем с места
своего, или рудовое бревно, поддавшееся наконец усилию плотника, или осыпь
песка, или лавина тающего снега над оврагом, что сперва начинает неспешно,
чуть заметно глазу, оседать, а потом уже с гулом и грохотом рушит в провал
беснующей вешней воды, - так зачала поворачивать судьба Алексия к тому
слепительному и многотрудному пути, по коему было назначено ему идти
Господом в небесах, а на земле - крестным отцом, московским князем Иваном.
была от роду четырнадцати лет, с белыми, как лен, волосами, крепкая,
статная, <приятная зраком>, как доносили послы, именем Айгуста. Крестить
ее порешили на Москве, разом и крестить и венчать, и даже заранее
подобрали новое православное имя: Настасья.
одно понимая: брак этот был нужен, дабы спасти судьбу княжества, а раз
так, он должен, обязан во что бы то ни стало полюбить чужую литовскую
девушку, которую вот-вот привезут к нему на Москву. Полюбить, какая бы она
ни была собою.
Кормить собирались всю Москву. Из деревень везли примороженные говяжьи
туши, сыры, кади с маслом, битую птицу, дичину и медвежатину. Бочки с
сиговиной и щучиной, норвежскую сельдь, шехонских вялых осетров, связки
сушеной и вяленой рыбы доставляли торговые гости и княжьи осетрники из
ближних и дальних земель. Студень готовили в котлах, на варку пива ушли
все княжеские запасы солода, лагуны и бочонки с густой янтарно-коричневой
хмелевой жижей выстаивались по погребам, ожидая своего часа. Греческое и
фряжское красное вино; стоялый мед - без счета и меры; сорок разноличных
квасов в сотнях бочек, привезенных из дальних дворов; редкие кушанья и
специи иноземные - перец, шафран и имбирь, грецкие и волошские орехи, изюм
и пуга; бочонки береженого уксуса, горчицы, соленых и сушеных трав;
вареные в меду ягоды; соленые и сушеные грибы - все пошло в дело.
Готовились пироги с вязигою и осетрьими пупками, блины с икрой, расстегаи
и кулебяки, печеные лебеди и павлины - как есть, в перьях, с вытянутыми и
выгнутыми на серебряных проволоках шеями, - целиком запеченные кабаны и
печатные медовые пряники, каши простые и сорочинские, кисели, варенья,
печенья, закуски и сласти... Каких только ед и питий не наготовил великий
князь!