Черно-синими обреченными глазами оглядел прощально тверские верха и кровли
в радостном молодом снегу, обнял брата, тряхнул головою и поворотил коня.
Тронулся поезд, заскрипели возы, колыхаясь на еще не отвердевшей после
осенних дождей и распутиц дороге; с дробным звончатым перебором стремян,
оружия и наборной сбруи тронулась дружина, вытягиваясь вослед своему
князю, вытягиваясь, уменьшаясь в запорошенных белым полях, в темных
островах леса, где еще горели последние, не облетевшие под осенними
ветрами, пронзительно яркие на белом снегу желтые свечи берез.
зараньше в Орду. И вести не радовали. Дмитрий кутался в соболий опашень,
молчал. Бояре робели заговаривать со своим князем. Он казался сейчас
старше, много старше своих неполных двадцати шести лет. Он знал одно:
должно добиться, чтобы Юрий разделил участь Кавгадыя. Должно уничтожить
зло. Он не чаял встретиться с Юрием в Орде и тем паче не предполагал, что
встреча эта произойдет очень скоро.
представиться Узбеку. Ничего, однако, нельзя было ни узнать, ни понять,
глядючи на это золототронное изваяние, на недвижных жен и вельмож,
произнося при этом уставные славословия хану (на Руси, да и в прочих
странах, его давно уже называли цесарем или царем) и выслушивая в ответ
уставные, ни о чем не говорящие приветствия.
объезжать и обходить вельмож, выслушивать соглядатаев, вызнавать, кто и
что думает, раздавать бесчисленные подарки... Да хотя бы гибель Кончаки
интересует их хоть сколько-нибудь? Ведь из-за этой именно смерти они
погубили его отца! И что с Юрием? Где он?!
хана) и столкнулся с Дмитрием нос к носу прямо у зимнего ханского дворца.
ездить полагалось одним татарским вельможам) и шагал по широкой оснеженной
и утоптанной конскими копытами площади, обметая снег долгими полами
распахнутого вотола. Он не понял сперва, кто перед ним, а поняв - круто
остоялся, даже слегка подавшись назад. Рыжекудрый Юрий шел ему встречу,
улыбающийся, довольный. Явно он вновь был наверху, и в силе, и в чести у
хана. <Неужели уйдет! Уйдет от расплаты еще раз?!> - захолонуло у Дмитрия
в сердце. И наглая, снисходительная улыбка Юрия сказала ему еще издали:
да, уйдет! Уже ушел! Ушел, заплатив головой Кавгадыя...
тверскому сородичу своему, кивал, как заговорщик, объегоривший приятеля и
приглашающий теперь выпить на мировую. У Дмитрия потемнело в глазах, и он
вырвал клинок...
распластанное тело Юрия, на расплывающийся, съедающий снег, темный, с
красною серединой сырой круг, ширившийся перед ним. Приметил дрогнувшую
длань врага и испугался - неужели не до смерти? Но Юрий был уже мертв.
Только последняя дрожь, затихая, прошла по телу и подкорчила пальцы
выброшенной вперед правой руки.
хотелось бросать клинок, даваться в руки татар! Врубиться, пасть с
оружием! Но за ним была Тверь, и была страна, которую он теперь мог
оберечь только послушной гибелью на суде ордынского хана. Он едва разжал
сведенные судорогой пальцы. Сабля упала на снег. Татары уже подбегали к
нему.
зимним степным дорогам, сквозь бураны и вьюги, но уже смятенная и оробелая
Москва, как-то враз узнавшая об убийстве Юрия, прихлынула в кремник. Когда
Иван шел через площадь от княжеских хором к своему терему (подумалось еще:
<На днях надо перебираться в батюшковы покои!), по сторонам уже стояли,
заглядывали ему в лицо. Подбегавшие, тяжело дыша, мяли шапки в руках -
один остался Данилович на Москве, Иван, тут и спору нету! А как с
тверичами теперича?! Они ить и ратью пойдут, замогут! За Михайлу в обиде,
почитай, вся земля, не стало бы худа нам-то! Заглядывали в глаза,
по-новому озирая тихого своего княжича. Прошать - боялись. Уже господин
полный, хоть и не ставлен еще. Да и Иван не давал повады. Шел неспешно, не
глядя на густеющий народ, что торопливо расступался перед ним, давая
дорогу.
ему, строго глядя в костистое лицо старика:
покойному мне ведома. Надеюсь на таковое же твое и ко мне прилежание!
склонил сивую голову, договорил:
иному после тебя тысяцкое не отдам, токмо сыну твоему Василью!
дрогнули и раздвинулись щеки:
как при батюшке твоем... - не договорил, вышел, махнув рукой.
терему (строил когда - не хотел явно величаться перед братом) и
прикидывал, кого из братних бояр надо и можно привлечь к себе, кого из
переяславских перезвать на Москву (Терентия Мишинича с сынами
беспременно!), а кого из Юрьевых возлюбленников и пристрожить, дабы не
величались очень.
узнают?! Часу ить не прошло!) С новым чувством вступал он сейчас в свой
дом. Доселе се был тихий приют, от тревог и забот прибежище. Жена, дети...
Старшему, С°ме, девять (нравный, крутой), потом Тина (Феотинья, так-то
назвать!), Маша и Дуня. Вс° девочки. И еще был паренек, Данилушка, тот
помер, как родился, четыре года тому назад. В честь отца назвали... И у
Протасья сын Данило, и тоже погиб, хоть уже и в немалых годах... Не нать
было по батюшке называть! Святой он, к себе и прибрал внучонка-то! А
хочется еще паренька, хоть одного, да и двух не мешало бы. Недаром и
пословица молвит: один сын - не сын, два сына - полсына, три сына - полный
сын! И Олена - как она теперь? Доселе была в пару ему: тиха, заботна,
домостроительна, а вот княгинею - заможет ли? С има ведь и норов нужен!
Вздохнул, скинул опашень в руки слуге, поднялся по ступеням.
Ткнулась, всхлипнула.
Всенародно, конечно, этого не скажешь. Да что - всенародно! Жене не
сказать! Молвил:
страхом:
и углубились. <Заможет!> - подумал Иван.
ноздри, серебряным звоном отозвались узорчатые подвески высокого
повойника. Пошла перед ним, все так же вскинув голову, гоголем поплыла,
сама, вместо придверника, отворяя мужу двери. <Заможет!> - еще раз, уже
успокоенно, подумал Иван.
сдерживая радостную улыбку, спросил:
смеяться грех! А самому невольно подумалось тут же: <Ну, а ежели... И
этому вот сыну моему, в его черед, володеть... Заможет ли?> И, мгновение
поколебавшись, ответил: <Заможет!> Только бы ему подрасти успеть при отце!
Москву!
самонужнейшего не содеял? Протасий... дружина... Коломну тоже нать послать
постеречь! Еленина родня восхощет мест великих. Не дам. Но и обижать не
след... Да, нужен Петр! И паки, и паки - он же! И вот что: в Тверь, Ивану
Акинфичу и Андрею Кобыле, обоим послания. Как тогда, под Москвой... И,
конечно, тотчас - послов и дары к хану. Кого послать? Тут очень и очень
надо не ошибиться! Дмитрий, бают, схвачен... Кому же отдаст Узбек ярлык на
великое княжение владимирское? Неужто мне? Быть может, надо просить? Нет,
как раз и не надо просить! Не добиваться и не искать стола под Дмитрием!
Это вернее. Просить, искать, требовать надобно только одного:
справедливости и справедливого суда, наказания за самовольное убийство
Юрия, за неуважение, выказанное этим тверичами хану Узбеку. Только это
одно. И дары. И - ждать. Ждать он как раз умеет, выучился. Спасибо Юрию!